Союз российских писателей

О Пушкине

Жара. Июнь. И сумасбродство красок,

И жизни мимолётное кино,

А мы идём всегда к нему без масок,

Ведь жить в веках  не каждому дано.

Как  исповедь, исторгнутые строки,

И мир, что распокрытое окно,

Врываются в поэзию пророки,

Но лишь ему быть первым суждено.

А Пушкин всё бредёт по мирозданью,

И с масок уж давно слетела пыль…

Клубочек мыслей тянется к познанью,

Ведь Пушкин - он к России поводырь !

В  ПИТЕР

            -1-

Я уеду в подлунный Питер. 

Буду белыми бредить ночами.

Я надену нарядный свитер,

С чуть приспущенными плечами.

Я мосты разведу рукою,

А вернее - лишь полувзмахом.

И останусь грустить с Невою,

С кораблём под Андреевским флагом.

Память ранит больнее бритвы…

Мне корабль о былом расскажет.

Я шепчу про себя молитвы.

Их волна в узелки завяжет.

На платке нежной ночи белой

Вышиваю узор стихами.

Буду жить с обречённой верой

И с надеждой, что встречусь с Вами.

Сфинксы, Зимний, и Ангел кроткий,

Вы - свидетели моих странствий.

Белой ночи покой короткий,

Я - изменчива в постоянстве.

В полдень вздрогнет от пушки Питер,

Как-то зябко пожав плечами.

Я отдам ему сонный свитер,

Чтобы помнил меня ночами.

           -2-

 Я в предвкушении    встречи, город,

 С неспешным проблеском    Невы.

 Исакий, преподнявши ворот

 Своих колонн. Пусть не новы

 Старинных елей опахала,

 Ветвей ажурные платки.

 Луна в них видно отдыхала,

 И ночи были коротки.

 Адмиралтейства шпиль нанижет

 На вертел свой громаду туч.

 И Пётр велик и неподвижен,

Сквозит меж пальцев редкий луч.

И охраняет город ангел,

Расправив крылья высоко.

Сметаются чины и ранги,

И так вздохнётся глубоко.

От пушкинского озаренья

Ты, город, в гордости своей

Будь, как России прославленье,

Ведь ангел твой парит над ней!                                          

            -3-

 Льёт дождь. И на душе туманно.

Бежит народ, укутавшись в плащи.

А городу, наверное, фонтанно,

И потому на город не ворчи.

Он сам такой, с водой в переплетении,

Где праздный луч горяч, но очень скуп.

И я сижу вся в пледе из сомнений,

Под бормотанье водосточных труб.

           -4-

Засыпаю, и путаются мысли…

              Улицы, улицы, деревья, иней.

Петербург – синий.

               Сахарные пряники домов –

На вьюжной пирушке.

                Конфетные фантики снов –

В деревянной кружке.

Слепит маскарадная блажь –

                         балы.

И кружатся в танце немом

                           залы.

Дверей лебединый полет –

                          ввысь.

А мысли по комнатам разбрелись.

-5-

Её неспешно целовал он пальцы,

Как будто время повернуло вспять.

И стрелки - неуёмные скитальцы

Вдруг разучились по свету блуждать.

Ей было слёзно, а ему небесно,

Читал стихи, листая встреч альбом.

И чувству было нестерпимо тесно

Шагать меж стрелок, где времён разлом.

 -6-

Мне от чего - то захотелось

Пустынных, гулких площадей.

И мостовой окаменелость

В шагах отринутых людей.

И в этом мраке и безлюдье

Ушедших споров тишина.

Как одиночество на блюде,

Луна светилась из окна.

Сквозь этот свет и расстоянье

В намёки тени, как с холста,

Я одевалась в ликованье

Уснувших улиц и моста.

И площадей многоголосье

Слилось в воронку тишины,

И шпилей старых остроносье

Вонзалось в трепетность луны.

И на душе тревожно, странно,

Как от предчувствия дождя…

На площади, под шум фонтана,

Забыли время уходя.

***

 Когда приходит пониманье,

 Что все не так и все не то,

 В чужое  спрячешься  вниманье,

 Как в простодушное пальто.

 И, видя в незнакомом взгляде

 Иной реальности секрет,

  Ты прикасаешься к помаде,

 Хранящей прежний  силуэт.

 Есть в зазеркальном отраженьи,

 На перекрестке двух орбит

 Другого взгляда притяженье,

 Но и оно не защитит.

***

 Так безвозвратно  дым  струится,

 А солнце глянцем сквозь него

 Красуется и золотится,

 Касаясь взора моего.

Но странно:  только дым растает,

 Глядишь -  и нет следа  лучей

 Так незаметно исчезает

 Едва пробившиеся ручей.

 Так свет вовек играет тьмою

 Как неразлучны  инь и янь

 Так я напоена тобою

  Шагнув за легкой дымки грань

***

Увядающий запах костра,

И дождинки из пагубных грёз.

Я луны величавой сестра

И хранитель нейлоновых слёз.

И проста, и, как мир не нова

Эта песня, беседка и дождь.

Жизнь жестка, и всё же права.

Дымом канет красивая ложь.

И останется эхом в душе

Дождь-философ, что сад сторожит.

И уже на ином вираже

Лучик света коснётся ланит.

***

Август. Сочный запах дыни.

Дни на убыль. И отныне

Дева-осень с рыжей гривой

На бульвар наш молчаливый

Опускает ветра шаль.

Терпкий привкус лета жаль.

Но далёко, в подсознанье,

Там, в прошедшем ожиданье,

Сны качались на волнах…

Жаль, что август на губах.

***

Закат меня приворожил.

Он, как шаман, кружил по небу.

Из облаков, их лёгких жил

Творил он быль, а может, небыль.

И в эту тайну волшебства

Вплетались косы ив дремавших.

Реки степенной рукава

Нас обнимали, заплутавших.

В закате заблудились мы,

И не хотелось возвращаться.

Над миром вечной кутерьмы

Нам посчастливилось подняться.

Что напророчил нам шаман

В закатных сумерках покоя?

Возможно, сотканный роман

Из нитей заспанного зноя.

Весна.

Деревьев ветви - струны на закате.

Я вижу их тончайшее звучанье.

Так зримо этих звуков очертанье,

Что забываешь о былой утрате.

Да что людские горести и страсти...

Зимы уход болезненно-протяжен,

Да в сущности и он не так уж важен,

Когда душа уже в весенней власти.

Когда уже звучат иные трели,

И птичий гомон полон вдохновенья,

И ветви в ожиданье возрожденья

Сливаются с мелодией капели.

***

Над пропастью измученной дороги

Летит моя уставшая душа.

И в алые небесные чертоги

Луна восходит, тайною дыша.

Я в лунное лицо хочу всмотреться

Не потому, что знаю наперед,

Когда моё обласканное сердце

К тебе волной прибрежной приплывет.

Не потому, что с многими другими

Ты был на  «ты» сознанью вопреки.

А потому, что с нервами нагими

Я жду твои беззвучные звонки.

Мне кажется, луна о чем-то знает,

Но слишком  упоительно молчит.

И от того душа моя летает

Над пропастью асфальтовых орбит.

***

Наши души из бездны восстали.

И уже по манящему кругу

Наши жизни, столкнувшись едва ли,

Устремились в созвездье друг к другу.

И теперь мы живем неделимо.

Наши мысли в букете созвучий.

Где - то рядом, но все же незримо,

Обитает негласный попутчик.

Он следит, чтобы мы не посмели

Распылиться на вязкую ссору,

Чтоб друг друга измучить сумели

Лишь любовью к земному простору.

Что земля! Нам и этого мало!

Через сорные десятилетья

Мне улыбки твоей не хватало,

Чтоб её возвести в ранг бессмертья. 

* * *

Ты присудил мне титул «гениальность».

Но мысли мои были далеко.

Вокруг меня распятая реальность

Вся уложилась в маленький альбом.

Листая отпечатки тех событий,

Что на душе оставили свой след,

Я сторонилась дремлющих наитий,

Которые  шептали мне совет.

А лица, лица без конца мелькали,

И поезд жизни уносился вдаль.

Вы не меня, конечно, обнимали,

А гениальность, снявшую вуаль.

* * *

Я чувствую, я знаю наперёд,

Что ты коротким смехом рассмеёшься.

И на бессилье слов не отзовёшься,

Вновь дел моих переломив черёд.

Начнёшь свою игру.  В  сюжета  нить

Вплетёшь мою печаль и мой покой.

И стану я  прирученной такой,

Чтоб мёд любви из рук твоих испить.

Порой саму себя не узнаю.

Кто я такая? И зачем скитаясь,

Я в сны твои вошла ,преображаясь,

Звездой склонившись, к мудрому ручью?

По камушкам – годам спешит поток…

Чем ближе я, тем он зачем – то дальше.

Но наш сюжет лишён правдивой фальши.

И только вечность - буквой между строк.

* * *

Донские степи - дышится легко!

Колосья хлеба, млеющие пашни.

И слаще мёда в крынке молоко,

В нём тихо уплывает день вчерашний.

Как охватить душою эту ширь?

Как приподняться над бездонной гладью?

Ответит ветер - лёгкий поводырь, 

Играющий с отбившеюся прядью.  

Один лишь он крылом обнимет край,

И справится с волною в устье Дона.

И будет сниться своенравный рай

Донских степей да праведного звона.

* * *

Я не боюсь отвергнутых идей-

В них истина зерном молчит до срока.

Я не страшусь отринутых людей,

Живущих  с неизбывной верой в Бога.

Мне не темно, когда погасят свет,

Ведь свет добра, как не гаси - не гаснет.

Я ухожу в шекспировский сонет,

Который  совершенством сердце дразнит.

Не страшно мне, когда гремит гроза,

И ветер разрывает плащ природы.

Спокойно мне,  когда бежит слеза

С души свечи  и мёд смакует соты.

Мне радостно, когда горит камин,

И в пламени сгорают сожаленья.

Я понимаю – этот мир един

Для высшего, святого вдохновенья.

Мне хорошо, когда ласкает дождь

Последний миг осеннего унынья.

И потому мне память не тревожь

Надрывной нотой зимнего бессилья.

СТАРЫЕ ДОМА

Разулись старые дома

И босиком бегут по лужам.

Замок дверной совсем простужен,

Щелей - морщинок просто тьма.

Куда бегут, зачем под дождь

Они собрались неуклюже?

И кляксами расплылись лужи,

И не унять им лестниц дрожь.

Я подарю им зонтик свой.

Пусть не страшит их непогода.

Ушла изменчивая мода,

Дома сменили облик свой.

А эти, ветхие, тайком

Под зонтик сгрудились, вздыхая.

И кошкою, под звон трамвая,

Уходит время босиком.

***

По ниточке словесных наваждений,

Едва дыша, держась за пустоту

Я шла по одиночеству ступеней,

Что спали на простуженном мосту.

Я понимала - ниточка непрочна,

И держится уже едва – едва.

И потому изменчивость порочна,

Что постоянством рядится сперва.

Ну а потом, тогда, когда без меры,

Без  удержу, из всех последних сил

Ты собираешь крохи скорбной веры

Лишь для того, чтобы Господь простил.

Лишь для того, чтоб сохранить остатки

Любви, надежды, веры и родства,

На бархате судьбы намечу складки,

Но наживлю на ниточку сперва.

ПТИЦА   МЛЕЧНАЯ

В отпущенных грехах, как  в  одеянье,

Я спрячусь от твоих зовущих глаз.

В моём незавершённом  покаянье

Нет ничего, чтоб  было на показ.

Так хорошо, когда сидишь хмелея

От тишины в преддверье перемен.

И краски дня от суеты слабея

Сдаются ночи в долгожданный плен.

Душа парит в полёте птицы млечной

Сама не знаю: плакать или петь.

Твой взгляд за гранью жизни бесконечной

Манит к вершинам творчества лететь.

СТАЛИНГРАДСКИЙ   БЕТХОВЕН

Солидно снег сегодня шел,

И хлопья падали в звучанье

Минувшего. И тот котёл,

В котором звук – лишь содроганье

Агонии былой войны.

Меня вернули хлопья эти

Туда, где исповедь вины

Не обозначилась в анкете

Простых солдат. А снег играл

По стертым лицам, как по нотам.

Открылся мне последний бал,

Где гости все – по эшафотам,

Сидят и празднуют провал,

А снег ужасное  шептал.

Звучал Бетховен в Сталинграде,

Но не в концертном зале, нет.

Не нужно покупать билет,

Когда рояль на снегопаде.

И обмороженные души

Сидели прямо на снегу,

На нашем дальнем берегу,

В кольце у Волги. Стали глуше

Снарядов вой и плач огня,

Когда, несбывшемся маня,

Звучала "Лунная соната".

В глазах немецкого солдата

Стояли слёзы. Пианист играл

Так вдохновенно, безутешно…

Все знали: горе неизбежно

И недалёк уже провал.

Рояль рыдал, рояль просил

Собраться из последних сил

И выжить. Глупо убивать

Самих себя. Им не понять,

Всем, затевающим войну,

Что защищать свою страну

Возможно на своей земле.

Сердца от горечи в золе.

Как поздно истина пришла!

Война. Кому она нужна,

Когда и дети, и семья

Покинуты. И гибнет твердь

Всей веры. Рядом бродит смерть

С обезображенным лицом.

Они окружены кольцом.

Звучит рояль последний раз…

Его из дома кто-то спас.

Они спасутся или нет?

Но только стоны пуль в ответ.

И вот опять играет снег.

И я одна на снегопаде.

На искалеченном параде

Отмаршевал   двадцатый век.

РОДИНА

О, Родина! Как много и как мало

Вмещаешь ты в величии своем.

И где, скажи,  берешь свое начало,

Быть может в крае,  где родимый дом?

Быть может, в сердце матери душевном,

В котором наша  жизнь,  как на листе.

И в нашем чувстве терпком, суеверном,

Чтоб не забыть о главном в суете.

А что на свете может быть главнее,

Улыбки солнца, голоса ручья.

Что ближе есть, и может быть ценнее,

Чем знать ты - наша, вовсе не ничья!

Все, что на свете Родиной зовется:

Березы непослушная коса,

И песня, что непринужденно льется,

И древние святые образа.

И все, что есть земного, дорого

И  близкого -  все под твоим крылом.

И обрело значение  родного,

Да будет так,  покуда  мы живем!