Союз российских писателей

Татьяна Славина

ПЛЕНЕННАЯ ТЬМОЙ

Книга 2 трилогии ЧЕРНЫЙ ДАР

ПЛЕНЕННАЯ ТЬМОЙ

ГЛАВА 1.

 На рассвете в окошко бабки Поветихи постучали. Стук был совсем негромкий, но чутко спавшая знахарка тут же подняла голову. Дед Сучок мирно похрапывал на лавке в углу, кошка свернулась у него в ногах.

      - Померещилось что ли?- бабка хотела, было, лечь снова, но, посмотрев на едва серевшее окошко, раздумала.

      - Хватит зоревать, скоро коров доить. Старая стала, пока-то со своей Пеструхой, да с Поляниной Зорькой управлюсь! Оглянуться не успеешь, а уж в стадо выгонять надо.

      Бабка сунула ноги в короткие валенцы, с которыми она по старости не расставалась и в летнюю пору. И тут снова раздался осторожный стук в окно.

      - А и впрямь стучит кто-то. Неужто Светана рожать надумала? Нет, не похоже, что это ее мужик за повитухой пришел. Он у нее горячий, сейчас бы уже пол-избы разворотил, не то, чтобы в окошко скрестись.     

   Поветиха, кряхтя и охая, прошаркала к двери, разминая ноги.

      - Ну, кого это в такую рань принесло?

      - Это мы, бабушка, - Поляна и Яся.

      - Ох-ти! Неужто вернулись?

   Бабка кинулась, было, отпирать засов, да остановилась. Раньше в деревне про запоры-то никто и не знал, не от кого было двери запирать. Но в последнее время столько всего приключилось, что люди стали собственной тени бояться. А уж дом открыть чужаку – это и вовсе невиданное дело.

      - Бабушка, ну отвори же!

      - Голос, вроде, Ясин,- старуха прильнула глазом к щелке в двери,- но поостеречься не мешает. А ну-ка кто прикинулся, чтобы старую обмануть, из избы выманить? Сколько раз уже на волосок от смерти была. И все этот Чужак, все напасти от него.

   В неверном утреннем свете бабка все же рассмотрела две женские фигуры. Но за ними стояли еще и две мужские! Поветиха в изнеможении опустилась на пол у порога, обливаясь холодным потом.

   «Все, настал мой час! Не зря Чужак грозился ноги повыдергать, если я не перестану людям помогать. А как не помогать-то, коли в том нужда есть? Не Чужак же у Светаны роды принимать будет!»   Бабка скосила глаза на мужа: не защитит ли? Нет, Сучок даже не проснулся, да и какой из него защитник – старый совсем уже.

   А за дверью настойчиво упрашивали:

      - Бабулечка, чего же ты боишься? Разве не видишь, мы это: я и мама.

      - Она, верно, нас остерегается.

   Голос-то знакомый! Неужто Славень?

   Поветиха, превозмогая слабость в ногах, встала и вновь прильнула к щелке. Черный капюшон скрывал половину лица мужчины, но вот он откинул его назад.

      - Славень!- Поветиха глазам своим не верила. Руки сами собой потянулись к засову.

      - Ахти, гость наш дорогой! Где ж тебя, горемычного, десять лет носило? Почто жену с дочкой-то оставил, на одиночество обрек?

      - Тише, тише, бабулечка,- Славень шагнул через порог и стиснул старуху в объятия, – не то всю деревню разбудишь. А мне пока на люди показываться не стоит. Да и Поляне с Ясей осмотреться надо. Вот разве что Зариму прятать не будем,- Славень указал на черноокую красавицу, робко поглядывающую на Поветиху из-под покрывала.

      - А про меня опять забыли!- пробурчал домовой Шустрик, запамятовав, что он невидим для посторонних. – Хоть бы здешнему домовому представили, а то он на меня горшок со щами опрокинет – пропадет продукт.

   Шустрик принюхался к витающему в избе запаху вчерашних щей, и в животе у него заурчало. Поветиха, выбравшись из объятий кузнеца, стрельнула глазом на застывшего рядом с Ясей незнакомого парня.

      - А это еще кто?

      - А это – муж мой, бабушка!- Яся счастливо улыбнулась. – Зовут Атеем.

      - Больше никого не привели?- старуха пошарила глазами по двору, на мгновение забыв о гостеприимстве.

      - Не привели, бабушка, это – все!- засмеялась Поляна, обнимая старуху.

      - Как это – все!- возмущенно засопел Шустрик. – Я что, пустое место?

   …Поляна обняла корову за шею и нежно погладила ее по теплому носу.

      - Зоренька, красавица моя! Соскучилась по хозяйке?

   Зорька покосилась на нее лиловым глазом, шумно вдохнула знакомый запах и привычным движением подставила шею: чеши! Это была любимая ласка коровы и одновременно знак ее полного доверия.

   Поляна почесала Зорьке шею, подкинула в ясли сена и принялась доить. Какое блаженство – снова услышать звуки молочных струй! Сытные вздохи жующей жвачку коровы, щебет воробьев под стрехой, дальний зов пастушьего рожка: все такие родные звуки легкой дрожью отдавались в сердце женщины. Ни о чем другом не хотелось думать. Поляна всеми силами старалась заглушить тревожный гул колокола, которым встретила их Самозвонная роща. Березы мирно шелестели на ветру, а колокол стонал: «Беда! Беда!» Этот стон слышали все: Славень и Атей, Яся и Зарима. Даже домовой Шустрик.

   В сердце Поляны колокольный звон отдавался тревогой и страхом. Она сразу вспомнила рассказы старой цыганки Зельфы о том, как пробуждается в березовой роще невидимый колокол, предупреждая о беде, грозящей людям.

      - О чем задумалась, доченька?- Поветиха ласково взглянула на Поляну из-за Пеструхи, которую заканчивала доить.

      - Да так, бабушка, столько всего пережить пришлось за последнее время. Я тебе после обо всем расскажу. А вот как у нас в деревне, все ли ладно?

      - Какое там ладно! – старуха тяжело вздохнула.- Еще до твоего ухода все наперекосяк стало, помнишь, поди. А как ты ушла – и вовсе все перевернулось с ног на голову. Веришь ли, из дома боязно выходить.

      - Это отчего же, разбойники озоруют, что ли?

      - Тут свои, деревенские, хуже разбойников стали. А все – Чужак. От него все зло. Он и мужиков наших испортил.

      - Как это?

      - А так. У него в огороде не репа, да капуста растут, а мак, да конопля. Он из них зелье делает, да мужиков и угощает. А те и рады одурманиться. Дела забросили, рожь не сеяли, коров – и тех бабы пасут. У плетней лебеда выше пояса – никто косу в руки не берет. Сена не заготовили вдоволь: много ли бабы с ребятишками накосят! Как скотина зимовать будет – ума не приложу?

      - Ну, а бабы, бабы-то куда смотрят? Неужели на мужиков своих управы не найдут?

      - Сначала ругались, иные даже отлучали своих любезных сама знаешь, от чего. Не помогло. Теперь, смотрю, и бабенки некоторые в хату к Чужаку шастать стали. Совсем стыд потеряли!

      - А что же старики? Разве они не видят этого безобразия? Почему слово свое не скажут?

      - Нету стариков, повымерли все. Один за другим, словно кто мор на них наслал. Одна я осталась, да Сучок мой. И то Чужак стращает, грозится ноги повыдергать, коли людям помогать не перестану.

   Бабка опасливо покосилась на дверь сараюшки и перешла на шепот.

      - Про тебя сколько раз спрашивал, не вернулась ли. Как сбежали вы с Ясей, он седмицу мрачнее тучи ходил, погоню снарядил, да все напрасно. Ты его остерегись, дочка, как бы он тебе не напакостил.

      - У меня теперь защитник есть,- светло улыбнулась Поляна.- И у дочки – тоже.

      - Ну-ну,- Поветиха вытерла руки о передник и подхватила подойник.- Поживем – увидим.

ГЛАВА 2 .

   Поляна хозяйским взглядом окинула свое подворье. За те несколько месяцев, что их не было дома, тут мало что изменилось. Разве что двор зарос муравой, да на огороде лебеда вымахала в пояс.

      - И Серок нас не встречает, мама!- Яся словно подслушала мысли Поляны.

   Славень хмуро глядел на дом, в котором столько раз бывал в мечтах, и пытался скрыть бушующие в душе чувства. Вот он, дом - почерневший от дождей за десять лет, с рассохшимися на солнце ступенями крыльца, с крышей, уже покрытой там и сям золотистыми пятнами лишайника. Неужели вот сейчас он переступит порог, который уже и не надеялся никогда переступить. Порог, за которым он оставил свое счастье? Возможно ли обрести это счастье вновь?

      - Ну, и долго вы собираетесь топтаться перед избушкой?- Шустрик нетерпеливо толкнул приятеля в бок, выводя его из оцепенения. – Не понимаю, как можно было бросить великолепный замок ради этой хибарки? К тому же там уже есть домовой, так что быть мне не при делах.

       Поляна тронула рукой калитку, та со скрипом отворилась. Нащупав руку мужа, женщина шагнула к крыльцу, улыбнулась Славеню счастливо и молодо.

      - С возвращением тебя в родной дом, любимый.

   В избе все было на своих местах, только покрытое пылью и паутиной.

      - Смотри-ка, Атей, вот моя любимая голубая миска, - радовалась Яся, словно бы не замечая ни пыли, ни тяжелого спертого воздуха так долго пустовавшего жилища.

      - Да, не хоромы!- Шустрик был явно разочарован. – Тесновато тут будет жить. Хорошо хоть Зарима у бабушки Поветихи осталась, вместо дочки и помощницы. Ай!

   Домовой замахал руками, отбиваясь от кого-то невидимого.

      - Да прекрати же щепаться, старый хрыч! Мне твоя изба даром не нужна. Мне другую обещали, новую. Что ж, мне и погостить у тебя нельзя? В конце концов, я – друг семейства. Стой, положи ухват на место! Да что же ты мисками швыряешься, разобьешь же!

   Яся поймала неведомо, кем пущенную в Шустрика голубую миску, и расхохоталась, глядя на приплясывающего домового. Остальные тоже, конечно, поняли, кто это так неласково встречает их друга.

      - Прости его, домовой-батюшка!- Поляна улыбнулась невидимому стражу своего жилища. – Позволь Шустрику погостить в нашем доме. Построим Ясе и Атею новую избу – он к ним уйдет. А тебе – спасибо, что дом наш охранял. Вот я сейчас кашки-то сварю и всех накормлю. Соскучился, поди, по кашке?

   Судя по тому, что Шустрик перестал отмахиваться, старый домовой оставил его в покое. Мало того, Шустрик вдруг тоже стал невидимым, и только слабое

шуршание в углу за печкой выдавало присутствие в доме двух  хранителей.

      - Должно быть, они поладили! – Атей улыбнулся Ясе.

      - Вот и хорошо. По крайней мере, не будут путаться под ногами, пока мы станем наводить порядок в доме.

   … На следующее утро полдеревни стояло под окошками избы Поляны и Славеня. Весть о том, что они вернулись, облетела округу в считанные минуты.

      - Слыхали, Яся-то с женихом вернулась. Писаный красавец!

      - Да какой там жених, они уж, поди, на Купалу слюбились, уж слишком уверенно он по деревне шагал. А Яся, Яся-то аж светилась вся от счастья!

      - И когда же это ты все разглядеть успела, Ветка?

      - А я дома сижу, к Чужаку в хату не шастаю. Вот и вижу все, что на улице делается.

      - Язва ты, Ветка, вот что я тебе скажу. Подумаешь, зашла пару раз к мужику в огороде помочь. Он же бобыль.

      - Он-то бобыль, да ты - мужняя жена. Совсем стыд потеряла?

      - Да я и заходила-то за мужиком своим. Он от Чужака не вылазит, все зелье какое-то нюхает. Понюхает – и дурак дураком сделается. Пропади он пропадом, Чужак этот!

      - Да, не видать ему теперь Яси, как своих ушей, даром, что вербочку у нее на Весень отобрал. Вон у нее теперь какой защитник!

      - И-и, милая, не больно-то он из-за Яси убивался. Слыхала я, что он к Поляне подкатывался, да отшила она его.

      - А Поляна ему и вовсе не по зубам: мужняя жена, не вдова. Славеня ты видела?

      - Нет, не видела еще. Где ж его столько лет носило?

      - Должно быть…

   Ветка не успела договорить: на крыльце показался высокий черноволосый мужчина.

      - Славень!- в один голос ахнули селяне.

      - Узнали?- усмехнулся Славень.- Ну, здравствуйте! А что, кузница моя еще не развалилась?

   Бабы, до этого тараторившие без умолку, вдруг оробели и словно воды в рот набрали. Мужики тоже, молча, переминались с ноги на ногу.

      - Да цела, цела твоя кузница, дядя Славень! – выступил вперед заводила деревенских парней Сил.- Я там работаю помаленьку: без кузнеца в деревне, сам знаешь, не обойтись. Мне б только подучиться немного. Пособишь в этом?

      - Как не пособить, самого учили!- Славень широко улыбнулся.- Вот завтра и начнем.

   … Чужак явился в тот же день, к вечеру. Молча, шагнул через порог, окинул пронзительным  взглядом женщин и уперся в серые глаза Славеня.

      - Вернулся, значит?

    Кузнец оценивающе оглядел неприятного гостя и усмехнулся:

      - А здороваться тебя не учили?

      - Ты и так здоров, чего тебе лишнего желать? Дело у меня к тебе.

      - Дело, говоришь? Ну да, без дела только друзья в дом приходят, а в друзьях ты у меня сроду не числился. Так чего тебе надо? Может, за дочкой пришел?

   У Яси, прятавшейся за спиной Атея, сердце упало: что это отец говорит, неужели спасовал перед  Чужаком?

      - Дочка твоя мне без надобности – баб на деревне хватает: и в огороде помочь, и ночь скоротать. Я об избушке толкую, той, в которой родители твои жили. Мне Поляна поселиться в ней разрешила, а теперь что – прочь прогоните? Молодых в ней поселите?

      - Ой, батюшка, нет! – Яся выглянула из-за плеча Атея.- Я в тот дом никогда жить не пойду: там Синюшку убили. Мы же новую избу строить собирались.

      - Верно, дочка, новой семье – новое жилье. А ты – живи пока,- повернулся Славень к Чужаку.

   Гость скривил губы в улыбке:

      - Ну, вот и славненько. Заходи как-нибудь в гости, кузнец, потолкуем.

      - Не о чем нам с тобой толковать. Иди, ужо.

   Чужак еще раз стрельнул глазами в сторону Поляны и пошел вон из избы.

      - Уф!- облегченно вздохнули женщины.

      - Не нравится мне этот мужик,- заметил Атей.- Темный он какой-то.

      - Не то слово: черный. Черный колдун,- мрачно подытожил Славень.- Я эту породу людей хорошо знаю. Слишком хорошо.

      - Ладно, хватит о нем толковать!- Поляна с улыбкой подошла к мужу, понимая, какие воспоминания терзают его.- Давайте лучше вечерять. Каша в печи перетомилась. Сейчас молочка налью в кринку…

      - Не трудись, Поляна, молоко наверняка прокисло.

      - Как это прокисло, Славень? Я же только что Зорьку подоила. Где это видано, чтобы парное молоко прокисало?

      - А помнишь, мамочка, однажды так уже случалось? И тоже после прихода в дом Чужака.

      - Вот и я говорю: колдун в доме был, поэтому молоко непременно скиснуть должно.

   Поляна качнула подойник: молоко скисло.

      - Теперь понятно, почему в деревне такое безобразие творится,- Поляна вспомнила рассказы Поветихи.- Это Чужак, черный колдун виноват.

      - Нет, родная, не все так просто. Мой отец был колдуном, да и меня этим «даром» наградил. Однако таких бед от колдунов не бывает. Тут что-то другое скрывается. И я непременно разберусь, что именно.

      - Но теперь у тебя нет прежней силы. И у меня – тоже,- огорченно промолвила Поляна.

      - Колдовской силы нет, но человеческая – осталась. Значит, мы не только можем, но и должны бороться со злом. На то мы и – люди!

      - Ага, дедушка Арсай тоже мне говорил не раз, что человек для того и создан, чтобы зло побеждать и в добро его переделывать – в этом смысл нашей жизни,- Атей взволнованно затеребил свою ладанку на груди, и – странное дело – ладанка показалась ему горячей.

   Яся ничего не сказала, но на сердце у нее стало тревожно и зябко.

ГЛАВА 3.

      Ночью Славеню не спалось. Мысли, одна тяжелей другой, терзали голову. Он то вставал, чтобы остудить пылающее нутро водой, то снова ложился, стараясь не потревожить домочадцев.

   Под утро, забывшись тяжелым сном, он увидел склонившегося над лавкой отца.

      - Что же ты, сынок, дар мой сохранить не сумел? Как теперь жить станешь – обыкновенным-то человеком?

      - Да пропади он пропадом, этот твой дар, отец! Не хочу я людям зла, не заставляй меня снова браться за старое.

      - Если и хотел, да не смог бы я тебя уже заставить. Истребила твои способности Поляна проклятая, не зря я тебе  не велел на ней жениться.

      - Что ж, отец, тебе – твое, а мне –мое. Уйди, дай спокойно жить, по-человечески.

      - Живи, коли сможешь. У меня теперь другой наследник будет. Уж он-то меня не подведет.

      - Наследник? О ком ты говоришь, отец?

      - Поживешь – узнаешь.

   Старый колдун исчез, истаял в темноте ночи. А Славень, словно в колодец, провалился в сон без сновидений.

   Наутро только неясная тревога  осталась от забытого при пробуждении видения. Наскоро выпив кружку парного молока с ломтем ржаного хлеба, Славень заторопился в кузницу. Атей увязался вместе с ним.

   С замиранием сердца кузнец вошел в обветшавшее строение. Нет, оно не выглядело совершенно заброшенным: Сил что-то мастерил здесь в последнюю пару лет. Все инструменты были на месте, наковальня не покрыта слоем пыли, в емкости для закаливания металла – чистая вода. И все же что-то неуловимое подсказывало: нет в кузнице хозяина. Настоящего хозяина.

   Славень тронул мехи горна, повертел в руках щипцы, поднял большой молот. Нет, он не показался ему тяжелым. Ручка удобно легла в ладонь, забывшую, что такое - трудовые мозоли.

      - Ну, как, дядя Славень, все в порядке? – Сил возник на пороге кузницы, широко улыбаясь.

      - В порядке, в порядке. Есть работа?

      - А то! Тетка Росина сегодня коня приведет подковать, а подковы еще не готовы.

      - Тетка Росина? Неужто овдовела, раз сама конем занимается?

      - Нет, не овдовела, только от мужа ее толку, как от козла молока. Он от Чужака не вылезает, как и остальные наши мужики. Все какую-то дурь нюхают. Они и меня звали, да только мне это не интересно. А некоторые парни, друзья мои, тоже попались в сети.

   В сети… Славень живо представил жирного черного паука в центре липкой паутины и сердцем почувствовал, как паутина эта накрыла всю его родную деревню. Да, с этим Чужаком нужно разобраться. Зря он, похоже, не выгнал его из отцовского дома. Хотя пустившее корни зло так  скоро не вырвешь, это Славень понимал очень хорошо. Понял он и то, что не только мирная работа кузнеца предстоит ему в деревне. Придется бороться. Бороться со Злом.

   «Поляна мне поможет, хоть и она лишилась своего светлого дара. И Яся, конечно, ведь у нее-то добрая сила осталась. И Атей",- кузнец тепло взглянул на юношу. Тот уже о чем-то толковал с Силом, разбирая в углу кузницы железо. «Эти – подружатся", - улыбнулся про себя Славень.

   И верно, очень скоро Атей и Сил стали неразлучными друзьями. Деревенский заводила собрал парней с обеих улиц, тех, что не пробовали еще дурь Чужака, и они быстро заготовили в лесу бревна для будущей избы Атея и Яси. Раньше строительство нового жилья было в деревне большим общим трудовым праздником. Собирались все – от мала до велика. Мужики тесали бревна, собирали венцы, ладили крышу. Женщины готовили мох – конопатить щели, собирали по миске утварь для новоселов, варили еду для веселого пира в конце работы. Даже ребятне находилось дело: подать, поднести инструменты, убрать щепк. За  два-три дня новое жилище было готово – и вся деревня садилась за столы, чтобы отпраздновать новоселье.

   Теперь же строительство затянулось. Парней было немного, женщины сидели по домам, выполняя и свою, женскую, и мужскую работу, а мужики мутными глазами глядели из-за своих плетней и не трогались с места.

      - Что же это такое деется-то? – бабка Поветиха, пришедшая навестить Поляну, стукнула сухим кулачком по лавке. – Где ж это видано, чтобы не помочь строить дом односельчанину? Да еще кому – дочке Поляны! Ты же полдеревни по весне от смерти спасла – вылечила. Где же стыд у этих мужиков неблагодарных?

-  Да, странно это как-то, - Поляна задумчиво взглянула в окошко. – Раньше такого не бывало.

- Раньше! Забудь, что было раньше. Теперь все с ног на голову перевернулось. Как Синюшку убили, так и началось все это в деревне.

- Верно, с этого началось.

В голове Поляны словно дверь распахнулась в тот страшный день. Вот она подходит к избе своего свекра, у которой уже толпятся односельчане. Вороны орут на соседних деревьях, учуяли мертвечину. К коньку привязан труп деревенского дурачка Синюшки с растерзанной грудью. А сердце его кровавым комочком насажено на острие кола в плетне.

Поляна снова почувствовала в руках этот липкий комочек, как и тогда, когда сняла его с плетня. И так же, как тогда, у нее помутилось в голове. Снова она словно перенеслась в ночь, к избе свекра.

В окошке горел свет. Поляна подкралась поближе и заглянула в него. Свеча не стояла на столе, а висела над ним, озаряя трепетным светом собравшихся вокруг. Их было четверо: все в черных охабенях с капюшонами, из-под которых выглядывали бледные лица с дьявольски горящими глазами. Одного она узнала – это был ее свекор! И опять она не почувствовала никакого страха, только любопытство. Почему от черных фигур ни одна тень не скользнула по стенам? Почему пыль, густо устилающая все вокруг, ни разу не взметнулась под ногами пришельцев?

- Нам нужно дать понять этим людишкам, что мы пришли, а им – ха-ха-ха – пора убираться из этого мира,- снова говорит один из черных  и поворачивается к окошку.

«Чужак!» - пронзает вдруг Поляну. Да, теперь она узнала его.

Женщина встряхнула головой – видение исчезло. А леденящее чувство смертельной опасности осталось. Зло, черное зло поселилось в деревне. И это она, она позволила ему угнездиться  здесь, в старом доме свекра-колдуна.

- Как же быть, что теперь делать? – Поляна не заметила, что говорит вслух.

- Вот и я ума не приложу, как с этим бороться, - согласилась Поветиха.

- Бороться, вот именно – бороться! – Поляна схватила старуху за руки. – Мы будем бороться, бабушка. Мы сможем, мы – победим!

Для начала собрали сход женщин. Собрали тайно, чтобы не вызвать подозрения у одурманенных мужиков и Чужака. Просто в один из погожих осенних дней всем бабам приспело идти полоскать белье на реку. Там, у мостков, их уже ждали Поляна, Яся и Поветиха. Славень с Атеем остались дома, чтобы не выдать тайных намерений.

- Ну что, бабоньки, как живете? – Поляна окинула взглядом хмурых селянок.

- Да никак. Разве это жизнь: с утра до вечера – работа, работа, работа? Мужики совсем от рук отбились, палец о палец ударить не хотят.

- И ночью радости никакой,- пожаловалась пригожая молодуха.

- Какая уж тут радость, когда мужики нас просто не замечают. Вылупятся своими оловянными глазами – и в упор не видят.

- Мальцов – и тех Чужак к рукам прибирать стал: ходят к нему огород полоть.

- Какой там огород! В огороде том ни одного овоща не найдешь, все трава какая-то чудная, вонючая, да цветы алые. Те – красивые!

- Пропади она пропадом, красота эта! От нее-то самая страшная дурь.

- А что, бабоньки, не пробовали вы мужиков своих к Чужаку не пускать?

- Как же, Поляна, пробовали. Только они от этого еще хуже становятся, звереют, корчатся, зубами скрипят. Попадешься под руку ненароком – убьют!

- Как страшно! – Яся поежилась.

- Что же, так и будем терпеть это? – встряла Поветиха. – Пора, бабоньки, меры принимать.

- Какие такие меры? Что мы можем против мужиков-то?

- Многое можем, подруги, если сообща за дело возьмемся. Для начала – выгоним из деревни Чужака и огород его уничтожим.

- А как его выгонишь? Он тут крепко осел!

- Дом, где Чужак  живет, - моего свекра. Я его в этот дом пустила жить, я его и выгоню из него. Только, чур – никому его к себе не пускать!

- Да кому он нужен, окаянный этот? Гнать его из села в три шеи!

- А чтобы мужики не помешали, - запрем-ка их в банях. Всех до единого!

- Верно, так и сделаем.

- А ну, как Чужак вернется?

- Не вернется. Мы не только огород его уничтожим, но и дом спалим.

- А что, если вместе с Чужаком?..

Вопрос неловко повис в воздухе. Бабы испуганно притихли.

- Нет, зло злом не победить, - твердо заявила Поляна. – Зло рождает новое зло. А вот добром победить зло можно, это я точно знаю.

- Что же, нам теперь привечать Чужака прикажешь?

- Да нет, не поняли вы меня. Привечать его не нужно, но и жечь живьем – тоже. Ему придется уйти, коли ни в ком поддержки не найдет. Согласны, бабоньки?

- Ну что ж, давайте попробуем. Попытка – не пытка!

- Нет, с таким настроем мы точно не победим. Никаких «если» и «попробуем»! Нужно быть твердо уверенными в своей победе – тогда победим непременно.

К решительному бою стали готовиться в тот же день. В каждой избе мели и мыли, уничтожали сорняки в огороде и возле изб на улице.

- Никак, завтра праздник? – недоумевали мужики.

- Праздник, праздник, любезный, неужто запамятовал?

- Хм, может, и запамятовал, - из одурманенной головы трудно было извлечь какие-то реальные воспоминания.

А женщины этим и воспользовались. К вечеру каждая натопила баньку, да и отвела туда мужа, а кто – и сына вместе с ним. Отвела, да там и оставила, не забыв проследить, чтоб не угорели, но и выбраться не смогли.

Бабка Поветиха ковыляла из дома в дом с охапкой собранных трав.

- Вот, милая, - обращалась она к хозяйке, - я тебе травку принесла, зверобоем зовется. Повесь-ка ее в дверях дома, или под порог спрячь – Чужак к тебе войти не сможет. Сила в этой травке великая, не смотри, что мала: ни один колдун перед ней не устоит.

Те, кому не досталось зверобоя, закапывали под порогом ветку бузины, раскладывали полынь. Все эти растения должны были охранить дом от темных сил.

- Ну вот, теперь Чужак к нам не сунется, - радовались женщины.

- Не забудьте про хлев и бани, - наставляла Поветиха. – В деревне не должно остаться ни одной крыши, под которой колдун мог бы укрыться.

Поздним вечером Поляна и Яся  сидели на крылечке и смотрели на звездное небо. Ущербная луна тонким серпом повисла над хлевом и почти не освещала притихшую землю.

- Скорее бы наступило утро, - Яся поежилась и прижалась к матери.

- Волнуешься? – Поляна обняла дочь теплой рукой.

- Конечно, волнуюсь. Чужака гнать – это тебе не шутка!

- И не с такими трудностями справлялись, разве забыла?

- Нет, не забыла. Все-таки тревожно на душе. Как ты думаешь, Чужак ни о чем не догадался: ведь к нему сегодня ни один из мужиков не пришел?

- Может, и догадался.

- А знаешь, пойдем к его избе, посмотрим, что он делает?

- Что ты, Яся, ночь на дворе. Да и что изменится, если ты на колдуна сейчас посмотришь?

- Ну, как хочешь, - подозрительно быстро согласилась дочка. – Тогда спать пойдем.

Яся на цыпочках пробралась в избу и юркнула  под одеяло к Атею. Минуту они шушукались, а потом замолкли и дружно засопели носами. Поляна улыбнулась, распустила косы и тоже улеглась рядом со Славенем.

- Наконец-то угомонились, - пробурчал за печкой Шустрик. – И чего шастают всю ночь, домовым на ноги наступают? Выходи, приятель, молочка попить, кашки поесть, - обратился он к домовому – хозяину. – А после в угольки поиграем.

Только домовые расположились на полу перед печкой, облизывая вымазанные кашей губы, как их снова потревожили. Атей и Яся тихонько выскользнули из избы и, крадучись, направились к дому Чужака. В его окошке издалека была видна горящая свеча.

- Не спит. Ну, как он нас увидит?

- Мы – тихонько. Только заглянем в окошко - и назад.

Чужак был не один. Вокруг стола стояли еще три черные фигуры в охабенях.

- Смотри, вот этот, бородатый, как похож на Славеня, - чуть слышно прошептал Атей.

- Дед, - узнала Яся.

Сердце девушки затрепетало от страха и волнения. Она стиснула руку Атея и шагнула поближе к окошку.

- Чужак, дед, а эти двое – кто?

Незнакомцы были безлики. Нет, какие-то черты лица у них были, но до того невыразительные, что воспринимались как пустое место. А может, и в самом деле под капюшонами колыхалось белесое марево?

-  Ну что, видно, пришел твой срок к концу, - глухой голос деда приподнял дыбом все Ясины волоски, хоть и обращен он был не к ней, а к Чужаку.

- Ты что же, думаешь, я испугался деревенских баб? – насмешливо возразил Чужак. – Да мне на них – плюнуть и растереть!

- Смотри, какой герой!  Они тебя со всех сторон обложили, куда ни сунься – зверобой, да полынь.

- Ничего, я в избе отсижусь. Скоро уже снег ляжет, все травы занесет, морозом выстудит. Вот тогда они у меня запоют!

- Не ерепенься, милок. Вижу, вижу, что ты не из трусливых. Только срок твой и вправду пришел: пора возвращаться домой. Уйдешь сегодня же ночью. То, что тебе сделать поручено было, ты сделал: селян разобщил, страх среди них посеял. А самое главное – к зелью приучил. Кому, как не тебе, должно быть ведомо, что каждый одурманенный – распахнутые ворота из нашего мира – в их. Сколько таких ворот теперь в деревне? Стоит только нам захотеть – и хлынет через них Великий Хаос, разольется Тьмой по свету. Скоро, скоро уже…

- А не захлопнутся ворота эти без меня? Кто мужиков дурью снабжать будет?

- Да они  сами и вырастят нужные травки. Кто к ним пристрастился, тот сам, добровольно, никогда от дури не откажется. А чтобы бабы нам не помешали, мы вот что сделаем: посеем семена трав окрест деревни, на опушке, у реки, в овраге. Всю травку не выполют, не уничтожат, - и колдун помахал перед носом Чужака мешочками с семенами.

- Дело говоришь, - согласился Чужак, принимая и пряча мешочки за пазуху. – Одно меня теперь только волнует: не останется у тебя наследника в деревне. Сын-то твой черный дар извел, по ветру развеял.

- Об этом не беспокойся, у меня другой наследник будет.

- Другой? Кто?

- В свое время узнаешь. А теперь – пора. Уберешься из деревни до света.

Колдун щелкнул трижды пальцами – и три темные фигуры исчезли. Чужак, оставшись в одиночестве, достал из-за пазухи мешочки с семенами, подбросил их на ладони, криво усмехнулся. Потом, завернувшись плотнее в черный охабень, шагнул к порогу.

Атей и Яся, не разбирая дороги, кинулись прочь от избы.

Наутро бабы, пришедшие гнать из деревни Чужака и жечь избу колдуна, не нашли ни того, ни другой. На месте дома и огорода колыхалась бездонная смрадная трясина.

      ГЛАВА  4.

 Зима выдалась лютая: ветреная, студеная. Сидя перед горящей печкой в новой избе, Яся вслушивалась в завывания ветра в трубе и зябко передергивала плечами.

- Как хорошо, что успели дом построить до морозов! – Яся не заметила, что думает вслух.

- Как же, построили б вы, кабы мы с приятелем не помогали! – проворчал из-за печки Шустрик. – Кабы не надоело мне бездомным домовым быть, и доселе бревна в лесу лежали бы!

- Ну, конечно, конечно, ты – главный помощник, - улыбнулась Яся. – Что бы мы без тебя делали?

На самом деле избу достраивали всей деревней, как в старые добрые времена. После исчезновения Чужака бабы прочесали не только все огороды, но и поля, луга, овраги окрест деревни, находя и уничтожая проклятую дурман-траву. Тем временем запертые в банях мужики, побуянив, покрушив все, что под руку попалось, угомонились, наконец. Бабы «лечили» их, кто чем мог: огуречным рассолом, квашеной капустой, как после запоя, мочеными ягодами, отварами трав, а больше всего – вниманием и лаской. Не упрекали за былое, понимали, что во все виноват Чужак и его зелье.

Мало-помалу наладилась жизнь в селе. Снова застучали топоры, громоздя поленницы дров, выправились покосившиеся за лето плетни. И вот в один из нечастых ясных осенних деньков зазвенели по деревне песни. С топорами да пилами собирались парни и мужики в конце улицы, там, где Атей с Силом и товарищами уже успели уложить первые венцы новой избы.

- Эх, до чего же сладко работать всем вместе, до чего весело!

Не было в деревне ни одного человека, кто остался бы в этот день дома. Всем нашлось дело по силам. Визжали пилы, хохотали девки, ребятня сновала туда – сюда, помогая и путаясь под ногами взрослых.

К вечеру изба была готова. Конечно, вся деревня не могла поместиться в ней за крепким дубовым столом. Не беда! Расстелили скатерти прямо на траве, чуть схваченной морозцем, разложили на них нехитрую снедь – и началось веселье! Отгорела вечерняя заря, на смену солнышку вышла полная луна, а народ все никак не желал расходиться по домам. Праздновали не столько новоселье, сколько обретение прежней жизни, прежних обычаев, прежней радости.

Невидимый для селян, домовой Шустрик прохаживался по новому своему жилью, по-хозяйски трогал стены, источающие смолу, присаживался на принесенную кем-то лавку и  довольно бурчал себе под нос.

Но, видимо, так не бывает на белом свете, чтобы радость никогда не перемежалась горем. В один из студеных дней середины зимы померла бабка Поветиха. Тихо и светло померла, на полуслове оборвав задушевный разговор с Заримой. Конечно, лет ей было немало, редко кто из стариков в деревне уходил в мир иной, прожив более долгую жизнь. И все же весть о смерти знахарки поразила деревню, как гром среди ясного неба. Бабы голосили с надрывом, как по родной матери, мужики сурово смахивали со щек слезы. Дед Сучок, незаметный и потерянный, тихонько сидел в уголке на лавке и то ли всматривался в заострившееся лицо мертвой жены, то ли переживал вновь проведенные с ней годы. Женщины, обряжавшие покойницу, не сразу и заметили, что Сучок не дышит. Не захотел старый оставаться один, ушел с женой в дали далекие.

Так и похоронили две колоды рядышком. Осталась Зарима, приемная дочка стариков, одна-одинешенька в избе знахарки. Сначала селяне по привычке забегали в этот ветхий домишко, ища помощи от хвори, да только чем могла им помочь пришлая красавица? Поветиха, чуявшая скорый свой конец, стала, было, обучать девушку, показывать ей пучки сушеных трав, нашептывать заговоры. Только не получилось из Заримы прилежной ученицы, чужой она была, чужой.

Потянулись тогда страждущие к Поляне, вспомнив, как по весне спасла она от смерти полдеревни. Но и Поляна ничем не могла помочь: потеряла она свой дар,  погасив светлым пламенем черное родовое проклятье колдуна-свекра.

И тут вдруг обнаружилось, что не покинули Боги деревню, не лишили ее целительницы. Яся, то, вспоминая, как они с матерью лечили людей на далеком острове Крит, то, действуя по наитию, стала помогать односельчанам избавляться от хворей. Случилось это после того, как  однажды ей приснился дивный сон. Виделось девушке, будто лечит она людей, причем лечит мысленно, не выходя из избы. Она даже не прикасалась к страдальцам: просто представляла себя рядом с ними, представляла, как водит над ними руками, вытягивая  и сбрасывая с рук наполняющую больные места черноту. А после уже слышанный однажды голос прошелестел в просыпающейся голове: « Иди, лечи, это – твое предназначение».

И Яся стала лечить. А роженицам помогала Поляна: тут не требовалось никакого особого дара, просто женский опыт.

- Мама, а это страшно – рожать? – как-то спросила Поляну дочка.

- Почему страшно? Нет, не страшно. Конечно, больно, но боль эта быстро забывается.

Поляна внимательно посмотрела на дочь:

- А что это ты про роды спрашиваешь? Неужто…

Щеки Яси вспыхнули румянцем, ресницы принакрыли заблестевшие глаза.

- Угадала, мамочка.

- Доченька моя милая! – Поляна обняла Ясю и поцеловала в макушку. – Счастье-то какое! Скоро?

- Нет, не скоро еще. Думаю, в середине лета.

- Вот и хорошо, вот и славно. Атей-то знает?

- Нет. Ты ему пока не говори, и отцу – тоже. Пусть это будет нашим секретом.

На том и порешили. А мужчины так и не смогли угадать, о чем это шепчутся мать и дочка, пока слегка округлившийся Ясин животик не навел их на нужные мысли.

В самом начале весны, когда сугробы еще и не думали таять  и только необычайно свежий, будоражащий вкус воздуха  указывал на то, что зиме – конец, Атей засобирался  в дорогу. Очень не хотелось ему покидать беременную жену, да ничего поделать было нельзя: потомок скитских царей был связан словом и должен явиться на ежегодный сход.

- Ты прости меня, Ясочка, придется тебе без меня рожать, - шептал Атей, целуя пальчики жены. – Путь неблизкий, скоро не вернусь.

- Я понимаю, понимаю, - Яся виновато прятала слезы, но дрожащий голос все равно выдавал ее печаль. – Конечно, ты должен, ты просто обязан принять посвящение. Но потом, потом ты вернешься?

- Разве может быть иначе? На крыльях буду лететь к тебе, родная. К тебе и нашему сынишке.

- Откуда ты знаешь, что у нас будет сын? И разве дочке – не обрадуешься?

- Конечно, обрадуюсь, но потом, когда она, в самом деле, родится. А первенцем будет сын, вот увидишь!

- Чудные вы, мужики, - Яся даже чуть-чуть обиделась. – Разве женщина – не человек? Отчего вы все хотите непременно сына?

- Не обижайся. Мне все наши дети желанны. Просто первым будет сын. Я знаю.

Атей положил руку на живот Яси и улыбнулся.

- Сынишка! Зорень.

- Ну, вот и имя уже придумал, - рассмеялась Яся. - А что, хорошее имя, светлое.

- Береги себя, любимая. Себя и нашего сына.

На рассвете Атей ушел. Яся проводила его да околицы, поцеловала в последний раз. Она не плакала: пусть муж вспоминает ее не зареванной, пусть  сердце его будет спокойным. С нею ничего плохого случиться не может, ведь рядом - отец и мать.

О том, что в пути Атея подстерегают опасности, Яся  старалась не думать. Он – сильный! Не помри бабка Поветиха, она бы помогла. От нее Яся слыхала, что, провожая близкого человека в дорогу, нужно зашить ему в одежду оберег – прядь своих волос – нашептать заговор и плеснуть вслед водицы. Вот только слова заговора унесла знахарка с собою в могилу.

Яся все же отрезала у себя волосы, перевязала светлый завиток красной ниткою и зашила  в ферезею Атея. И воду плеснула. А слова шепнула свои, какие сердце подсказало:

- Ой, как сокол из гнезда вылетает,

Путь далекий его ожидает:

Полетит он над водами текучими,

Полетит над лесами дремучими,

Полетит над острыми кручами.

Пусть в пути его мой оберег защищает,

Чтобы горькой воды не напиться,

Чтоб в лесу чужом не заблудиться,

Чтоб об острые кручи не разбиться.

Пусть поможет ему солнце красное,

Чтоб была путь-дорога ясною,

Пусть поможет ему луна нежная

И как мать к нему будет бережная,

Пусть помогут ему ветры буйные,

Пусть не буйствуют, лишь посвистывают,

Чтобы крылья его были быстрыми,

Чтоб далекий путь укорачивали

И к родному гнезду поворачивали,

Чтоб не стояло гнездо опустелое,

Чтоб не маялась семья осиротелая.

Давным-давно исчезла, истаяла на дороге фигура уходящего Атея, а Яся все стояла у околицы и всматривалась вдаль. Перед ее внутренним взором мелькали какие-то лица, почерневшие венцы незнакомых изб, темные лапы елей и звенящие стволы сосен. «Далека твоя путь-дороженька, сокол мой ясный, - думала Яся. - Так бы и побежала за тобой следом, но – нельзя, нужно сына беречь. Зорень»! – девушка с улыбкой погладила свой живот. Вот тут, прямо под ладонью толкнул маму ножкой малыш: не забывай, мол, обо мне.

- Не забуду, не забуду! – уже вслух сказала Яся. – Не замерз, сыночек? – и она заботливо укутала живот шалью.

Постояла у околицы еще несколько  мгновений и побрела домой.

Без Атея дом утратил все свое очарование. Тусклый свет из окошка, блеклые цвета мисок, огонь в печи – и тот невеселый. Яся села на лавку у окошка и задумалась. Она не сразу заметила, как возле печки возник домовой Шустрик. Потоптавшись немного, пошаркав для приличия ножкой, хранитель очага не вытерпел и громыхнул стоящим рядом ухватом.

- Да заметишь ты меня, наконец, Яся? Я уже три часа здесь стою!

- Шустрик? – девушка рассеяно поглядела на домового. – Чего тебе?

- Как это – чего? Я домовой, или куль с отрубями?

- Домовой, конечно. Так что с того?

- Что – что, - Шустрик возмущенно засопел. – Тебе домовой явился. Обязана спросить: к добру – или к худу?

Яся невесело рассмеялась:

- Я тебя по двадцать раз за день вижу. Что ж, каждый раз – спрашивать?

- Каждый раз – не надо. А сейчас – спроси!

- Ну, хорошо–хорошо. Спрашиваю: к добру – или к худу?

- То-то, порядок соблюдать надо! – домовой удовлетворенно улыбнулся, но тут же скривил физиономию в горестной гримасе и запричитал:

- Ой, к худу, к худу, к худу!

Сердце Яси оборвалось: Атея ждет беда.

- Да ничего худого с твоим муженьком не случится! – домовой досадливо поморщился недогадливости хозяйки. – Это тебя худо ждет, на пороге стоит, в двери стучится.

- Тьфу ты, проказник, напугал как! – Яся облегченно вздохнула. – Раз с Атеем все будет хорошо, мне бояться нечего: со мною отец и мама, жизнь в деревне тихая, да мирная настала. Ну, скажи, что пошутил, а, Шустрик?

- Я при исполнении, - оскорбился домовой. – Уговаривать тебя не буду. Хочешь – верь, не хочешь – не надо.

И он растворился в воздухе, словно бы и не стоял никогда возле печки.

- А вдруг и вправду Шустрик не к добру явился? – испугалась вдруг Яся. – Как он сказал – худо на пороге стоит, в двери стучится?

Девушка соскочила с лавки и выглянула в сени – никого. Но на душе от этого не стало спокойнее.

- Пойду-ка я к родителям, - решила Яся.

- Иди–иди, пробурчал себе под нос Шустрик и с чувством исполненного долга запустил палец в кринку со сметаной.

Не успела Яся выйти во двор, как от калитки к ней метнулась пожилая женщина.

- Беда, Ясенька, ох, беда!

У девушки ноги подкосились: вот оно.

- Мужика моего удар хватил! – голосила между тем тетка Мякиниха. – Поднял сена навильник, да так до хлева и не донес, посреди двора свалился. Рот ему перекосило, слова сказать не может. Одной рукой кое-как шевелит, а другая – ну прямо плеть плетью. Мы его, горемычного, с детворой-то кое-как в избу затащили, на лавку пристроили. Что делать теперь, что делать?

- Подожди, тетушка, дай подумать.

Яся прислонилась спиной к стене  дома, прикрыла глаза, будто думает. А у самой ноги подкашиваются. О чем же предупреждал домовой, о чем? Неужели чужая беда – это ее «худо»? Да с этим «худом» она уже который месяц живет, всем, кому может, помогает. Сказано же ей было: это, мол, твое предназначение.

- Ладно, потом разберемся! – Яся решительно оттолкнулась от стены и шагнула к односельчанке. – Пойдем, тетушка, посмотрим, что можно сделать.

Домой она возвращалась уже в сумерках. Устало переставляла ноги, то и дело спотыкалась и скользила по схваченной ледком тропе. Сквозь усталость теплым огоньком пробивалось удовлетворение: помогла-таки она дядьке Ивеню. Вот только как бы до дома добрести?

Окошко избы бабки Поветихи  тускло мерцает впереди.

- Видно, Зарима лучину засветила, прядет, поди, - вяло соображает Яся. – Зайду, отдохну немного. Эх, была бы бабушка жива, напоила меня травяным чаем, усталость бы как в воду канула!

Черноглазая красавица была не одна. Смущенно потупив очи, она кивнула на незнакомого мужчину, сидящего на лавке у стола:

- Вот, Яся, путник ко мне на огонек забрел. Вечеряем. Поешь с нами?

« Путник »?- тревожно полыхнуло в голове девушки. Но она тут же одернула себя: что же, после Чужака теперь всю жизнь пришлых людей бояться будем?

- Хлеб да соль! – поклонилась.

- Ты меня, красавица, не бойся, - голос путника низок и глубок. – Я в вашей деревне только на ночь задержусь, а потом – снова в дорогу. Твой муж теперь тоже где-нибудь ночует у добрых людей.

« И правда! – подумала Яся. – Сколько путников по свету бредет, не все же со злом об руку. Зря я всполошилась».

Девушке и в голову не пришло поинтересоваться, откуда незнакомец знает, что она проводила мужа в путь – дорогу?

Тем временем Зарима поставила на стол еще одну миску с густыми горячими щами. От аромата разопревшей капусты у Яси засосало под ложечкой: она с утра ничего не ела. Малыш требовательно заворочался в животе – долго, мол, ты меня будешь голодом морить, непутевая мамаша?

- Спасибо, Зарима! – Яся подсела к столу с наслаждением хлебнула горячего варева из деревянной ложки.

- Откуда идешь, подружка? – поинтересовалась хозяйка.

- Да вот дядьку Ивеня лечила, удар его хватил.

- Лечила? – незнакомец удивленно взглянул на девушку.

- Она у нас в деревне всех лечит, - доложила Зарима с гордостью.- Не смотри, что молодая такая. Прежняя знахарка, бабушка Поветиха, померла этой зимой, теперь Яся - вместо нее.

- И не боишься? – басовито поинтересовался путник.

- А чего бояться-то?

- Как это – чего? Ты же ребенка ждешь, разве за него не боязно?

- Да ко мне никакая зараза не пристает, - улыбнулась Яся.

- Не будь такой самоуверенной, девонька. Ведомо ли тебе, что болезни посылаются людям Богами за жизнь неправедную?  Страданием человек грехи свои искупает, очищается. А коли ты кому помогла, от боли его избавила, то тебе и грех его искупать.

- Это что же, я вместо него заболею?

- Ну, если не ты, то – твой ребенок.

- А я и его вылечу.

- От одной болезни вылечишь – другая приключится, еще страшней. И эту вылечишь – судьбу ему покалечишь. А коли и это не испугает, то последняя, крайняя мера есть у Богов – смерть.

- Это что же, мой малыш должен  за все чужие грехи страдать?

- А все от тебя зависит, милая. Это ты сына чужими карами нагружаешь через знахарство свое.

- Не верю я тебе, дядька. Бабушка Поветиха всю жизнь людей лечила, сама не болела и померла уже совсем старенькой. Куда же кара Богов подевалась? Детей-то у нее не было.

- Вот то-то и оно: не было. А, поди, хотелось ребеночка-то!

- Ты, дядька, от ответа не увиливай! – раскрасневшаяся Яся в упор взглянула на незнакомца.

- Чего ж тут увиливать? Скольких младенцев Поветиха ваша приняла, скольким пуповину завязала? Каждого младенца и наградила чужим грехом-то. Вот как ты – своего.

- Неправда, неправда! – Яся вскочила с лавки, прикрывая живот ладошками. – Я своему ребенку – не враг.

- А коли не враг, то и береги его. А те, кто болеет, пусть сами свою боль выстрадают, свои грехи искупят.

Всю ночь Яся не сомкнула глаз. Прикидывала и так, и эдак. По всему выходило: прав дядька. Девушка отчетливо вспомнила, как они с Поляной лечили наставника Атея, старика Арсая. Вылечить-то вылечили, но что было потом! И суток не прошло, как старик погиб лютой смертью от ножей критских стражников. То же искупление грехов: смерть, только более страшная. Не знает Яся, были ли у Арсая дети, и как аукнулось им невольное уклонение от искупления отца, но вот судьба подопечных – Атея и его сестры Персилы – от этого явно не улучшилась. Девушка с содроганием припомнила, что пришлось им побыть в шкуре таврополов, танцуя между жизнью и смертью. А как  изменилась судьба самой Яси и ее матери после работы лекарями! Ведь они столько раз были на волосок от гибели. Раньше, до того, как открылся целительский дар, жизнь матери и дочери катилась ровно и гладко.

Яся перебирала в уме события последнего года, ища новые и новые доказательства правоты прохожего дядьки, и почему-то  забывала, что беды навалились на них гораздо раньше, тогда, когда единственной знахаркой в селе была бабка Поветиха. Ей и в голову не пришло искать опровержения подкинутым ей мыслям.  Страх за ребенка крутил колесо ее дум только в одну сторону.

Под утро девушка забылась тяжелым сном. Ей приснился Атей. Улыбаясь светло и ласково, он прикасался теплыми ладонями к ее животу, что-то нежно говорил не родившемуся еще сыну. Вдруг он строго взглянул на жену и голосом прохожего дядьки сказал:

- Не смей вредить нашему Зореню! Пусть те, кто болеет, сами выстрадают свою боль, искупят свои грехи!

…Кто-то барабанил в дверь. Шустрик, не решаясь разбудить хозяйку, переминался  возле лавки с ноги на ногу.

- Ох, бедная моя головушка! – шепотом причитал домовой. – И зачем я связался с этим семейством? Сплошные колдуны, да лекари. Никакого покоя! Только уснешь – стучат! Когда же это кончится?

За дверью не успокаивались. Стук становился все громче и громче.

- Да проснись же, хозяйка! – не выдержал домовой. – Не то двери вышибут. Эх, кому-то приспичило!

Яся подняла с подушки тяжелую голову.

- Что, стучат?

- Стучат, стучат, милая. Опять, поди, у кого-то зуб разболелся, а может, понос прихватил. Выйди, будь ласка, не то крыльцо обгадят: вишь, как им невтерпеж!

Яся, по привычке, вскочила с лавки, готовая мчаться на помощь больному односельчанину. Но тут Зорень, что было силы, толкнул ее изнутри.

- Ой! – Яся снова опустилась на лавку. – Ты не хочешь, чтобы я выходила?

Она погладила живот.

- Яся, Яся, отвори скорей! – за дверью звенел голос молодой женщины. – Сыночек мой в лихорадке горит. Помоги! Помоги!!!

Ноги сами понесли Ясю к двери, руки отодвинули засов.

Сыну Ветелы было лет пять. Яся хорошо знала этого белобрысого веселого карапуза. Любопытные, широко распахнутые в мир глаза, крепкие загорелые ножки, ямочки на щеках…

Яся не сразу сообразила, что это он обмяк на руках матери, обхватив ее шею вялыми ручками.

- Заходи, положи мальчонку на лавку, - все ночные страхи Яси в момент улетучились при виде страдающего малыша. – Я сейчас, сейчас.

Пристроившись рядом с ребенком, Яся  привычно сосредоточилась. И – опять толчок изнутри, на этот раз гораздо слабее.

- Потерпи, сыночек мой, потерпи, - Яся одной рукой поглаживала свой живот, а второй пыталась вытянуть жар из больного ребенка.

Зорень не хотел терпеть: он толкался и ворочался в животе мамы.

Солнце уже вовсю светило в окошко, когда изнемогшая знахарка отошла от лавки, на которой разметался малыш Ветелы. Светлые его волосенки были мокры от пота, крупные капли поблескивали на лбу и переносице, щеки еще не утратили лихорадочный румянец. Однако прежнего жара уже не было, дыхание стало ровным, спокойным.

- Ветела, возьми-ка полотенце вон там, у печки, да оботри сыну пот, - устало проговорила Яся. – Теперь он поспит до вечера, а после отнесешь его домой.

- Неужто выздоровел мой сыночек? – Ветела боялась поверить своему счастью.

- Он еще слаб пока, но скоро поправится. Будешь поить его кислицей, есть захочет – похлебкой покорми.

- Покормлю, покормлю, родимая.

Ветела радовалась и не замечала, что вылечившая ее сына молодая женщина сама еле стоит на ногах. Зато это заметил домовой Шустрик. Как-то сами собой оказались подушки под боками опустившейся на лавку Яси, на колени легла теплая шаль, укрывая и живот, и ноги. Зорень больше не толкался изнутри. « Может, пригрелся и заснул»? – подумала Яся и тоже смежила глаза.

И снова ей приснился Атей. На этот раз муж был хмур и неласков.

- Так-то ты бережешь нашего сына? – укоризненно говорил он и гневно сверкал глазами. – Ты же чуть не уморила его насмерть сегодня! А сколько еще бед предстоит ему перенести из-за тебя? Не  смей переваливать на сына  чужие тяготы! Не смей! Не смей!

- Как же мне быть, Атей? Ведь ко мне люди бегут со своими бедами, у меня помощи просят. Как же я смогу отвернуться от них, не пособить, не облегчить боль?

- А ты смоги. Ты же – мать, ты должна защищать своего ребенка, помогать, прежде всего, ему. Дай хотя бы ему родиться, не нагружай чужими грехами до срока.

- Но как же я объясню людям, что не могу помогать им, чтобы не навредить сыну? Как? Как?

Яся  тянет руки к Атею, но на его месте – прохожий дядька.

- Те, кто болеют, пусть сами свою боль выстрадают, свои грехи искупят! Сами, сами…- гудит он.

Закатное солнышко уронило лучик на щеку Яси. Девушка открыла глаза и осмотрелась. Ни Ветелы, ни ее сына в избе уже не было. Домовой Шустрик сидел на печке, свесив вниз ноги, и горестно вздыхал.

- Бедный я бедный, несчастный домовой! Никто меня не покормит, никто не приголубит! Славень меня забыл, в гости не идет. Хозяйка печь не топит, щи не варит. Помру с голоду, замерзну на холодной печи!

- Ну что ты, Шустрик, причитаешь, словно сирота на поминках матушки? Сейчас, сейчас я тебя накормлю. Да я и сама проголодалась. А ты, сынок? – Яся погладила себя по животу.

Зорень не отзывался.

Яся припомнила давешний сон. Ей стало страшно: неужели она опять навредила малышу? Проворные руки сами собой делали привычную работу – положили в печь дрова и разожгли огонь, поставили на загнеток горшок со вчерашними щами, - а в голове все свербела одна и та же мысль: неужто прав прохожий дядька? Неужто я стала врагом собственному сыну? Неужто мое лечение отзовется его бедами и болезнями?

Яся остановилась посреди избы и твердо спросила себя: « Кто тебе дороже – твой сын, или односельчане, что идут к тебе за помощью»? И так же твердо она ответила себе: « Мой сын. Да, конечно, сын»!

…Черное пламя свечи разгоняло свет на глухой лесной поляне. Благодаря этому крошечному источнику тьмы, солнечные лучи путались где-то в кронах окружающих поляну деревьев, но не проникали в середину зыбучего черного шатра. Рядом со свечей на поваленной осине сидел старый колдун, отец Славеня. Это для них, для людей, населяющих Белый Свет, он был мертв. В Черной Тьме он был живехонек. Но в том-то и весь фокус, что не сиделось колдуну в темном мире, казался он ему маленьким и тесным. И не ему одному. Все обитатели Великого Хаоса стремились расширить свой мир до бесконечности.

На окраине поляны показался тот, кого Яся окрестила Прохожим Дядькой. Ни на секунду не задержавшись, он шагнул через границу Света и Тьмы и оказался рядом со старым колдуном.

- Ну? – колдун явно требовал отчета.

- Сделано в лучшем виде, - пробасил Прохожий. – Внучка твоя попалась в наши сети. Что с нее взять – мать, она и есть мать. Самое уязвимое на Свете существо! Бьюсь об заклад, что она уже сделала выбор между сыном и другими людьми. Конечно, сын ей дороже.

- И она не будет больше лечить односельчан?

- Ясное дело, не будет!

- Замечательно. Если светлый дар долгое время не востребован, он сам по себе перерождается в дар черный. Это – закон. Так что внучка будет с нами. Но этого мало. Нужен наследник. Мужчина. Ее сын. Мой наследник!

- Он же еще не родился.

- То-то и хорошо. Мы поможем ему родиться в нужном месте и в нужное время. Ты доставишь туда Ясю (тьфу, имя-то какое светлое!) и как можно скорее.

- Она и сыну имя придумала не лучше – Зорень.

- Ненавижу солнце, ненавижу зарю! Не будет у моего наследника светлого имени! Пусть пока зовется – Вороненок.

ГЛАВА 6.

Атей сидел на большом сером валуне, расцвеченном яркими желтыми пятнами лишайника, и смотрел на воду. Еще вчера река томилась под сплошным ледяным панцирем, а сегодня, после обильного ночного дождя, будто вздохнула глубоко – и выплеснулась из-подо льда, подняла его на себе, собираясь с силами, готовясь изломать в одночасье надоевший хрустальный убор.

«Экая силища! – думал Атей о воде. – С виду такая мягкая и податливая, а придет время – все на своем пути сокрушит».

По льду реки Атей шел уже не один день. Сначала дорога была легка и безопасна. Потом все чаще стали попадаться полыньи, лед истончился и временами хрустел под ногами. И вот – река изготовилась к ледоходу. Это означало вынужденную задержку в пути.

- Ничего, пройдет лед, и я наверстаю упущенное время – утешал себя Атей. Он вспомнил, как дедушка Арсай, наставник и защитник, говорил ему и Персиле:

- Путь ваш, ребятки, ведет на юг. Там, в ковыльных степях у берегов теплого моря каждый год собираются потомки царей древнего народа – скитов. Там передают они  тайные знания вновь посвященным.

- Как же мы найдем дорогу в те степи? – любопытствовала сестренка Персила.

- Не так уж это сложно. В наших краях все реки текут на юг. Достаточно найти ручеек, пусть даже самый маленький, и идти вниз по его течению. Ручеек приведет к реке, река – к морю.

- А как же, дедушка, найти то место, где собираются скиты: в степи ведь и заблудиться недолго?

- В степи нужно отыскать древний курган, под которым покоится царица Астава…

- Это же все равно, что найти иголку в стогу сена! – перебил старика Атей.

- Имей терпение дослушать, сынок, - Арсай укоризненно покачал головой. – И место, и время посвящения поможет узнать вот это.

Старик положил на ладонь меленький мешочек из мягкой кожи, стянутый кожаной тесьмой. Персила осторожно потрогала мешочек пальцем и вопросительно взглянула на наставника.

- В этом мешочке – сушеные мухоморы.

- Зачем нам мухоморы – мух морить?

- Нет, моя девочка. Мухомор – не простой гриб. Есть у него тайная сила возвращать людей в их далекое прошлое. Такое далекое, что обычно они и не помнят о нем.

- Да я свое прошлое очень даже хорошо помню, - возразила Персила. – Я так мало прожила на этом свете, что и помнить-то почти нечего!

- Э, не скажи, девочка. Человек не один раз на земле живет, только про свои прошлые жизни не ведает. Мухомор возвращает ему память.

- И зачем это мне надо? – пожала Персила плечиком. – Тут и в моей коротенькой жизни полно воспоминаний, от которых я рада бы освободиться навсегда: смерть мамы, отца. Зачем мне вспоминать все беды прошлых жизней?

- Когда-то, давным-давно, вы уже ходили по дороге, которую нужно одолеть сейчас. Если все будет хорошо, я вас к кургану и без мухоморов доставлю.  Ну, а если что в дороге случится? Как без меня путь отыщите?

- Нет, дедушка, нет! – Персила обняла старика за морщинистую шею. - Ничего с тобой не случится. Не пугай меня.

Арсай осторожно отстранил от себя девушку и протянул мешочек Атею.

- Держи. Коли нужда будет, вскипяти мухоморы с водой речной и выпей. Прошлое тебе откроется.

Атей бережно взял из рук Арсая мешочек и повесил его на шею вместе с ладанкой.

« Вот и пригодится теперь дедушкино снадобье, - подумал юноша, задумчиво глядя на воду. – Как только пройдет ледоход, поплыву вниз по течению на челноке. Только челнока-то   у меня пока нет. Где бы раздобыть»?

Конечно, сидеть и ждать, что челнок появится сам собой, было бы смешно и глупо. Нужно идти к деревне. Где люди – там и челны. Атей оттолкнулся от камня, размял ноги и пошагал по берегу вдоль реки.

Лес в этих краях подступал прямо к обрывистому берегу. Атей перебирался через поваленные деревья, продирался сквозь кустарники, зарывался ногами в прошлогоднюю листву. Прошло уже много времени, а никакой деревни так и не попалось на пути. И вдруг юноше почудился запах дыма. Атей остановился и принюхался. Точно, горьковатый дымок приятно защекотал ноздри.

- Не волки же костер в лесу жгут! – обрадовался вслух Атей. – Пойду на огонек, обсушусь, отогреюсь, узнаю, далеко ли еще до деревни топать?

Запах дыма становился все более ощутимым. Вот к нему примешался еще и аромат горячей похлебки. У Атея потекли слюнки, заурчало в животе. Забыв об осторожности, он шагнул на поляну, в центре которой уютно потрескивал небольшой костер. Над ним в закопченном котелке аппетитно булькало какое-то варево. Вокруг костра расположились шестеро мужчин среднего возраста.

Не успел Атей поздороваться с незнакомцами, как они вскочили на ноги и окружили юношу.

- Ого, кого нам Боги прислали! – мужики явно обрадовались. – Чужая кровь! Молодая. Сильная.

- А ну, навались, ребята!

Атея сбили с ног, ударили по голове обухом топора, связали руки и ноги сыромятными ремнями.

Очнулся юноша в полной темноте. Было тепло, воняло мокрыми шкурами и еще чем-то кислым. Ремни впились в отекшие ноги и руки, голова гудела, хотелось пить. Рядом никого не было.

« Вот тебе и согрелся! – подумал Атей, пытаясь пошевелить затекшими конечностями. – И как это я забыл об осторожности»?

 Юноша поискал глазами хотя бы крошечный источник света – ничего.

 « Должно быть, сейчас уже ночь, - догадался он. – Что принесет рассвет? И зачем я понадобился этим мужикам»?

Атей вспомнил рассказы пиратов о племенах, пожирающих своих пленников. Неужели  и его хотят съесть? Хотя  нет, пираты говорили о дикарях, живущих на островах теплых морей. Тут же – далеко не теплое море!

Нужно выбраться отсюда, и как можно скорей – решил Атей и попытался освободиться от пут. Не тут-то было! Сыромятные ремни держали крепко. Скоро юноша совсем выбился из сил.

Тем временем окружающая темнота неуловимо изменилась. Уставший Атей не сразу обратил внимание на то, что вокруг чуть-чуть посерело. Обозначилась светлым пятном дыра над головой. Из нее потянуло свежим воздухом.

« Светает», - подумал пленник и, в который раз, напряг руки в тщетной надежде освободиться от пут.

Теперь Атей смог разглядеть место своего заточения. Это была землянка, довольно тесная и не слишком глубокая. Потолком служили неотесанные древесные стволы с небольшим отверстием посередине. Должно быть, через это отверстие выходил дым из очага, возле которого лежал связанный Атей. Зола в очаге давно остыла, да и вообще, вид у землянки был не жилой. Лежанки вдоль стен, сработанные из покрытых еловым лапником жердей, какая-то рухлядь в углу, пара мисок со щербатыми краями – все покрыто беловатым налетом плесени.

« Где же хозяева жилища»? – думал Атей, шаря вокруг глазами. Словно в ответ на его мысли послышались шаги, откинулась закрывающая дверной проем медвежья шкура и показались двое из давешних мужиков.

- Ну что, соколик, не трепыхаешься больше? – добродушно ухмыльнулся один.

- У нас не забалуешь, - подхватил второй, наклоняясь и разрезая ремни   на ногах Атея. – Вставай, пойдешь своими ножками.

Мужики поставили юношу на ноги и, придерживая за локти, вывели наружу. В сером свете хмурого весеннего утра Атей увидел разбросанные между деревьями землянки. Из крыш некоторых выбивался дымок. Пахло каким-то не слишком аппетитным варевом.

- А ну, шевели ногами! – Атея толкнули в спину.

Если бы ноги слушались! Идти было невероятно трудно. Эх, не сбежать – стучала кровь в висках.

Пленника провели по краю поляны, в центре которой он заметил грубо вытесанную из обрубка дерева фигуру какого-то божества. Чуть поодаль возвышались три венца полу-избы - полуземлянки. Атея подвели к входу и трижды выкрикнули какое-то непонятное слово.

Из-за откинутой могучей рукой медвежьей шкуры показалась такая же могучая фигура сивобородого мужчины. Голову его венчала лохматая шапка из росомахи, на груди из-под бороды высовывались нанизанные на тонкий ремешок медвежьи когти и кабаньи клыки.

- Это еще кто такой? – неодобрительно уставился на конвоиров мужчина.

- Вот, в лесу изловили. Чужая кровь. Молодая. Сильная. Для батюшки-ведуна.

- Зачем ему этот недоносок? К обряду уже другой приготовлен – Орикс.

- Так ведь этот же – лучше! Чужая кровь, не наша.

- Пошли прочь, олухи!

- Кого это ты гонишь, Кромень? – из-за медвежьей шкуры показалась седая голова старца.

Конвоиры Атея бухнулись на колени, лепеча:

- Прими пленника, батюшка! Чужой он, не нашего племени. Молодой, Сильный.

- Хм, а и впрямь хорош, - старец окинул взглядом связанного юношу. – Пускай до завтра посидит в темной.

Седая голова скрылась за шкурой. Стражники поднялись с колен.

- А что же с Ориксом делать? – повернулись они к Кроменю. – Отпустить?

- Я вам отпущу, олухи! Пускай до завтрашнего утра вместе сидят, а там  - видно будет.

На этот раз Атей оказался в другой землянке: побольше и  поглубже прежней, но зато совершенно темной, без отверстия в крыше. Вход закрывала не медвежья шкура, а выдолбленная из цельного куска дерева дверь, припертая снаружи внушительного размера бревном. Когда глаза привыкли к темноте, Атей разглядел силуэт сидящего на полу человека. Должно быть, это и есть Орикс, - догадался юноша.

- Ты кто такой? – голос Орикса выдавал в нем совсем еще желторотого юнца.

- Такой же пленник, как и ты, - горько усмехнулся Атей.

- Я тебя не знаю. Откуда ты взялся?

- Да вот, шел своей дорогой, никого не трогал. Изловили меня в лесу, связали, сюда принесли. Говорят, для какого-то ведуна.

- А-а, и тебя тоже.

- Выходит, и ты – нездешний?

- Мы тут все нездешние. Нет у нашего народа своего места на земле. Бредем, бредем по белу свету, куда ведун укажет. Как зима подходит – землянки роем, а потом – в шалашах живем. Рухлядь с собой не таскаем: тяжело. Живем охотой и тем, что женщины в лесу насобирают.

- Неужто потомки скитов? – у Атея захватило дух.

- Это еще кто такие? – не понял Орикс.

- Народ такой в давние времена жил. Тоже с места на место кочевал, рухлядью себя не обременял. Вот только передвигались они на конях.

- Нет, коней у нас никогда не водилось. Зачем они нам? Чем их зимой кормить? Тут хоть бы самим как-то уцелеть, с голоду не подохнуть.

- А на одном месте жить никогда не пробовали? Избы построить, поле вспахать, житом засеять?

- Нет, мы – свободное племя! – гордо выпрямился Орикс, насколько позволяли ему связанные руки и ноги.

- Да, только вот ты что-то не очень свободен.

- Это верно, - пленник вздохнул. – Не повезло мне. Ведун меня выбрал для обряда.

- Для какого такого обряда? – Атей понял, что сейчас узнает, что  и его ждет завтра.

- Обряд этот проводится в племени не каждой весной. Батюшка-ведун старый совсем стал, глаза плохо в грядущее смотрят, трудно ему такой путь для племени выбрать, чтоб и охота удачной была, и грибов–ягод в лесу хватало. Чтобы глаза зорче стали, промывает он их росой с первого зеленого листа пополам с кровью человеческой.

- Это что же, у тебя кровь брать собирались? Сколько же капель им нужно, чтобы с росинкой смешать?

- Капель! – Орикс горько усмехнулся. – Для обряда вся кровь  нужна, которая в человеке имеется. И не откуда-нибудь, а из самого сердца.

У Атея побежал мороз по спине.

- И ты так спокойно говоришь об этом? Это же – смерть.

- Смерть, - согласился Орикс. – Человека вешают вниз головой, пронзают ему сердце и ждут, когда из вспоенной теплой кровью земли покажется зеленый росток.

- А если ничего не вырастет?

- Вырастет. Ведун знает, куда человека подвешивать. Он заранее выбирает место, где вот-вот трава пробьется.

- Почему же именно тебя выбрали? – не унимался Атей.

- Я думаю, из-за Ирисы. Это внучка батюшки-ведуна. Единственная. Дети-то его давно померли, животом они маялись. Тот, кто на Ирисе женится, вождем станет, а позже – ведуна сменит. Ириса любит меня, я – ее. А Кромень хочет стать вождем. Вот и посоветовал ведуну меня для обряда выбрать, чтобы самому на Ирисе жениться.

- А убежать  никак нельзя? – с надеждой прошептал Атей.

- Убежишь тут, когда руки-ноги связаны!

- Давай поможем друг другу. Зубы у тебя крепкие, ремень перегрызть сможешь?

- А ты – мой перегрызешь? – догадался Орикс. – Ну-ка, подсаживайся поближе.

Снаружи прошелестели легкие шаги. Кто-то чуть слышно поскребся в дверь.

- Орикс, Орикс, отзовись! – девичий голос замирал от страха.

- Ириса! - встрепенулся пленник.

- Орикс, я принесла нож, чтобы ты разрезал путы. Вот только как его тебе передать – не знаю.

- Попробуй подкопать землю под дверью, - подсказал Атей.

- Ой, кто это? – испугалась Ириса.

- Не бойся, любимая, это тоже пленник для обряда.

- Атей мое имя, - почему-то решил назваться юноша.

- Но ведь для обряда нужен только один. Пойду,  упрошу дедушку отпустить тебя, Орикс.

- Нет-нет, не уходи! Все равно Кромень найдет способ убить меня. Не завтра – так позже. Он не даст нам быть вместе. Нужно бежать.

- А я? – голос девушки зазвенел обидой.

- И ты – со мной. Это – единственная для нас возможность быть вместе.

- Я согласна.

Ириса принялась копать ножом землю. И тут пленники услышали еще шаги – уверенные, мужские.

- Что это ты тут делаешь, любовь моя? – Кромень сделал вид, будто не понимает ничего.

- Тебя дедушка кличет. Негоже заставлять его ждать. Ну, иди, иди отсюда. А игрушку свою мне отдай, - и он легко завладел ножом.

- Отведите Ирису к батюшке-ведуну! – приказал Кромень подошедшим стражникам.

Спустя мгновение дверь отодвинулась. Кромень сощурился, пронзая взглядом темноту дальнего угла.

- А ну-ка, чужак, выходи!

Атей поднялся с пола, успев шепнуть Ориксу:

- Мужайся, парень!

Кромень водворил дверь на место, подпер ее бревном, поддел ножом ремень, стягивающий руки Атея.

- А теперь – беги, что есть мочи. Да не попадайся больше на глаза нашим охотникам.

Атей ничего не понял, но упрашивать себя не заставил. В два прыжка он оказался за ближайшими деревьями и помчался дальше, в лес, не разбирая дороги. Только уткнувшись в непролазный валежник, юноша остановился. Он упал на землю, прижался щекой к умопомрачительно ароматной прелой листве. Сердце готово было вырваться из груди.

Любопытная синица стрельнула на него черным глазом с соседнего куста – ци-ви! Атей готов был расцеловать пичугу в желтые перышки.

 - Спасся, спасся, живой, живой! - стучало в голове.

Постепенно,  кроме этого ликующего стука, стали появляться иные мысли: почему? Почему так случилось, что его, чужого в племени, отпустили, а соплеменника Орикса обрекли на мученическую смерть? Ответ не нужно было искать долго. Кромень, конечно, не хотел упускать возможность уничтожить соперника.  Вот и решил отпустить второго пленника, чтоб не оставить ведуну выбора. Естественно, он скажет старику, что Атей сбежал сам.

- А я-то хорош! – корил себя Атей. – Припустил в лес, как трусливый заяц. Была же возможность освободить Орикса. Свалить Кроменя с ног, отворить дверь…

Атей явно преувеличивал свои силы: куда ему было тягаться со здоровенным Кроменем!

- Ничего, я этого так не оставлю! – сквозь зубы процедил юноша. – Вернусь и освобожу Орикса. Помогу ему бежать вместе с Ирисой. Славная девчонка, как моя Яся.

У Атея почему-то тревожно сжалось сердце, словно предчувствуя беду.

- Яся, женушка моя любимая! Я обязательно останусь жив, обязательно вернусь. Верь мне.

Кромень, хоть и был силен и жесток, но в людях разбирался плохо. Он решил, что пленник, освобожденный им из темницы, уже давным-давно удрал на безопасное для себя расстояние. Сам  Кромень поступил бы именно так. Выждав некоторое время, чтобы возможная погоня не вернула чужака, Кромень отправился к ведуну и доложил ему о побеге пленника.

- Хорошо,  что Орикс все еще сидит в темной, значит, откладывать обряд нет нужды, - добавил он.

- Что ж, внучка, значит, так тому и быть, - погладил старик Ирису по голове. – Не плачь, в девках не засидишься. Вот хоть Кромень – чем не жених? С ним всегда сыта будешь: охотник отменный.

- Но я, - начала было Ириса.

- Иди, иди, прогуляйся, да не вздумай ослушаться, - Кромень взял девушку за плечи и вытолкнул из землянки.

Ириса брела по лесу, сама не зная, куда. Слезы застилали ей глаза, катились по щекам, капали на грудь. Упершись в непролазный валежник, она села на землю и разревелась в голос.

- Ириса! Ириса!

Девушка не сразу обратила внимание на негромкий голос.

- Ириса, не плачь, послушай меня, - Атей выбрался из валежника, настороженно оглядываясь по сторонам.

Он подсел к девушке, которая отпрянула, было, от незнакомца.

- Меня зовут Атей, я – пленник, который сидел в темнице вместе с твоим Ориксом.

Ириса не смела поверить своей догадке:

- Так Орикс тоже на свободе? Вы убежали?

- Нет, меня отпустил Кромень, чтобы никто не помешал ему избавиться от соперника.

Ириса вскочила на ноги и гневно топнула ногой.

- Ты, это ты виноват в том, что умрет мой любимый! Если бы ты остался в темнице, я уговорила бы дедушку отпустить Орикса!

- Глупышка! – Атей посмотрел на девушку с сожалением. – Разве ты не поняла, что дело не во мне, а в том, что Кромень жаждет власти? Единственная возможность для него добиться этого – стать твоим мужем. Вот почему я – на свободе, а Орикс – обречен.

Ириса упала на землю и снова разрыдалась.

- Не плачь, сестренка, - Атей погладил девушку по голове. – Я обязательно освобожу Орикса. У нас еще ночь впереди. Дай только придумать, как это сделать.

Ириса подняла на юношу заплаканные глаза и улыбнулась:

- Прости меня, Атей! Давай думать вместе.

К вечеру план освобождения Орикса был готов.

Голые деревья, словно стадо оленей, подняли на рога ущербную луну. Неподалеку, под высоким берегом, трещал и крошился лед на реке: начинался ледоход. Все соплеменники Ирисы давно уже разбрелись по своим землянкам и завалились спать. Что еще можно делать в темноте? Сало для светильников к весне, обычно, заканчивалось, а жечь огонь в очаге было просто ни к чему. Ужин – съеден, отверстия в крышах – прикрыты, чтобы не уходило тепло. Единственным развлечением в потемках было забраться под шкуру на лежанку к жене, быстро и грубо овладеть ею…

У темной землянки, где находился Орикс, стоял охранник. Видно, Кромень решил не искушать судьбу.

- Всю ночь не спят только в одной землянке – огневой, - шепотом рассказывала Ириса Атею. – Там никогда не гаснет очаг: утром за угольками приходят все женщины племени. Однажды  дежурный проспал, не подбросил в очаг хвороста – огонь погас. Хорошо, что это было летом, не то все племя замерзло бы.

- Откуда же взяли огонь опять?

- Ждали грозы. Молния ударила в дерево – вот и огонь.

- А этим никогда не пробовали пользоваться? – Атей достал из кармана кремень с кресалом и трут, высек искру.

- Зачем нам камни таскать? – пожала плечами Ириса. – Передвигаться надо налегке. Мы же – вольное  племя!

Атей не стал спорить. У каждого народа – свои обычаи, свой уклад жизни.

Как только ночь опустилась на землю, Ириса сходила к речке и нарвала сухого камыша. Почти не таясь, она отнесла охапку в центр поляны, разложила вокруг деревянного идола и позвала Атея.

- Сейчас я проберусь в огневую землянку и принесу уголек.

- Не стоит рисковать. Я же не ленюсь камни в кармане таскать, вот они и пригодятся.

Атей опустился на колени, высек искру, другую. Через некоторое время камыш загорелся.

- Теперь – беги, буди народ, - распорядился юноша.

Ириса заголосила и бросилась от землянки к землянке:

- Беда, беда!

Сонные соплеменники выскакивали из землянок, не понимая, кто кричит и почему. В центре поляны пылал идол.

- Беда, беда! – крики множились, люди бежали на огонь, не замечая ничего вокруг.

- Беда! Беда! – Ириса подбежала к темнице и закричала стражнику. – Беги скорей, Кромень подмогу требует.

Туповатый стражник и не подумал усомниться в словах девушки: все-таки она была внучкой батюшки-ведуна! Он помчался вслед за остальными к пылающему идолу.

Из-за дерева вынырнул Атей, отбросил бревно, отодвинул дверь.

- Орикс, ты где?

- Атей? – пленник не верил своим ушам.

Развязывать ремни не было времени. Атей взвалил юношу на спину и вынес его из землянки. Только отойдя на значительное расстояние, он остановился и положил свою ношу на землю.

Подбежала Ириса. Она успела заскочить домой за ножом и теперь сноровисто перерезала им сыромятные ремни на руках и ногах любимого.

- Ириса! – Орикс обнял и прижал к себе девушку.

- Обниматься будете  потом, - Атей торопил влюбленных. – Идти сможешь, Орикс?

Освобожденный пленник переступил распухшими ногами и застонал от боли.

- Смогу! – юноша стиснул зубы  и сделал первый шаг, второй…

Атей подставил ему свое плечо, Ириса – другое. Сначала медленно, потом все быстрее беглецы устремились к реке.

- Переберемся на другой берег, пока лед не тронулся, а там уж нас не догонят.

Река встретила их оглушительным грохотом: лед ломался и дыбился, льдины громоздились одна на другую.

- Не успели! – ахнула Ириса.

- Ничего, проскочим, - Атей крепко сжал руку девушки.- Я помогу Ориксу,  а ты – сама. Льдины пока большие, не перевернутся под нами. Старайся перепрыгивать с одной на другую, да не наступай на края.

Атей вспомнил, как мальчишкой он катался на льдинах и поменьше. Только бы успеть перебраться на другой берег!

Беглецы сидели на поваленном дереве и наблюдали, как на противоположном берегу реки метались огни. Видно, в племени их хватились и теперь рыскали с факелами по лесу, пытаясь напасть на след. К реке не приблизился ни один огонек. Скорее всего, никому из соплеменников и в голову не пришло, что у совсем еще юных Орикса и Ирисы хватит смелости преодолеть громыхающее льдинами чудовище.

- Ну что, ребята, пора в дорогу, - Атей поднялся с дерева.

Орикс переглянулся с Ирисой и отрицательно покачал головой.

- Мы останемся здесь.

- Как это? – не понял Атей.- Вы хотите, чтобы вас нашли и наказали?

- Мы не можем уйти от своего народа, да и зачем? Разве что-нибудь в этом мире может сравниться с нашим вольным житьем?

- А как же Кромень?

- Он не рискнет нарушить обычаи. Если мы станем мужем и женой, Кромень не сможет принудить Ирису выйти за него, даже убив меня, - пояснил Орикс.

- Так почему же вы не поженились раньше?

- Брак считается состоявшимся, если женщина понесет ребенка. Мы же не могли зачать ребенка раньше: у Ирисы только на прошлой луне впервые излилась женская кровь.

Девушка стыдливо опустила ресницы и дернула Орикса за подол рубахи.

- Мы построим шалаш неподалеку от берега и поживем здесь, пока Ириса не понесет. А после – вернемся в племя, и  Кромень не сможет уже нас разлучить.

- Ну что ж, совет вам, да любовь, - улыбнулся Атей.

Он помог молодоженам соорудить шалаш из еловых лап и, уходя, повернулся к Ирисе:

 - Ну, как, сестричка, будешь ждать первой грозы, или воспользуемся моими камнями?

Ириса улыбнулась смущенно и принялась готовить ветки, чтобы разжечь свой семейный очаг. Теперь она будет его хранительницей.

ГЛАВА 7.

Распрощавшись с Ирисой и Ориксом, Атей зашагал вниз по течению реки. Небо уже начинало сереть, когда юноша остановился передохнуть. Мучительно сосало под ложечкой: он не ел уже третьи сутки.

« Придется раздобыть себе еду», - подумал Атей и развязал свой мешок. Там, аккуратно свернутые, лежали силки. Вообще-то, выросшему в лесу юноше не так уж сложно было изловить на обед зайца или куропатку, просто он берег время и останавливался только в случае крайней нужды.

« Голодный-то я далеко не уйду, нужно силы восстанавливать», - думал Атей, располагая свое незамысловатое орудие на едва заметной тропе.

В ожидании добычи он устроился под старым дубом, прислонился спиной к жесткой потрескавшейся коре ствола и прикрыл глаза. И сразу же из мрака выплыл образ Яси. Как-то она там, без меня? Атей старался удержать перед глазами лицо любимой, но видение провалилось в черную бездну сна.

Проснулся Атей от хлопанья крыльев. Было уже совсем светло. Неподалеку в его силках билась куропатка.

- Ого, славный завтрак у меня будет нынче!

Юноша быстро собрал хворост, разжег костер, зажарил птицу. Утолив голод, спустился к реке напиться.

За ночь река освободилась от оков. Отдельные льдины еще плыли по мутной воде, на отмели громоздились целые ледяные торосы, но это были всего лишь жалкие остатки ночного ледохода. Атей полюбовался сверкающими на солнце льдинами, застрявшими на песке излучины, попинал их ногой, окинул взглядом окрестности.

По обе стороны реки берега поросли густым лесом. Правый – крутой, обрывистый – нависал над водой корнями деревьев, наполовину отвалившимися краюхами земли, переплетенными сухой дерниной. Местами из  берега выпирали красные гранитные валуны, кое-где переходившие в сплошной скальный массив. Левый берег стелился белым песком с выползшими на него льдинами. Кусты краснотала толпились в некотором отдалении от воды, а за ними поднимались серые стволы осин и ольхи. Нигде не было и признаков человеческого жилья.

« Плохи мои дела, - думал Атей, шаря глазами вокруг. – Нет людей – нет и челнока. Придется опять топать ножками, продираться через кустарник, спотыкаться о валежник».

Тяжело вздохнув, юноша закинул за плечо котомку с силками и остатками еды. И тут его осенило! По реке еще там и сям плыли отдельные льдины. Некоторые были достаточно велики и на вид вполне прочны.

- Прокачусь-ка я на белой лодочке! – сказал сам себе Атей.

Выломав в прибрежных зарослях длинную палку, чтобы удобнее было держать равновесие, юноша столкнул с отмели в воду большую сизую льдину, прыгнул на нее и оттолкнулся от берега. Нехотя, неторопливо «белая лодочка» заскользила по реке. Стоя в центре этого плавучего средства, Атей порадовался своей находчивости: сколько сил и времени ему удастся сэкономить!

Весеннее солнышко славно припекало. Пейзажи по сторонам были однообразны и безлюдны. Льдина – большая и надежная – плавно скользила по  воде. Атея стало клонить ко сну. Он положил на лед свою котомку и уселся на нее. А солнышко гладило теплой ладошкой по щеке, а вода журчала и баюкала…

Атей очнулся от резкого толчка и дождя окативших его ледяных брызг. Он даже  не успел сообразить, что его льдина остановилась, зацепившись за торчащую из воды корягу, а сзади на нее налетела еще одна – больше и массивнее. Мгновение -  и юноша вместе со своей котомкой покатился к краю  льдины. Равновесие было нарушено, «белая лодочка» перевернулась, стряхивая с себя в воду седока. Атей не успел даже воздуха в рот набрать. Перевернувшаяся льдина ударила юношу по голове, и он потерял сознание.

- Эй, паря, ну-ка, хватит купаться! – низкий, но явно женский голос с легкой хрипотцой с трудом доходил до Атея.

Сильная рука потянула его за ферезею, зацепившуюся за корягу, другая подхватила юношу под мышку, и Атей очутился на берегу.

- Эге, не зря я вытаскивала этого налима! – ловкие женские пальцы быстро нащупали и вытащили на свет ладанки Атея.

- Хоть мал золотник, да дорог, - довольно ухмыльнулась спасительница.

- А тут что такое, самоцветы? – женщина вытряхнула на ладонь часть содержимого из кожаного мешочка, висевшего на шее Атея. – Нет, ерунда какая-то сушеная. Это мне без надобности! – и она бросила мухоморы на песок.

Обшарив юношу с ног до головы и убедившись, что ничего ценного у него больше нет, женщина поднялась, чтобы уйти, но, взглянув еще раз в бледное лицо спасенного, передумала.

- А ты ничего, парень, симпатичный. Не то, что мои парни. Пойдем со мной, сначала я тебя обсушу–обогрею, а потом – ты меня, - и она хрипловато расхохоталась.

Сопротивляться было бессмысленно: без этой женщины Атей даже не смог бы обсушиться, ведь кремень и кресало утонули вместе с силками  и едой. Юноша с трудом поднялся, отжал, насколько это было возможно, одежду и побрел вслед за своей спасительницей.

Идти было недалеко. По еле заметной тропинке они вскарабкались на крутой берег, а там – лесом, поднимаясь все выше и выше, пока не оказались на вершине скалистого утеса, круто обрывающегося в реку. Высота каменной стены, удивительно гладкой, без выступов и трещин, была саженей двадцать. На вершине, впившись корнями в расщелины, росли два могучих дуба и десятка три их детишек поменьше. Внизу, под утесом, плескалась вода, закручиваясь в водовороты, из чего Атей сделал вывод, что глубина реки здесь порядочная.

Наклонившись над обрывом,  можно было заметить единственный крошечный выступ, на котором с трудом разместились бы два человека, да и то стоя впритирку друг к другу.

- Ну, вот и пришли, - женщина остановилась возле одного из дубов, приподняла замшелый камень и вытащила из открывшегося тайника прочную веревку с завязанными на ней узлами.

Один конец веревки она привязала к дубу, а другой бросила вниз, на скалистый уступ.

- Спускайся! – приказала Атею.

- Да мы же на этом выступе не поместимся, - юноша взглянул вниз и отошел от края обрыва.

- Спускайся, говорю, там – вход в пещеру.

И в самом деле, невидимое сверху отверстие вело от уступа вглубь утеса, в просторную пещеру. Не успел Атей оглядеться, как спасительница оказалась рядом с ним.

- Раздевайся, сейчас я тебя сушить буду, - женщина принесла из глубины пещеры охапку хвороста и запалила его в очаге, вокруг которого было расставлено несколько гладких валунов.

- Садись сюда, а одежду на камни положи.

Привязав веревку к котелку, женщина зачерпнула из реки воды и принялась что-то стряпать. Вскоре пещера наполнилась теплом и ароматом кипящей похлебки.

Спасительница, наконец, сбросила с себя плащ. Она уселась на один из валунов с деревянной ложкой на длинной ручке – мешать похлебку. Атей во все глаза глядел на нее.

Женщина оказалась совсем еще молодой, слегка полноватой, но гибкой и ловкой. Яркие рыжие волосы были небрежно собраны в узел на затылке и заправлены в платок, едва покрывающий голову. Удивительные зеленые глаза под рыжими ресницами, алые губы, ямочки на щеках. Ее можно было бы назвать красавицей, если бы не жесткое, хищное выражение лица. Одежда на женщине была мужская, украшения отсутствовали вовсе.

- Ну, чего пялишься, красавчик, или бабы не видел?

- Ты кто? – Атей с трудом разлепил сведенные холодом губы.

- Я-то? Да не принцесса заморская, - усмехнулась незнакомка. – Маманя Лапонькой кликала, да я уж то имя и забыла давно. Парни мои – атаманшей зовут, а все прочие – Волчицей.

- Атаманша, - протянул Атей задумчиво. – Разбойница, значит.

- Догадливый.

Атаманша помешала варево ложкой, попробовала и удовлетворенно сплюнула в костер: готово!

- А чего это ты скосоротился, красавчик? Думаешь, если баба, так и верховодить не может? Вот и братец мой так-то думал, когда папаша помер. Папаша мой был первейший атаман в округе. Всех разбойничков под себя подобрал. А когда помер, тут мы с братцем и столкнулись лоб в лоб: кому атаманить? Я-то, не смотри, что баба, с детства всему нашему ремеслу обучена. Пришлось братца прибить, слабаком против меня оказался. С тех пор я – главная. Что хочу, то и делаю, кого хочу – того люблю. И никто слова не скажет, никто не осудит.

- Что-то я никого больше здесь не заметил.

- А-а, ты о парнях моих? Так они нынче – в свободном поиске. Сегодня все воруют, не только разбойнички. Вот и мои надумали удачей разжиться.

- Что-то не пойму я тебя.

- А чего тут понимать? Ты разве о воровинове дне  никогда не слыхал? Видать, издалече идешь.

- Так и есть, издалека. У нас никакого воровинова дня никогда не было.

- Эх ты, темнота! В этот день всяк крадет, что ему нужно, ведь вместе с вещью можно забрать удачу и везение у бывшего ее хозяина. Вот, к примеру, нужен тебе достаток – кради хлеб со стола богатея. Хочешь замуж выйти – кради портки из дома жениха, какой приглянулся. Коли Боги детей молодухе не дали – кради из колыбели пеленки младенца.

- И что же, так все поголовно и воруют? А ну, как кто вора поймает, что ж, отпустят с миром?

- Куда там! Руки вмиг отрубят: не кради! А то еще придумали ворожить, чтоб вора найти. Возьмут тупой нож, рубят им горящую свечу, да приговаривают: «Кто украл, кто взял, во сне приди, нож забери, а не то я изрублю твою душу, как рубит мясник кабанью тушу». После лягут спать на левом боку. Кто приснится – тот и вор.

- И все равно воруют?

- Воруют, а то как же! С моими-то парнями сладить трудно – мастаки разбойничать.

- А сама чего же здесь сидишь, воровать не идешь?

- Я уже получила, что хотела. Ладанка твоя – талисман любовный, поди? А я – любви хочу, - атаманша сладострастно потянулась, выставив вперед тугие груди с копьями сосков. – Согрелся, красавчик? Теперь – твоя очередь меня греть.

Женщина грациозно соскочила с камня, подсела к Атею и прижалась к нему горячим телом.

- Ну, красавчик, обними меня крепче! – атаманша легко столкнула юношу на землю, навалилась на него и впилась в губы поцелуем.

Атей заюлил под живой глыбой, пытаясь освободиться, но атаманша уже завелась не на шутку. Полетела в сторону срываемая ею одежда. Воспользовавшись тем, что хватка ослабела, Атей вскочил на ноги.

- А-а, ты – удирать? Не выйдет, голубчик! Тут бежать некуда.

Голая атаманша кинулась за Атеем. Сопротивление жертвы еще более раззадорило ее. Рыжие волосы метались за спиной, как пламя костра, глаза вспыхивали зелеными искрами. На мгновение грубый самец пробудился и в Атее, но он опомнился, подумал о Ясе.

Неизвестно, как долго продолжался бы этот поединок, но тут сверху на уступ посыпалась земля, и послышалось мужское кряхтение. Кто-то спускался в пещеру.

- О, черт, принесла же кого-то нелегкая! – выругалась атаманша. – Не хватало еще мне зрителей!

Желание, видимо, погасло в ней.

- Оденься, да пойди прочь, подальше в темный угол! – бросила она Атею и сама торопливо принялась собирать свою разбросанную одежду.

Юноша не заставил себя упрашивать.

Разбойники один за другим спускались в пещеру. Хохоча и балагуря, они вспоминали свои приключения, хвалились добычей. Воровинов день был особенный: добыча не делилась поровну, каждый оставлял награбленное себе.

Атаманша, одетая и принявшая начальственный вид, восседала в кругу своих «парней», слушала их россказни, рассматривала добычу и незаметно косила глазом в угол пещеры, где в темноте скрывался Атей. Ей не хотелось выволакивать его на свет. Она рассчитывала, что наевшаяся и наговорившаяся братия вскоре заснет. Вот тогда она  насладится пленником.

Грустные мысли одолевали Атея. Ему вовсе не улыбалось быть забавой для грубой атаманши разбойников. Нужно бежать, бежать отсюда. Но как? У входа в пещеру дежурил один из разбойников. Видимо, охрану не снимут до утра.  Пещера, хоть и была велика, но спрятаться в ней невозможно. От безысходности Атей принялся ощупывать стены: вдруг где-то откроется потайной ход.

Кое-где в камнях имелись трещины, но все они были малы – не протиснуться. Вот под руку попалась узкая щель между камнями. Атей просунул в нее руку: щель была такой глубокой, что пальцы не нащупали ничего.

«Нужно попытаться протиснуться туда, вдруг рядом – еще один выход, или хотя бы еще одна пещера, - думал Атей, так и эдак крутясь возле щели. – Атаманша – женщина  крупная, уж она-то в эту щель наверняка не пролезет, значит, и до меня не доберется».

Подумав о своей спасительнице, Атей вспомнил, что его ладанка находится у нее. Нужно обязательно вернуть ее, но как?

Между тем, сытые разбойники устраивались на ночлег. То один, то другой подкатывались к атаманше с недвусмысленными намеками, но все получили от ворот поворот. Атаманша легла поодаль от своих «парней», в дальнем углу пещеры, куда не проникал свет от очага. Видимо, она ждала, когда все уснут, чтобы возобновить свою атаку на Атея.

Случилось так, что уставшая атаманша захрапела раньше всех. Как по команде из разных углов пещеры ей откликнулись остальные разбойники. Только часовой не спал, но он сидел лицом к выходу из пещеры, уставившись на полную луну, всходящую над лесом. На счастье, он не видел Атея, когда тот на цыпочках вышел из своего угла и снял с шеи разбойницы свою ладанку.

« Ну вот, воровинов день и меня не обошел»! – усмехнулся юноша, возвращаясь к щели  в стене пещеры. Подождав еще немного и убедившись, что все спят, он снял с себя одежду, чтобы не мешала, протиснулся в щель и оказался в крошечном каменном мешке. Здесь не было другого выхода. Даже свод пещерки был настолько низок, что Атею пришлось наклонить голову, чтобы не зацепиться за него.

Ощупывая пещеру, юноша ударился обо что-то лбом. Это «что-то» оказалось граненым шаром размером с кулак, подвешенным к своду пещеры на цепочке.

« Что ж, подожду здесь до утра, авось, атаманша меня отсюда не выудит», - подумал Атей, опускаясь на камни.

ГЛАВА 8.

Юноша сидел в темноте, наблюдая за отблесками огня в очаге. Потом, когда огонь погас, щель в стене пещеры засветилась мягким лунным светом. Лунный лучик медленно перемещался, отмеряя текущее время ночи. Вдруг он коснулся граненого шара над головой Атея, и тот вспыхнул тысячью разноцветных искр, окатывая юношу сверкающим водопадом. Откуда-то снизу заклубился розовый туман, поднялся выше, выше, заполнил всю пещеру. И тут Атей понял, что у пещеры больше нет стен. Розовый туман стал голубеть и растекаться в разные стороны. Цепочка граненых шаров, зажигаемых по очереди лунным лучом, уходила вдаль. Атей, зачарованно следя за этой сверкающей гирляндой, встал и пошел от шара к шару, не отдавая себе отчета, зачем он это делает. А шары все зажигались и зажигались впереди, и не было им конца.

Видимо, Атей шел долго. Тело его ныло от усталости, когда шары, наконец, кончились, и наваждение прошло. Юноша в изнеможении присел прямо на каменный пол скального лабиринта и огляделся.

Прямо перед ним спускалась вниз широкая лестница с каменными узорчатыми перилами. Сотни две ступеней, не меньше – невольно отметил про себя Атей. Лестница вела к гигантской пещере, своды которой терялись в темноте. Пещера была абсолютно пуста, если не считать украшенного каменной резьбой возвышения в центре. Дюжины четыре массивных деревянных дверей, обрамленных резьбой по камню, располагались по периметру пещеры.

- Здесь кто-то живет, - Атей не заметил, что говорит вслух.

Стены пещеры излучали странный холодный свет, поэтому все было отлично видно.

- И что же мне теперь делать? Идти вниз, или подождать и посмотреть, не выйдет ли кто из дверей?

Прикинув так и этак, Атей решил все-таки, что благоразумнее понаблюдать за пещерой издали. Он устроился на верхней ступени лестницы поудобнее и стал ждать.

Спустя некоторое время все двери одновременно отворились, и пещера наполнилась людьми. Повидавший за свою жизнь немало народу, Атей признался себе, что с таким он еще не встречался. Жители пещеры были на редкость красивы и молоды. Изящные девушки и женщины с изумительно бледными лицами и огромными сверкающими глазами были одеты в яркие струящиеся одежды, стройные мужчины с длинными волосами – в облегающие штаны и короткие плащи. Детей и стариков не было вовсе.

Атей не мог разобрать слов, но все о чем-то возбужденно говорили, поглядывая на огромный граненый шар, свисающий сосвода пещеры на толстой цепи. Он был очень похож на шары из гирлянды, приведшей сюда Атея, только гораздо больше. Внутри шара яркая серебристая точка становилась все крупнее, все лучистее. И вот – шар вспыхнул ослепительно ярко.

- А-а-а-а-х!!! – вырвалось одновременно из груди всех собравшихся.

На возвышение в центре пещеры поднялся один из мужчин. Судя по длинному плащу, скрывающему легкомысленные обтягивающие штанишки, и массивной золотой цепи на шее, он был кем-то вроде старейшины на этом собрании. Мужчина заговорил громко, так, что услышали не только окружающие его соплеменники, но и Атей на вершине лестницы.

- Братья и сестры! – оратор обвел всех горящим взором. – Сегодня, в Ночь Серебряной Луны, мы собрались здесь, чтобы встретить Гостя. Вы знаете, что только раз в двенадцать лет луна занимает на небе такое положение, что ее лучи в полночь достигают шара из горного хрусталя в заповедной пещере. Затем, передаваясь от шара к шару, лунный свет открывает магический тоннель, через который к нам может попасть Гость. Может, но не всегда попадает, ибо не всегда именно в этот момент в заповедной пещере оказывается человек из Верхнего Мира. И все же каждые двенадцать лет мы собираемся в надежде, что Гость придет.

- Придет, придет! – эхом откликнулось в пещере.

- Ты, Селин, поднимись по лестнице и посмотри, не пришел ли Он, - обратился оратор к одному из юношей.

Тот, молча, кивнул  и легко побежал по ступеням лестницы вверх. Атей не успел найти себе укрытия, а Селин был уже рядом.

- Он здесь! Он здесь! Гость пришел!!! – радостно завопил гонец, увидев Атея.

Бесцеремонно схватив юношу за руку, он потянул его вниз по лестнице.

Толпа внизу пришла в дикий восторг. Все кричали, хлопали в ладоши, поздравляли друг друга с удачей. Одна из девушек открыла корзинку, висящую у нее на руке, и оттуда выпорхнула стайка летучих мышей. То же сделали и другие девушки – под сводами пещеры заметалось темное крылатое облако.

Тем временем гонец доставил Атея на центральную площадку. К ним подошел тот, кто только что говорил речь. Он низко поклонился Гостю и повесил ему на шею свою золотую цепь.

- Добро пожаловать в Княжество Вампиров!

У Атея волосы на голове встали дыбом. Он вмиг припомнил все сказки, слышанные им от бабушки. В них кровожадные выходцы из царства мертвых пили кровь своих жертв, делая и их подобными себе.

От окружающих не укрылась реакция Гостя на приветствие князя вампиров. Они рассмеялись, а князь взял Атея за руку и успокоил:

- Не нужно нас бояться, мы не собираемся пить твою кровь. То, что рассказывают о нас там, наверху – просто сказки. Именно поэтому раз в двенадцать лет мы открываем проход в свой мир для Гостя, чтобы показать ему наше княжество и рассказать правду о нашем народе. Мы делаем это для того, чтобы потом Гость мог стать нашим защитником перед людьми из Верхнего Мира.

За дубовыми дверями центральной пещеры скрывался настоящий город. Тоннели-улицы расходились в разные стороны, подобно осевым нитям в тенетах паука, так же соединяясь между собой тоннелями поуже. В тоннели открывались двери личных апартаментов каждого из жителей подземного города. Семей здесь не заводили, предпочитая время от времени встречаться с избранником или избранницей в особых приютах любви. Там постоянно звучала тихая музыка, воздух был напоен чувственным ароматом, стены светились мягким розовым светом.

- Отчего стены светятся? – не удержался от вопроса Атей.

- У нас здесь нет солнечного света, мы его не выносим, - ответил ему Селин, вызвавшийся показать Гостю город. – Раз в месяц на стены наносят светящийся состав: это такие крохотные твари, которые могут сами собой светиться. Мы их разводим в больших каменных чанах.

- А почему вы живете под землей, разве на поверхности мало безлюдных мест, где вас никто не потревожит?

- Видишь ли, вампиры – не сказочные существа. Мы – тоже люди, как вы, только с рожденья солнечный свет – враг нам. Это вроде болезни. Стоит ребенку попасть под луч солнца – вот тебе и ожег на коже. Дальше – больше. Вскоре такой малыш весь покрыт кровоточащими язвами. Хорошо, если мать догадается его от солнца спрятать. Если же нет, ребенок - не жилец. Издревле матери приносили таких детей в пещеры и бросали там. Ну, а мы – подбирали. Так и появился народ вампиров.

- Что ж, вы совсем не выходите на поверхность?

- Отчего же, выходим, но только ночью, очень редко.

- А скажи, Селин, почему люди думают, будто вампиры пьют кровь? Это что – сказки?

- В каждой сказке есть доля истины. Вторая особенность подземного народа в том, что в нашей крови не хватает чего-то такого, что есть у вас, обыкновенных людей. Вот и приходится изредка восполнять эту недостачу.

- Так вы все же нападаете на людей и сосете их кровь? – Атей в ужасе остановился.

- Да не нападаем мы ни на кого, враки все это! Нам и нужно-то этой крови всего чуть-чуть. Ты видел летучих мышей, которых девушки выпустили из корзинок в твою честь?

- У нас в таких случаях выпускают голубей…

- Не живут под землей голуби, да и толку от них никакого нет. А вот летучие мыши для нас кровь приносят. Посуди сам, много ли крови в такой крохе поместится? Разве могут они причинить кому-то большой вред? В теплых краях тамошним вампирам их летучие мыши и плоды всякие таскают, а наши – только кровь, да мошек. И то только летом, а зимой – спят или на юг улетают.

- А как же вы? – Атей хотел сказать – добываете кровь зимой, но Селин не дал ему закончить, переведя разговор на другое.

- Вы все думаете, что вампиры только кровью питаются. Это не так. Кровь для нас – только необходимое лекарство, а едим мы совсем другое. Пойдем, попробуешь.

В обеденной пещере стояло множество небольших столиков с удобными стульями вокруг: и здесь сказывалась любовь вампиров к уединению. Атей подумал, что у них в деревне поставили бы один длинный стол и лавки по бокам, чтобы не только есть, но и веселиться вместе. В избах стол с лавками всегда был местом сбора всей семьи, местом не только трапезы, но и общения.

За некоторыми столиками обедали жители подземного города. Они встали, приветствуя Гостя, но ни один не пригласил его за свой столик.

- Присаживайся, пожалуйста, - предложил Селин.

Сам он отправился на кухню за едой. Атей уже понял, что в удивительном княжестве каждый житель выполняет какую-то работу на общее благо, пользуясь в то же время плодами трудов других вампиров.

Вернулся Селин. На большом деревянном подносе он принес множество  мисок с разнообразными кушаньями. Ни одно из них не было похоже на еду, привычную Атею.

- Тут точно нет человеческой крови? – с сомнением покосился на миски юноша.

- Конечно, нет. Кровь – слишком ценный продукт, чтобы добавлять его в повседневную пищу. Кровь – лекарство, я говорил уже тебе об этом. Так что ешь, не стесняйся!

Атей с опаской положил в рот кусочек чего-то запеченного из крайней миски.

- М-м, вкусно! Похоже на рыбу.

- Так это и есть рыба. У нас в подземной реке  ее полным-полно. Правда, она слепая совсем, но тем проще нам ее ловить, - рассмеялся Селин.

- А это что? – Атей запустил ложку в густой суп, пахнущий вполне обычными грибами.

- Грибной суп, - подтвердил его догадку Селин. – Грибы - это основная наша пища. Сам понимаешь, без солнечного света больше ничего не растет. А грибов у нас – целые плантации. И для еды, и для красоты.

- Для красоты? – удивился Атей.

- Конечно. Ты не представляешь, до чего красивы  бывают грибы: разноцветные, ароматные, иногда даже светящиеся!

- Хотел бы я посмотреть на ваши грибные сады!

- Нет ничего проще, увидишь. Попробуй вот это.

Селин пододвинул Гостю жареные шарики из мелко нарубленного мяса.

- Котлеты, - назвал он необычное блюдо.

Жуя с аппетитом, Атей поинтересовался:

- А чем же вы кормите своих коров, если у вас трава не растет? Или котлеты – из мяса диких зверей, которые водятся в пещерах?

- Ты прав, домашних животных мы не держим, да и на диких не охотимся. Их просто нет в наших глубоких тоннелях.

- Из чего же тогда котлеты?

- Из червей.

Атей вовремя зажал рот руками, а не то бы вся съеденная им провизия тут же оказалась на столе. Видя свою промашку, Селин не придумал ничего лучшего, как предложить Гостю самому посмотреть на червивую ферму вампиров.

- Нет уж, уволь, - Атей сглотнул просящуюся наружу пищу. – Спасибо, я сыт.

И он встал из-за стола.

Долго еще бродили Атей и Селин по подземному городу. Все здесь было странным и необычным. Ткани изготавливали из высушенных нитей особых грибов, другие грибы служили основой красителей. Самой большой ценностью в подземном мире была древесина. Ее доставляли с поверхности земли, а мелкие предметы изготавливали из корней деревьев, растущих над верхними ярусами пещер.

Селин показал Гостю и лечебницу. Здесь имелось несколько отделений. То, где полагалось находиться больным, сейчас пустовало.

- У нас редко болеют, - пояснил Селин. – А вот о здоровье заботятся все. Смотри сюда.

На берегу подземного озерца расположились местные жители. Одни из них просто лежали на гладких камнях, отдыхая. Другие намазывали себя глиной и какой-то остро пахнущей темной мазью.

- Мумие, - назвал ее Селин, не объяснив, однако, что это такое.

Третьи плавали и ныряли в воде. Когда подошли поближе, Атей увидел, что от воды идет пар, и вся она как бы пронизана крошечными лопающимися на поверхности пузырьками.

- Это наше лечебное озеро. Помогает сохранять здоровье и молодость.

- То-то я не заметил ни одного старика!

- Вампиры живут долго, но тело их  всегда молодо, - подтвердил Селин.

В соседней пещере делали массаж и выкладывали узоры на теле разноцветными минералами.

- Нужно знать, какой камень куда положить, - объяснил Селин. – Этому долго учатся. Лекарь у нас – самое уважаемое ремесло.

В большой полутемной пещере в маленьких кроватках лежали дети.

- Это те, которых бросили наземные матери, а мы  подобрали. Их даже наш пещерный свет тревожит. Привыкают долго, а поправляются – еще дольше.

- Но что-то мы нигде больше не встречали детей, только здесь, - удивился Атей.

- Дети живут отдельно. Их воспитывают настоящими вампирами до совершеннолетия, то есть до наступления половой зрелости. Только после обряда Ру они становятся полноправными жителями княжества.

Атей поежился. С обрядами у него были связаны неприятные воспоминания. «Как там Ириса и Орикс»? – подумалось.

- Обряд Ру очень красив, - продолжал между тем Селин.- Да ты сам его увидишь, ведь стать взрослым в Ночь Серебряной Луны, да еще на глазах у Гостя – это не часто бывает. Сегодня на исходе ночи…

- И как вы только отличаете, когда день, а когда – ночь? – Атею казалось, что время остановилось в подземном мире.

- Не знаю, - Селин пожал плечами. – Просто знаем – и все. Это нельзя объяснить словами.

Путешествие по подземному городу закончилось на берегу реки. Здесь, словно где-нибудь на обычной песчаной косе, сушились рыбацкие сети, смолились большие остроносые лодки, стояли корзины с блеклой безглазой рыбой.

- А куда ведет вон тот тоннель, за рекой? – полюбопытствовал Атей.

- Это – запретная территория, туда гостям вход закрыт.

Селин повернулся к реке спиной и увлек за собой Атея.

Гостя усадили на возвышении прямо под огромным шаром из горного хрусталя. Сейчас он не светился, но никто уже не обращал на это внимания. За несколько часов, в течение которых Атей знакомился с княжеством вампиров, пещера неузнаваемо изменилась. Повсюду на светящихся стенах висели горшочки с удивительной красоты…

- Цветами? – Атей повернулся к своему проводнику.

- Да нет же, это – грибы. Видишь, какие они разные: причудливой формы, ярких оттенков. А аромат!

В самом деле, вся пещера была наполнена благоуханием, от которого кружилась голова. Откуда-то из дальнего темного угла слышалась сладостная музыка. Вот к ней присоединился звон множества колокольчиков. Отворились двери, и в пещеру вступила вереница очаровательных молодых женщин с серебряными колокольчиками в руках. Из других дверей мужчины выносили подносы с горячим дымящимся мясом и прозрачными кубками, полными темно-красной жидкости.

- Кровь? – догадался Атей.

- Нет, всего-навсего вино.

Угощение расставили вокруг возвышения, на которое поднялся и князь вампиров. Вот он трижды хлопнул в ладоши – и обряд Ру начался.

Ведомые статным мужчиной, к центру пещеры вышли совсем еще молоденькие парнишки. То, что они были абсолютно нагими, никого не удивило. Наоборот, в толпе присутствующих на церемонии послышались одобрительные возгласы. Юнцы, казалось, ничего не видели и не слышали, до того отрешенным было выражение их лиц.

Как только юноши уселись вокруг возвышения, из дверей показалась группа девушек. Прозрачные покрывала до пят совсем не скрывали их наготы, волосы струились по плечам и спинам, бедра покачивались в такт музыке. Девушки одна за другой прошествовали мимо Гостя, роняя к его ногам покрывала, и уселись рядом с юношами. Ни у одной не дрогнули ресницы, прикрывающие затуманенные очи.

Музыка зазвучала громче и ритмичнее, из толпы неслись подбадривающие крики. Юные пары подняли бокалы с вином, посмотрели друг на друга сквозь рубиновую жидкость и выпили ее до дна. Не говоря ни слова, они съели все мясо, а затем и розданные князем крохотные белые шарики.

Музыка тем временем снова изменилась. Теперь она была полна страсти. Юные пары поднялись со своих мест и закружились в странном танце. Тела сплетались и расплетались, пальцы пробегали по коже, как по струнам гуслей, будя трепет и сладострастие. И вдруг все резко оборвалось. Смолкла музыка, пары разомкнули объятия и упали без чувств на камни.

Мгновение тишины – и взрыв эмоций наблюдающей толпы!

- Ру! Ру-ру-ру! – горланят десятки глоток.

- Таинство свершилось! – провозглашает князь.

Снова звучит музыка, ликующая толпа подхватывает участников ритуала и несет их куда-то.

 Тем временем женщины в алых платьях принесли и расставили по краю возвышения подносы с крохотными хрустальными стаканчиками, наполненными темно-красной жидкостью.

- Вино? – спросил Атей.

- Нет, кровь!

Глаза Селина вспыхнули, и, забыв о Госте, он устремился к одному из подносов. То же проделывали и все собравшиеся на торжество.

«Эге, пора мне, видно, ноги уносить! – подумал Атей. – Не ровен час, кому-то не хватит стаканчика».

Воспользовавшись тем, что о нем забыли, юноша пробрался к двери, что вела к реке. Мгновение – и он уже в тоннеле.

- Самое время распрощаться с радушными хозяевами, - бормотал себе под нос Атей, быстрым шагом направляясь к реке.

Он уже вышел к песчаной косе, на которой сушились рыбацкие сети, и тут увидел, как от входа в пещеру на другом берегу отплыла лодка. Кроме гребцов, в лодке юноша насчитал четверых мужчин. Вот они причалили к берегу, вытащили из лодки кувшины с красной жидкостью и передали их подбежавшим женщинам в алых платьях. Те ловко наполнили хрустальные стаканчики на подносах и понесли их к центральной пещере. Мужчины пошли следом.

- Ага, так вот почему Селин не повел меня в ту пещеру, за рекой! Конечно, там они держат людей – пленников, чтобы было, у кого брать кровь зимой, когда летучие мыши спят.

Атей вспомнил, что летучие мыши появляются, когда станет уже  тепло, а ранней весной их никто не видел.

- Нужно освободить пленников!

Юноша осмотрелся по сторонам и, никого не увидев, столкнул в воду одну из рыбачьих лодок, самую большую.

От реки к входу в пещеру вели каменные ступени. Ни двери, запертой на замок, ни охраны.

- Неужели я ошибся? – Атей поднялся по ступеням и пошел в полутемный тоннель.

Стены здесь светились гораздо менее ярко, чем в остальных тоннелях, но все же и в этом тусклом свете юноша увидел под потолком множество подвешенных клеточек с летучими мышами. Ни одна из них не подавала признаков жизни, повиснув вниз головой и закутавшись в перепончатые крылья.

Короткий тоннель упирался в большую двустворчатую дверь. Атей попробовал толкнуть створки. Дверь легко открылась. Юноша осторожно заглянул в щель. За дверью была большая светлая пещера. У стен располагались лежанки, а на лежанках – люди.

- Они убили всех своих пленников, чтобы напиться крови! – Атей заскрежетал зубами.- Не успел, не успел я их спасти!

Юноша вошел в пещеру и приблизился к крайнему ложу. На мягкой подстилке лежал крепкий мужчина средних лет. Лицо его было несколько бледно, но не безжизненно. Атей склонился над ложем и уловил далеко не слабое дыхание.

- Слава Богам, этот – жив! – обрадовался юноша и метнулся к следующему ложу.

Лежащий на нем юноша тоже дышал, причем так безмятежно, будто просто спал в родной избе на печке. Атей обошел всю пещеру кругом, склоняясь над каждым ложем. Ни одного мертвого тела!

Обрадованный юноша потряс за плечо одного из спящих пленников. Тот недовольно приоткрыл глаза:

- Ну, чего тебе надо? Отстань, сколько можно меня доить?

Атей встряхнул пленника еще раз:

- Проснись, проснись скорее! Я – не вампир, я – обыкновенный человек. Вставай, нужно бежать, пока хозяева пещеры не вернулись.

- Бежать? Куда и зачем? Отстань, мне и здесь хорошо.

- Но ведь ты – пленник, разве не так? Разве не пьют твою кровь вампиры?

- Ну, пленник, ну – пьют. И что с того? Мне здесь гораздо лучше, чем там, наверху. Там – жена сварливая, детишек голодных куча. Там – работать нужно, надрываться. А тут – красота: ешь, пей, ничего не делай.

- А кровь, кровь твоя?

- Раз в месяц можно стаканом крови пожертвовать ради такой жизни.  Зато потом – ешь от пуза, пей вино хоть ведрами, спи хоть три дня подряд! Так что отстань от меня, никуда я не пойду. И ты здесь оставайся. Тебе понравится, вот увидишь.

Пленник лениво прикрыл глаза и тут же захрапел. Атей попытался растолкать другого, третьего, но бесполезно. Остальные с ним даже разговаривать не захотели. Просто поворачивались на другой бок и продолжали храпеть.

- Похоже, тут моя помощь не нужна! – разочарованно прошептал Атей. – Этим уже не поможешь. Ловко вампиры превратили людей в свое дойное стадо! А я-то наслушался в детстве сказок о ночных кровопийцах и вообразил невесть что…

Юноша повернулся и пошел прочь из пещеры. Он сел в лодку, оттолкнулся от берега. «Где-нибудь эта река должна выбиться на поверхность, - подумал. – Дедушка Арсай говорил, что все реки текут к морю, а мне как раз туда и нужно».

ГЛАВА 9.

Настоящая весна нагрянула в одночасье. С вечера подул теплый южный ветер, нагнал тяжелых облаков, похожих на стадо брюхатых коров. Ночью облака разрешились от бремени обильным теплым дождем, который согнал и без того уже почерневший и осевший снег. Утром выглянуло солнышко, полюбовалось на себя в миллионы лужиц-зеркал, потянуло из земли травинки.

Деревенские ребятишки, ошалевшие от пряных запахов теплой земли, дымящегося на припеке навоза, метались от дома к дому, выискивая самого старого из стариков: пора объявлять Весень! Только вот стариков на деревне не осталось, все повымерли в прошлое лихолетье.

На завалинку выполз дядька Ивень – погреться на солнышке. Был он еще слаб после недавней болезни, осунувшееся лицо покрылось сеткой морщин, в бороде там и сям белели седые пряди. Ну, вылитый дед, хоть и лет ему было не так уж  много. Ребятня налетела на Ивеня, загомонила, защебетала.

- Эй, чего раскричались, скворчата желторотые? – прищурил глаз Ивень.

- Дядька, дядька, весна на дворе, а Весень объявить некому. Что ж, теперь без праздника будем?

- Девчонки- невесты без женихов останутся?

- А жаворонков, жаворонков – как встречать?

- Дяденька Ивень, объяви Весень!

- Замолчите, горластые! Или забыли, что Весень объявляет самый старый из стариков?

- Да где ж его взять-то, старика этого? Дед Сучок – последний был, да и тот зимой помер.

- Дяденька Ивень, у тебя борода седая – объяви Весень!

- Объяви! Объяви!

Ивень подумал-подумал, почесал для порядка в затылке, запустил пальцы в сивую бороду. По всему выходило, что правы ребятишки.

- Ну, будь что будет! – решил он.

Встал, опираясь на палку. Закинул голову, вглядываясь в пухлые белые облака, что паслись на голубом небесном лугу. Вдохнул полной грудью   и решительно провозгласил:

- Завтра – Весень!

- Весень, Весень, завтра – Весень! – ребятишки кинулись врассыпную по деревне, неся радостную весть во все дома.

Яся достала из сундука белую расшитую сорочку, скатерть, голубой сарафан. Погладила яркую ткань рукой, призадумалась. В этом сарафане она впервые встречала девичий праздник прошлой весной. Тогда она не хотела замуж, сердце еще не было тронуто любовью. И вот всего год спустя она не только жена, но и будущая мать.

Яся вспомнила Атея, тревога опалила сердце: как он там, в дальнем далеке? Хотела мысленно увидеть его, сосредоточилась – и не смогла. «Что это со мной»? – удивилась девушка. Раньше она легко могла настроиться на любимых людей: отца, мать, мужа. Теперь же перед ее внутренним взором была чернота, изредка прорезаемая светлыми вспышками. «Должно быть, я просто устала, - решила Яся. – Нужно отвлечься».

Она стала думать о том, что этой весной ей предстоят совсем другие хлопоты, другие обряды – обряды замужней женщины. Яся еще раз взглянула на голубой сарафан .

- Отнесу-ка я его Зариме. Может, наряд Небушка принесет ей удачу.

Яся схватила одежку и выбежала из дома. Навстречу ей катилась пестрая девичья ватага с ведрами, чугунками и прочей подходящей посудой.

- Яся, Яся, пошли с нами за снегом в дальний овраг! – обступили девушки подружку.

- Пошли, пошли, а то солнышко последний снег растопит, нечем будет огород поливать.

Беляна оглядела округлившуюся фигуру подруги и покачала головой:

- Зря мы ее зовем, девчата. Не видите разве, какой у Яси животик? Вдруг  оскользнется, да и покатится, как колобок, - не зло пошутила Беляна.

- Давай-ка, подружка, посуду какую, мы тебе снега принесем.

- Конечно, принесем!

Яся вернулась за чугунком, отдала его Беляне. На душе у нее стало как-то грустно: не водить ей больше девичьих хороводов, не заплетать березку, не ломать вербочку. Будет она вместо этого печь пироги, да бегать голая по огороду, отгоняя от дома нечисть.

- Не грусти, подружка! – Беляна понимающе заглянула Ясе в глаза. – Не ты одна косу на две расплела. От нашего прошлогоднего хоровода всего-то человек десять осталось: остальные все замужем.

- А что же ты? – Яся запнулась, боясь обидеть подругу напоминанием о том, что та засиделась в девках.

- А я – ничего, - Беляна задорно усмехнулась. – Прошлой весной почти все парни за тобой побежали, вот и остались без невест. А теперь Сил – мой будет. Мы уж с ним и сговорились.

- А кто же у вас в хороводе Небушком нарядится? – оглядела Яся подросших девчонок.

- Мы об этом еще разговора не вели.

- Возьмите Зариму Небушком! Вот я ей и саоафан свой синий несу.

- Что ты, что ты, Яся! – замахали девушки руками. – Зарима-то чужая, как можно ее в хоровод брать?

- Доколе же ей чужой быть? – нахмурила Яся брови. – Бабушка Поветиха ее вместо дочки родной приняла, а вы – отталкиваете. Что ж ей, вековухой оставаться?

- Она – красивая, она у нас всех женихов сманит.

- Того, кто любит по-настоящему, не сманит никакая другая красота, - уверенно ответила Яся. – А коли сманит – стоит ли жалеть? Значит, не любовь это. А без любви, с постылым жить – хуже мученья не придумаешь.

- А ведь и верно, девчата! Устроим своим нареченным проверочку. Пойдем за Заримой!

Девушки повернули назад и вместе с Ясей направились к избушке бабки Поветихи.

- Стойте, стойте! – Беляна громыхнула чугунком. – Про снег забыли? Растопит его солнышко, что делать станем?

Яся тут же нашла решение проблемы.

- Я к Зариме одна схожу. Сарафан ей отнесу и пошлю вслед за вами. Она быстро вас догонит.

На том и порешили.

Зарима была не одна. За столом перед миской каши сидел уже однажды виденный Ясей Прохожий Дядька. Он улыбнулся девушке, как старой знакомой:

- Здорово живешь, красавица!

- Здравствуй, дяденька.

- Как малыш твой? – дядька уперся взглядом в живот Яси. – Жив пока?

- Что  ты такое говоришь? – Яся прикрыла живот ладошками. – Почему это он не должен быть жив?

- Ну, раз жив, значит, ты меня послушалась, да врачевать бросила.

- Что ты, что ты, дяденька! – встряла Зарима. – Как же может она это дело бросить, коли у нас другой знахарки - во всей округе нет? К ней уже и из других деревень приходить стали.

- Э, худо, худо! – покачал дядька головой. – Уморишь ты младенца, непутевая мамаша.

- Да что ж я могу поделать, дяденька? – Яся  села на лавку и опустила плечи.– Нет сил отказать тем, кому помощь моя нужна.

- Да-а, - дядька огладил бороду и изобразил на лице задумчивость. – Видно, одно тебе осталось: спрятаться от людей хотя бы до рождения ребенка.

- Куда же я спрячусь? – Яся уныло повесила голову. – В деревне меня найдут, куда ни спрячься.

- А пойдем со мной, девонька, - дядька ободряюще улыбнулся. – Я как раз возвращаюсь к себе домой. Погостишь у меня до осени, а как ребенок родится, да окрепнет маленько – я тебя назад доставлю.

- А далеко ли ты живешь, дяденька?

- Да это - смотря, какой дорогой идти: есть и длинная, и короткая. Ну, да со мной не заблудишься.

- Что делать, Зарима? – Яся повернулась к подруге. – Надо с мамой посоветоваться, у отца спросить.

- Времени для разговоров у нас нет! - дядька решительно отодвинул миску с недоеденной кашей и встал из-за стола. – Идти, так идем сейчас. Или у тебя в других краях родственники имеются?

- Родственники? – Яся вспомнила о сестре Атея, Персиле. Она бы помогла, конечно, но где ее искать, жену пирата?

- Вижу, больше не к кому тебе пойти, - настаивал дядька. – Пойдем со мной -  и сама цела будешь, и ребенок.

- Иди, Ясенька, иди, - подхватила Зарима. – Твоим я скажу, куда ты ушла, чтоб не беспокоились.

- Да здесь рядом, до полудня доберемся, - загадочно усмехнулся Прохожий Дядька.

- За лесом? – вспомнила Яся деревню, в которой побывала с матерью прошлой весной.

- Лес там тоже есть, - согласился дядька.

Изнутри Ясю толкнул Зорень. В последнее время с ним такое не часто случалось. Яся даже беспокоилась, все ли в порядке с малышом?

- И ты тоже хочешь, чтобы я пошла с дядькой? – шепотом спросила Яся сына. – Ну что ж, пойдем.

Проводив Ясю и Прохожего Дядьку до плетня, Зарима вернулась в избу. На лавке синел оставленный подругой сарафан.

- Яся, Яся! – девушка выбежала за порог, размахивая находкой. – Ты сарафан свой забыла!

Яся остановилась, поджидая Зариму, и ласково улыбнулась ей.

- Ничего я не забыла. Этот сарафан – для тебя. Девушки тебя в хоровод зовут, Небушком будешь, как я прошлой весной. Завтра – Весень, парни невест себе выбирать будут в хороводе. Вот и ты себе жениха сыщешь. Плохо, поди, одной-то жить?

- Еще как плохо! Ночью не сплю – боязно. Днем скучаю – слово сказать некому. Раньше хоть соседи по привычке заходили, а сейчас и того нет.

- Ну, тогда тебе обязательно нужно на Веселой горке завтра быть. Мужа найдешь, детишки появятся, заживешь, как все.

- Спасибо тебе, Ясенька, спасибо, родная! – Зарима обняла подругу и расцеловала в обе щеки.

- Девушки сейчас в дальний овраг пошли за снегом. Беги, догоняй их. Только не забудь моим сказать, куда я ушла.

- Не забуду, конечно, не забуду!

Зарима еще раз на прощанье обняла  Ясю и побежала догонять девушек. О том, что нужно предупредить Поляну и Славеня, она вспомнила только поздним вечером.

«Ой, кажется, нехорошо получилось! – подумала девушка, выглядывая за дверь. – Нужно было сначала к Поляне зайти, а потом девушек догонять. А сейчас уже темно совсем, страшно на другой конец деревни идти. Наверное, Яся не обидится, если я забегу к ее родным завтра? До соседней деревни недалеко, родители всегда успеют навестить свою дочку».

Успокоив себя таким образом, девушка полюбовалась на веточку вербы и нарядный голубой сарафан, приготовленные к завтрашнему празднику, и легла спать.

Утро выдалось на редкость погожим. Зарима вышла на крыльцо и зажмурилась от яркого солнышка. Небо – глубокое, голубое, без единого облачка. Ребятишки кличут весну, зазывают жаворонков звонкими запевками. Хорошо!

Девушка вспомнила, сколько еще дел ей предстоит сегодня. Новые подружки рассказали и о том, как березку завивают, и о том, как шалаш на Веселой горке строят, и, конечно, о хороводе, в котором парни выбирают себе невест. Черноокая красавица наскоро подоила корову, вернулась в избу, полюбовалась голубым сарафаном, тщательно расчесала и заплела в косу блестящие длинные волосы. Выпив кружку молока, девушка побежала к дому родителей Яси.

В горнице у Поляны стол улыбался чудесной расшитой скатертью с выставленными на ней румяными пирогами и прочей праздничной снедью. Хозяйка улыбнулась Зариме.

- Давненько к нам не захаживала, девонька. Как живешь?

- Ой, тетенька Поляна, хорошо живу. Теперь – хорошо. Девушки меня в свой хоровод позвали. Нынче, может быть, и муж мне сыщется на Веселой горке.

- Обязательно сыщется, милая. Чтоб такая красавица, да без мужа осталась! А девчата не боятся,   что ты у них всех женихов сманишь?

- Не боятся, - рассмеялась Зарима. – Говорят, проверку им устроят на верность.

- И то правильно, - согласилась Поляна. – Так что же ты не с девушками теперь? Беляна, я видела, уже побежала к роще.

- Я, тетенька, к вам на минуточку – сказать, что Яся ушла из деревни. Велела вам передать, чтоб вы о ней не беспокоились.

- Как это – ушла? Куда? – Поляна и Славень тревожно переглянулись.

- Тут один дядька прохожий у меня обедал вчера. Увидел Ясю и говорит: «Ты, девонька, своего младенца загубишь, коли других лечить не бросишь. Все болячки-то на малыша перейдут». А как Яся в помощи людям откажет? Вот она и решила уйти на время из деревни, спрятаться, пока малыш не родится.

- Куда уйти, куда? – Поляна в сильнейшем волнении схватила Зариму за руки.

- Да в гости к дядьке тому, прохожему. Он ее позвал – она и пошла. У вас же нет родни в других местах, где ж ей было спрятаться?

- Не нравится мне это! – Славень поднялся с лавки. – Где этот дядька живет, говори?

- А я не знаю, - Зарима захлопала длинными ресницами. – Я его и видела всего-то два раза. Он сказал, что не далеко живет, за лесом.

- Должно быть, в той деревне, у озера, - догадалась Поляна. – Собирайся, Славень, пошли!

- Куда вы? – Зарима тоже заволновалась.

- Негоже дочке у незнакомых людей жить. Вернем ее. Ты, Зарима, за коровой-то нашей присмотри, подои ее, коли до завтра не вернемся.

- Ой, про это не думайте – все сделаю. А как же младенец? Не захочет Яся ему вредить.

- Разберемся, не сомневайся. Уж малыша-то мы защитить сумеем!

Поляна наскоро собрала в мешок пироги, повязала голову платком и взглянула на мужа:

- Идем!

До околицы шли, молча, не замечая удивленных взглядов славящей весну детворы. Взрослые односельчане не встретились ни разу: девушки в роще завивали березку, парни готовились опахивать деревню, чтобы защитить ее от злых сил, остальные хлопотали по хозяйству. Поляна вспомнила, как ровно год назад она с дочерью тайком уходила из дома на поиски мужа, единственного человека на свете, способного защитить Ясю от ненавистного жениха. И вот теперь она снова покидает родную деревню с обретенным мужем. Покидает, чтобы разыскать и вернуть дочь.

В голове Славеня ворочались тяжелые мысли, не находящие исхода в словах. Что-то подсказывало кузнецу, что неспроста ушла дочь, что стоят за этим Темные Силы. Вспомнился последний разговор во сне с покойным отцом. Что-то он говорил о своем новом наследнике? И тут сердце бывшего колдуна пронзила догадка: неужели этот наследник – его внук?

Славень даже сбился с шага. Он пытался отогнать от себя мелькнувшую мысль, но она занозой засела в голове.

- Нет, не таков мой отец, чтоб запросто отказаться от своего. Нужен ему наследник – он его постарается заполучить, во что бы то ни стало. А для этого… Конечно же, ему нужно увести из дома Ясю!

- Что это ты бормочешь себе под нос, Славень?

Кузнец остановился, взглянул на жену – и не решился поделиться с ней своими мыслями. Не стоит ее волновать раньше времени.

- Ничего, родная, ничего. Ну, где же дорога к той деревне, о которой ты говорила?

- Да вот же она. К вечеру доберемся.

« Сдается мне, что дорога наша не такой короткой окажется», - подумал кузнец, но вслух ничего не сказал.

ГЛАВА 10.

Озорной солнечный луч запрыгал по носу Атея, пятная его веснушками. Юноша чихнул и открыл глаза. Лодка, которая так долго несла его по подземной реке, успокаивая и баюкая, теперь уткнулась носом в берег и лишь чуть-чуть покачивалась. Атей окинул взглядом поросший молодой травой обрыв, ветки талов с пробивающимися из почек листами и не поверил глазам. Только вчера река катала его на льдине, и вот уже – ни льдин, ни мутной воды.

- Может быть, я все еще сплю? – юноша ущипнул себя за руку и поморщился от боли. – Нет, не похоже. Значит, подземная река нашла более короткий путь к югу, чем та, по которой я плыл раньше.

Удовлетворившись таким объяснением, Атей поднялся на затекшие ноги, выбрался из лодки и выволок ее на берег. « Нужно срочно подкрепиться», - сигналил ему недовольный желудок.

Цепляясь за корни деревьев, юноша выбрался на обрыв и направился вглубь леса. Странное дело: с каждым шагом трава становилась все гуще и выше, кроны деревьев все зеленее и тенистее. Птицы, которые еще вчера были озабочены поисками укромных местечек для гнезд, вовсю распевали для своих  сидящих на яйцах подруг.

Только теперь Атей сообразил, как трудно ему будет раздобыть еду. Ни силков, ни кремня с кресалом и трута, не говоря уже о ноже или каком-то другом оружии! Юноша попробовал, было, изготовить петлю из шнурка, на котором висела его ладанка и мешочек с сушеными мухоморами. Тщетно: шнурок был слишком короток! Даже опояска потерялась в пещере.

- Вот это я влип! – Атей говорил вслух в полной уверенности, что его никто не слышит.

Да и откуда взяться людям в этой глуши, где даже звериных  троп не было? Однако не зря юноша вырос в лесу. Приглядевшись внимательнее, он без труда нашел и знакомые с детства травы с сочными корешками, и пряные листочки медуницы, а под прошлогодней листвой лещины – десяток вполне съедобных орехов. Несколько яиц из гнезда сороки дополнили лесные дары.

Шагая в поисках пищи от дерева к дереву, от куста к кусту, Атей забрел далеко от реки. Конечно, он не боялся заблудиться. Примечал, с какой стороны светит солнце, с какой – на деревьях растут лишайники. И все же то, что он оказался в такой глуши, стало для юноши неприятной неожиданностью. К тому же, привлекательная изумрудная травка на большой поляне скрывала под собой болотную топь.

- Ну, дальше мне идти совсем не обязательно, - вслух сказал самому себе Атей. – Живот угомонился, получил свое, пора мне и к реке возвращаться. Сяду в лодку – и вперед!

Юноша повернулся спиной к солнцу и, приглядываясь к лишайникам на стволах деревьев, двинулся в обратный, по его разумению, путь. Однако, прошагав несколько минут по лесу, он уткнулся опять в ядовито-зеленую траву болота.

- Тьфу, пропасть! Неужели заблудился, кружу на одном месте?

Юноша упрямо зашагал прочь от болота, но, куда бы он ни поворачивал, трясина вновь и вновь оказывалась у его ног. Мало того, солнечный день как-то потускнел, посерел, налился невесть откуда взявшимся туманом.

- Плохи мои дела! – Атей прислонился к дереву и задумался.

О том, чтобы искать дорогу в тумане, и речи быть не могло: того и гляди угодишь в болото. Оставалось одно – переждать, пересидеть непогоду там, где она его застала.

Юноша уселся под дерево и принялся ждать. Туман то сгущался, местами клубясь и багровея, то распадался на отдельные космы, между которыми проступали неясные силуэты деревьев и кустарников. Безотчетный страх окутывал Атея вместе с седыми туманными прядями. Страх, леденящий сердце, поднимающий дыбом волосы.

- Что за ерунда такая! – злился Атей, не понимая причины своего состояния. – Я же не пострел бесштанный, чтобы бояться какого-то тумана! Отец мой на медведя хаживал, тот пострашнее любой непогоды. Я же – не хуже, не зря в лесу вырос. Если и подкрадется какой зверь, неужто не сумею отбиться?

Однако вокруг было тихо: ни шороха листьев, ни треска сухого валежника. Даже птахи не подавали голоса.

- Может, у меня уши заложило? – Атей потряс головой, но это ничего не изменило.

Мертвая тишина. Белый туман. Безотчетный страх.

Когда юноша готов уже был закричать во весь голос, чтобы только нарушить безмолвие, туман внезапно исчез, как будто его и не было. Вместе с туманом исчез и страх. Атей облегченно вздохнул, поднялся на ноги и – снова сел у подножия дерева.

 Лес вокруг изменился до неузнаваемости. Вместо зеленого ситца  недавно распустившейся листвы он ощетинился темными иголками елей, вздыбился непролазным валежником, опутался паутиной и седыми бородами мха. Абсолютная тишина давила на уши. Атею показалось, что из реальности он провалился в кошмарный сон, из которого нет возврата.

Чтобы рассеять наваждение, юноша набрал полные легкие воздуха и закричал:

- Эге-ге-гей!

Густая липкая тишина не колыхнулась, не отозвалась голосами. Даже эхо молчало.

- Эге-ге-гей! – снова и снова кричал Атей.

И снова в ответ – ни звука. Довольно скоро юноша охрип и  замолчал.

- И чего это я ору? – удивился он. – Сижу здесь на кочке, как лягушка какая-нибудь, шагу в сторону не ступлю. Вот дурак!

Атей упруго поднялся и шагнул вперед. Почва под ногами не подалась, как обычно бывает на болоте.

- Ага, да тут и тропинка имеется! – обрадовался юноша, приглядевшись внимательнее. – Раз есть тропинка, значит, и живые существа недалече: люди ли, звери. Если звери – то, скорее всего, они протоптали тропу к водопою. Есть вода – есть и путь, который я потерял. Если же тропинка протоптана людьми – и того лучше: узнаю, где я и как выйти к реке. Может, и провизией разживусь.

Тропа оказалась на удивление короткой. Она упиралась в топь, посреди которой, окруженное со всех сторон черной водой, высилось странное сооружение на двух сваях. Мостик из тонких жердей был перекинут через трясину.

- Прямо избушка на курьих ножках, - вспомнил Атей сказки, что рассказывала ему бабушка долгими зимними вечерами. – Эй, избушка-избушка, встань к лесу задом, а ко мне передом! Что, лапы отсидела, или яичко снесла – не ворохнешься, не колыхнешься?

Атей засмеялся и перемахнул по мостику через трясину.

Сооружение и впрямь напоминало избушку, до того поросшую мхами  и лишайниками, что теперь трудно было определить, из чего она сделана и когда.

- А где же баба Яга? – веселился Атей. – Эй, бабуля, отворяй ворота, добрый молодец к тебе в гости пожаловал!

Внутри избушки что-то зажужжало, заскрипело, и непонятным образом в стене образовалось отверстие как раз такого размера, что Атей без труда смог войти внутрь. Как только обе ноги юноши оказались за порогом, дверь моментально исчезла.

- Эй, бабуля, хватит шутить! – Атею и впрямь стало не до шуток. – Я – гость, а не пленник. Уразумела разницу?

Дверь, однако, не открылась, зато впереди обозначилось какое-то светлое пятно. Медленно разрастаясь, пятно, принявшее очертания куриного яйца, заполняло собой темное нутро «избушки». Атей, испугавшись, что будет прижат к стене и раздавлен этим гигантским яйцом, шаг за шагом отступал назад до тех пор, пока отступать стало некуда. Спина уперлась в гладкую холодную поверхность. «Металл», - мелькнула в голове Атея непроизвольная мысль.

Между тем «яйцо» расширилось настолько, что его можно было достать рукой. Приглядевшись, Атей понял, что никакое это не яйцо, а удивительным образом растущее светлое пространство, ограниченное чуть более плотным воздухом. Вот граница света-тени доползла до юноши, и в мгновение ока он был втянут внутрь – чпок!

И вновь все странным образом изменилось. Теперь Атей стоял на берегу огромного озера. Глубокая синяя вода отражала такое же синее небо и поросшие лесом горы, окаймляющие  голубую «жемчужину». Ароматы невидимых цветов смешивались с влажным свежим ветерком. Тысячи пестрых бабочек кружились над водой, присаживались на влажный белый песок и желтые валуны на берегу озера.

Из-за одного из таких валунов выскользнула миниатюрная женская фигурка и направилась к Атею.

- Здравствуй, добрый молодец! – с усмешкой сказала голубоглазая незнакомка, откидывая со лба прядь светло-русых волос. – Как ты меня назвал – бабой Ягой? Ну что ж, годится имечко. Пусть будет – Яга. А ты кто таков?

Атей хлопал глазами и от удивления не мог вымолвить ни слова. Незнакомка подошла к нему совсем близко и дотронулась до ладанки, что висела у юноши на шее.

- Ага, на медальоне – древние руны. Потомок скитских царей, надо полагать. Ну-ка, прикинем, из какого ты времени пожаловал.

Яга достала из кармана плоскую коробочку, пробежала пальцами по замысловатому узору на ее поверхности, взглянула в светящееся окошко.

- Эх, милок, жил бы ты чуть-чуть попозже, ты бы помог мне. А хотя…

Женщина еще раз прикоснулась к ладанке Атея.

- Потомок скитов, значит – владеет тайными знаниями, - женщина говорила сама с собой, не обращая никакого внимания на впавшего в ступор Атея. – Нужен только стимул, чтобы заставить парня поработать во славу науки. Что ж, стимул – вот он!

С этими словами голубоглазая Яга рванула ладанку с шеи Атея.

- Не тронь! – юноша дернулся, но схватить утраченный талисман не успел.

- Ты получишь свой оберег обратно, не волнуйся, - Яга покачала ладанкой перед носом Атея и снова отдернула руку. – Только придется тебе, парень чуть-чуть помочь мне сначала.

- Помочь?

- Ну да, прямо, как в твоей древней сказке. « Поди туда - не знаю, куда, принеси то – не знаю, что»! – Яга невесело улыбнулась.

- Что принести? – не понял Атей.

- Принести нужно одну штуковину, которую трансментальные мутанты стянули у меня лет эдак триста назад. Без нее моя «избушка» навсегда застрянет в межвременье. А мне уже давным-давно пора в свое время вернуться.

- Что же ты сама эту штуковину не вернешь?

- Я, милок, и рада бы, да только за пределы пространственно-временного континуума и носа высунуть не могу. Придется тебе на бабушку поработать, - снова усмехнулась голубоглазая. – Не то не видать тебе ладанки, как своих ушей.

Атей, успевший уже освоиться в этом нереальном мире, принять условия игры и смириться со своим положением, махнул рукой.

- Ну что ж, бабуля-Ягуля, выкладывай, чего ты от меня хочешь?

Часом позже Атей шагал по неприветливому сумрачному лесу, что окружал «избушку на курьих ножках». Путь его пролегал по бездорожью, безтропинью и вообще по совершенно непроходимой чащобе.

- Вот елки зеленые! – ругался вслух Атей. – Ноги переломаешь об этот валежник, глаза выколешь о сучки, да ветки колючие. Хорошо хоть не заблужусь, спасибо Ягуле: снабдила путеводным «клубочком». Как там она его назвала – плазменный навигатор?

Юноша неотрывно следил за пульсирующим огненным шариком, плывущим шагов за десять впереди него. Вот он не заметил вылезшего из земли корня и, споткнувшись об него, уткнулся носом во влажный мох под ногами.

- Проклятье! – Атей поднялся на ноги и отряхнул порты.

«Клубочек» подождал его, крутясь на месте возле молоденькой елочки. Как только юноша встал, навигатор двинулся вперед.

Солнце уже клонилось к земле, когда проголодавшийся путник решил подкрепиться. Он уселся на поваленное дерево и запустил руку в небольшой мешочек с едой, собранной для него голубоглазой Ягой. Конечно, с большим удовольствием юноша достал бы из него добрую краюху хлеба и кусок вяленой оленины, но таких яств у «бабули» не водилось. Она долго объясняла Атею, как пользоваться мягкими трубочками с необычными затычками и красочными рисунками на боках.

Вот рука нащупала одну из трубочек и извлекла ее на свет. Рисунок изображал поджаренный хлебец. Атей отвинтил крышку и надавил на противоположный конец трубочки. В тот же миг из нее выскользнул небольшой шарик и на глазах изумленного Атея распух, округлился, превращаясь в ароматную, свежую булку с хрустящей корочкой.

- Ай да баба Яга! – юноша поймал булку одной рукой, непроизвольно сжав в другой волшебную трубочку. Из нее тут же, один за другим, выскочило с дюжину шариков, каждый из которых моментально превратился в булку.

- О, Боги! – схватился Атей за голову. – Зачем мне столько хлеба? Разве можно столько съесть зараз!

Не привыкший к расточительности, юноша отложил пару булок в сторону, а остальные, вместе с осторожно закрытой трубочкой, сложил обратно в котомку.

- Где-то здесь я видел лужицу с водой? – за время долгого пути Атей пристрастился разговаривать сам с собой.

 – Ага, вот она. Вода хоть и коричневая, настоянная на опавших листьях, но прозрачная. Надеюсь, я не превращусь в козленочка, напившись из лужицы, - юноша снова вспомнил одну из рассказанных бабушкой сказок.

Булки оказались вкусными и сытными, вода – холодной и  хорошо утоляющей жажду. К тому же, ни рога, ни копыта у Атея не выросли. Навигатор, дождавшийся окончания трапезы, поплыл дальше, а за ним зашагал и Атей.

Как только солнце соскользнуло за вершины елей, в лесу стало темно. Навигатор повис на колючей ветке, переливаясь всеми оттенками желто-оранжевого цвета. Атей подошел совсем близко к шарику: тот не трогался с места.

- Что, здесь у нас будет привал? – юноша подмигнул навигатору, как живому. – Собственно, я не против ночлега, ноги просто гудят от усталости. Да и мох здесь мягкий, удобно лежать будет. Вот съем булочку и - баиньки!

Атей с удовольствием вонзил зубы в еще хрустящую корочку булки.

- И как это удалось Яге засунуть столько хлеба в крошечную трубочку? – на досуге юноша не прочь был поломать голову над загадками голубоглазой «бабули».- Не иначе, колдовство какое-то. А меч-кладенец, что дала она мне в дорогу, - тот точно из сказки. Правда, «бабуля» называла его как-то чудно: концентратор психической энергии. И еще говорила, что сила меча не в нем самом, а в том, кто им владеет, во мне, значит.

Атей достал из-под плаща небольшой серебристый предмет, отдаленно напоминающий оружие, повертел его в руке, потрогал конец пальцем.

- Не очень-то он и острый. Сюда бы кузницу Славеня – я б его вмиг навострил!

Атей вспомнил горячее дыхание горна, перекличку маленького молоточка кузнеца и огромного молота в своих руках. Тут же в памяти всплыло черноусое лицо Славеня и сразу же – улыбка Яси. Сердце сжалось тоскливо: как там она, Ясочка, женушка ненаглядная? И потекли воспоминания нескончаемой рекой, незаметно перенося из яви в мир снов.

Атей проснулся оттого, что кто-то тащил из его рук «меч». Непроизвольно сжав рукоятку и потянув оружие на себя, он увидел в слабом свете луны вцепившуюся зубами в клинок огромную черную крысу.

- Тьфу, погань какая! Откуда ты взялась в лесной чащобе? – Атей стряхнул животное с «меча» и пнул его ногой. – Пошла прочь!

Крыса зло сверкнула глазами, ощерилась и прыгнула на обидчика. Острые зубы вонзились в ногу Атея. Юноша взвыл от боли и ткнул крысу в бок острием «меча», однако отнюдь не острое оружие не причинило ей никакого вреда. Атей, стервенея от боли, отбросил «меч» в сторону и вцепился в крысу руками. Он ломал ей позвоночник и пытался оторвать от себя. В темноте мелькнули черные тени, подбирая брошенное оружие  и унося его вместе с котомкой.

- Э-хе-хе, опять Синеглазка недоумка прислала! – в старческом хриплом голосе сквозило разочарование. – Ну, почему так девке не везет, хоть бы один путевый попался!

Атей, все еще держа в руках убитую крысу, повернулся на голос. Рядом с мерцающим навигатором стоял невысокий старичок в длинной белой рубахе, подпоясанной ниже пояса кожаной тесемкой. В темноте ярко белела седая борода и такие же волосы.

- Ну что, паря, проморгал свое оружие? Как теперь обороняться будешь, как Синеглазке поможешь?

- Какой еще Синеглазке? – не понял Атей, но тут же, вспомнив яркие голубые глаза Яги, сообразил, о ком идет речь. – А откуда ты, дедушка, про нее знаешь?

- Видишь ли, молодец, ведун я, ведать про все и всех – дело моей жизни. Вот и про тебя я все знаю: идешь издалече, путь тебе еще неблизкий предстоит. Вот только одолеешь ты его не скоро, да и то, если Синеглазке помочь сможешь. Без ладанки, да без мухоморов своих – куда пойдешь?

- И это ты знаешь? – удивился юноша. – Тогда скажи, как мне быть, что делать?

- Оружие твое и провизию утащили крысовьи. Без них тебе Кальму не одолеть. То, за чем тебя Синеглазка послала, в ее подземном тереме хранится, там же, где и твои пропажи. Крысовьи туда все тащат, что только попадется им на пути.

- Постой, постой: какие еще крысовьи, какая еще Кальма?

- Да ты, паря, ничего про них не знаешь? Видно, Синеглазка тебя испугать побоялась, не рассказала, к кому посылает. Ну, да я тебе расскажу, не то ждет тебя погибель неминучая, как других.

- А что, и другие были?

- И-и, молодец, было их видимо-невидимо, да только ни один от Кальмы вернуться не сумел. Синеглазка-то уж не первую сотню лет в наших лесах сидит, давненько она здесь застряла.  Мне мой дед сказывал, а тому – его прадед, будто занесло эту деву в наши края не из мест далеких, не из мест близких, а из других времен. Занести-то занесло, а вынести – никак не получается. Крысовьи что-то в ее тереме поломали, утащили – без этой штуки никак не вернуться Синеглазке в свое время.

- Да кто такие – крысовьи, дедушка?

- А это те самые твари, что тебе чуть было ногу не отгрызли, да оружие твое унесли. Оружие-то Синеглазка тебе свое отдала, видно, совсем отчаялась девка.

- Ты что-то путаешь, дедушка: на меня крысы напали.

- С виду они крысы, а живут, как муравьи – те же повадки. Это Кальма их такими сделала.

- Кальма, Кальма… Кто такая Кальма?

- Это давняя история. Жила в здешних местах девица одна: красавица, умница. Гордая и неприступная. Замуж идти ни за одного парня не хотела, презирала всех. А уж как набрела она на Ведьмин родник, так совсем от гордости рехнулась. Вода в том роднике особенная: может менять облик того, кто ее выпьет.

- В козленочка превращает?

- Хоть в козленочка, хоть в крысу, хоть в волка.

- И в кого же эта девица превратилась?

- В ведьму, вот в кого! Сама, как была красавицей, так и осталась, а вот других превращать - стало ее забавой. Сначала муравьев превратила в крыс – стали крысовьи. Понесли ей со всей округи и еду, и питье, и все, что на пути попадалось. Разбогатела ведьма, построила себе терем подземный с кладовыми, да бочками для чудо-воды. Охрану придумала: мужиков, да парней в волков превращает. Рыскают эти оборотни по округе, никого к своей хозяйке не подпускают.

- Неужели за столько лет ведьма не состарилась, не померла?

- Та, первая, померла давно. Осталась ее дочь – тоже ведьма, потом – внучка.… Теперь хозяйка оборотней – Кальма пятая. Вот к ней-то тебя Синеглазка и послала, в ее кладовые. И только от тебя зависит, выйдешь ли ты из подземелья здоров-невредим, или выбежишь на четвереньках волком – оборотнем.

- Да, перспектива не радует! – Атей почесал в затылке. – Хоть бы ножик какой-нибудь завалященький был, чтоб от тварей отбиваться. Меч Синеглазки – у крысовьев, да от него и толку-то мало: тупой, как бабушкина клюка.

- Острота того меча от тебя зависит, разве Синеглазка не объяснила?

- Она говорила, что это.…Как там…Концентратор психической энергии. Только я все равно ничего не понял.

- У каждого человека внутри огонь пылает. Иные тем огнем управлять могут, даже наружу выплескивать и врага им поражать.

- Верно-верно! – вспомнил Атей.- Жена моя, Яся, и мать ее – они могли, я видел.

- А иные, - продолжал старик, - со своим огнем сами совладать не могут, им концентратор нужен, чтобы жар в пучок собрать и в нужное место направить.

- Чего же крысовей невредим остался, когда я его в бок «мечом» ударил?

- Не тот огонь тогда в тебе пылал: страх, боль, а не ярость и злость. Вот что разит наповал! Уразумел?

- Как будто.

- Ну, так и отправляйся за своим оружием. Без него тебе никак не обойтись. А клубочек тебе дорогу укажет, - старик ткнул пальцем в сторону навигатора.

Ведун шагнул за ель – и вот уже нет его, словно и не было. Атей опустился на землю и задумался. В последнее время с ним происходило столько необычного, чудесного, что юноша перестал удивляться. А удивляться было чему. Сказки становились былью, быль - сказками. Как тут разобраться, где явь, а где – морок?

- Это не сон, не видение, - рассуждал Атей. – Это совсем другой мир, со своими законами, сказочными. А раз так, то и поступать нужно, как поступали бы на моем месте герои сказок. Ну-ка, вспомним, что бабушка рассказывала.

Атей представил дорогое морщинистое лицо старушки и словно услышал ее голос:

- Коли приключилась с человеком беда, мудрые люди советовали ему найти то место, где случилось с ним лихо, и, став лицом на восток, произнести заклинание…

- Ну-ка, ну-ка, нужно вспомнить слова заветные. А место и искать не придется: вот оно, у меня под ногами.

Атей вскочил с земли, повернулся в сторону, противоположную той, где недавно село солнышко, и, вспоминая, медленно произнес:

- Прости, Мать - сыра земля, в чем тебе досадил.

Заветный причет юноша повторил трижды, после каждого раза дуя и плюя через левое плечо, после чего поклонился низко, касаясь лбом земли.

За елкой зашуршало, и рядом с навигатором снова объявился дед-ведун.

- Вижу, знаешь ты, паря, наши обычаи, древние. Земелюшка – матушка тебя силой наделит, а я тебе мудростью помогу. Коли станет совсем уж худо, так, что небо с овчинку покажется, сделай вот как…

Старик приподнялся на цыпочки и зашептал прямо в ухо Атея. Потом с удовлетворением чихнул и сказал:

- Коли запомнил все, что  я тебе поведал, - хорошо. Коли нет – повторять не буду. А теперь – прощай, паря.

И дед шагнул за елку. Атей попытался выстроить в ряд слова, сказанные ведуном, - и не смог, запутался.

- Эх, зря, видно, дедуля старался, ничего-то я не запомнил!

Юноша подобрал с земли отломленный ветром сук, очистил его от боковых веточек и, прикинув в руке, достаточно ли тяжело его немудреное оружие,  повернулся к навигатору.

- Ну что, «клубочек путеводный», пора и в путь!

Однако навигатор, слабо мерцая, оставался недвижим.

- Хм, что бы это значило?

Атей подошел к огненному шарику вплотную – тот ни с места. Атей протянул к навигатору руку – и вдруг тот погас. Вот только что был – и нет его.

- Час от часу не легче! – Атей растерянно заморгал глазами – и куда же теперь идти?

Парень снова сел на землю и попытался собраться с мыслями.

- Прежде всего, нужно вернуть оружие, - рассуждал он. – Крысовьи отнесли его в подземные кладовые, туда, куда несут все свои находки. Там же я найду и то, за чем меня Яга послала. Так что нужно искать дорогу в крысовейник.

Атей вспомнил, как в детстве он любил наблюдать за  муравьишками. От рассвета до заката сновали они по своим муравьиным делам. Тогда он заметил, что крошечные эти создания живут по своим законам, одинаковым для муравьев из разных муравейников. Крысовьи, вероятно, тоже эти законы соблюдают, хотя, возможно, не все. Вот, к примеру, настоящие муравьи на закате уже все – дома, входы в муравейник закрыты до утра. А крысовьи – как крысы, напали на него ночью.

- И все же стоит попытаться отыскать муравьиные…тьфу, - крысовьиные тропы, - решил Атей. – Они выведут меня к крысовейнику.

Логично было бы предположить, что, раз крысовьи напали на путника именно в этом месте, то тропа их пролегает как раз здесь. Так что Атею оставалось только запастись терпением и ждать.

Луна давным-давно спряталась за деревьями, звезды потускнели, растворяясь в предрассветных сумерках. Где-то далеко-далеко подал голос петух. Ему ответили другие.

- Должно быть, за лесом – деревня, - обрадовался Атей.

Он уже соскучился по людям, по нормальным, обыкновенным людям!

Рядом зашуршала опавшая хвоя. Сравнительно небольшая черная крыса деловито прошмыгнула мимо Атея, таща в зубах дохлую птицу. Через некоторое время еще одна, побольше, пробежала в ту же сторону, толкая перед собой яйцо куропатки.

- В зубы не берет, боится раздавить. Смышленая! – Атей посмотрел на крысу с уважением.

Следом за второй, нос в хвост, следовала третья, чуть подальше – четвертая…

- Вот она, крысовьиная тропа! – Атей подхватил свою палку и двинулся вслед за черными тварями. Ни одна из них не обращала на юношу внимания.

- Я для них – слишком крупная добыча, - подумал Атей.

На опушке леса юноша остановился. Впереди, прямо посреди поросшей бурьяном пустоши, высился холм. Он не был похож на муравейник, сложенный из веточек и травинок, каким представлял его Атей. Скорее, это был древний курган, весь изрытый тысячами крысиных нор. Должно быть, там, в глубине, крысиные ходы переплетались, наподобие муравьиных, вели в кладовые и выводковые камеры с крысовьятами. Увы, они были слишком малы для того, чтобы протиснуться в них,  добраться до заветного хранилища!

Юноша почесал в затылке и уселся на землю. Идти дальше он не решился, заметив высовывающиеся из нор острозубые хищные морды крыс – сторожей.

- Этих – не стряхнешь с ног, не раздавишь, как муравьев! – Атей вспомнил вцепившуюся в ногу крысу и поежился. – Придется пораскинуть мозгами.

Далеко раскидывать мозги не пришлось, так как юноша вспомнил, что в детстве, для потехи, он со сверстниками любил устраивать большой переполох в муравейнике. Достаточно было вылить на муравьиный дом бадейку воды – и потревоженные обитатели начинали выскакивать из внутренних помещений, таща в безопасное место своих детишек, съестные припасы и прочие ценности.

- Идея хороша, но где взять столько воды? Нужно напугать крысовьев по-другому. Чего боятся все животные? Огня!  Нужно поджечь крысовейник, или хотя бы напускать в него дыма.

Такое решение показалось Атею подходящим, вот только где взять кремень? Голосящие на рассвете петухи подсказали выход из положения.

- Конечно же, нужно идти в деревню! Если не кремень, то хоть угольки из печки там непременно найдутся.

По дороге в деревню Атей несколько раз оглядывался. Ему все казалось, что кто-то упорно сверлит его взглядом. Однажды юноше даже послышался хруст ветки у себя за спиной.

Петушиный хор не давал сбиться с пути, и уже очень скоро Атей оказался в двух шагах от крошечной деревеньки. С десяток почерневших изб окружали небольшое озеро, огороды спускались к самой воде, кособокие мостки для полоскания белья явно нуждались в ремонте.

Из-за прибрежных кустов показалось смешанное стадо: коровы с телятами, несколько круторогих коз и овец. Позади стада, тяжело опираясь на клюку, шагал пастух – белоголовый старик. Видимо, ноги, натруженные за долгую жизнь, плохо слушались старика, так медленно он переставлял их.

Но вот дед заметил Атея. Лицо его, до того спокойное и умиротворенное, исказилось гримасой страха.

- Оборотень! Оборотень! – завопил пастух, заворачивая стадо назад в деревню.

- Постой, постой, дедушка! – Атей бросился вслед за стариком. – Какой же я оборотень? Подожди!

- Оборотень! Оборотни! – во все горло вопил перепуганный пастух.

Лохматая собачонка вместо того, чтобы помогать хозяину, жалась к его ногам, поджав хвост и жалобно скуля.

«Странный какой-то дед»,- подумал Атей, и это была последняя его мысль. Что-то тяжелое, лохматое, острозубое навалилось на него сзади, сдавило клыками шею и поволокло в черную бездну.

ГЛАВА 11.

Сознание возвращалось. Сначала прорезалась боль в израненной шее: яростная и нестерпимая. Затем, как бы со стороны, Атей услышал свой стон. Острая вонь мокрой шерсти, и неясные силуэты лохматых чудищ довершили процесс.

Атей изо всех сил напрягся, стараясь разглядеть окружающих его существ. Огромные, как медведи, но скорее похожие на волков с удивительно смышлеными глазами, они окружали юношу плотным кольцом. Вот один из зверюг, самый крупный и, видимо, неимоверно сильный, поднялся на ноги и лениво подошел к лежащему человеку. Смрадная пасть с острыми белыми клыками нависла над лицом Атея, капая ему на лоб слюной.

«Конец»! – подумал Атей и невольно зажмурился.

- Серый, ко мне! – властный женский голос кнутом рассек воздух и швырнул волка на брюхо.

Тот прижал уши и, повиливая хвостом, пополз к ногам хозяйки.

Атей приоткрыл глаза, превозмогая боль, повернул голову. У распахнутой двери стояла молодая женщина,  черноволосая красавица с надменно поджатыми губами и презрительным взглядом карих глаз.

- Что за падаль вы мне притащили, разбойники? – женщина подошла и ткнула Атея в бок ногой. – Сколько раз говорила, чтобы людей не таскали ко мне больше! Ну, что мне с ним делать? Определить в охрану? Так мне и вас хватает, бездельники! А ну, марш отсюда!

Волки заскулили и поползли к женщине, окружили ее, норовя лизнуть руки.

- А-а, кашки вам подавай, живодеры! Дармоеды проклятые.

Волки взвыли и замахали хвостами.

- Хорошо, хорошо, получите свою кашу. А сейчас – марш купаться!

Лохматая свора в то же мгновение умчалась. Женщина склонилась над Атеем, разглядывая его и рассуждая вслух, словно не замечая того, что пленник пришел в себя и слышит ее:

- Так что же мне из тебя сотворить, красавчик? Козла – или волка? Нет, скоты уже надоели. Может, вырастить тебе крылья, как у бабочки? Или поставить пнем у болота? Ах, все – не то, все – скучно! Пожалуй, не буду торопиться. Придумаю что-нибудь особенное. Серый, ко мне!

Рядом с хозяйкой возник крепкий голый мужик с мокрыми волосами и каплями воды на смуглой коже.

- Что, уже окунулся? – женщина скользнула по мужику равнодушным взглядом, не замечая его горящих глаз. – Отведи-ка вот этого в свое логово, да смотри, чтобы не убежал!

- А кашка? – казалось, огонь из глазниц мужика вот-вот выплеснется наружу.

- Будет, будет кашка, не верти хвостом, волчище.

Волчище? Атей только теперь обратил внимание на то, что женщина, позвав волка, Серого, разговаривает с мужчиной.

Тем временем крепкие мужские руки схватили юношу за шиворот, поставили на ноги и толкнули в спину.

- Пошел!

Логово, куда привел Атея Серый, представляло собой довольно большую пещеру с высоким сводом. Свет проникал в нее через отверстие в потолке, под которым располагался  очаг. И стены, и потолок крепились каменной кладкой, из чего Атей сделал вывод, что пещера – дело рук человеческих, а не естественная пустота.

У стен пещеры юноша заметил грубо сработанные лежанки. На некоторых из них сидели и лежали голые мокрые мужчины.

Самое интересное творилось в дальнем углу. Там, возле большого деревянного чана, толпились волки. Вот один из них вспрыгнул на подставку и нырнул в чан. Вода покрыла животное с головой и даже выплеснулась наружу. Волка не было видно довольно долго, так что Атей даже подумал, не утонул ли он? Но, наконец, из воды показались человеческие руки, ухватились за край чана, и голый мужчина вылез наружу, отфыркиваясь и отряхивая с волос влагу. Его место в купели тут же занял следующий волк.

«Так они – оборотни»! – догадался Атей и в то же мгновение получил пинок в зад.

- Пошел!

К упавшему на четвереньки Атею подошел молодой мужчина и  протянул ему руку:

- Поднимайся, дружище!

- Ты, Крон, не мути воду, - огрызнулся Серый. – Какой он тебе дружище? Мы все тут – волки, значит – каждый сам по себе.

- Это оборотни сами по себе, а волки – одна стая. Лучше бы я был настоящим волком, - грустно заметил Крон.

- Никто тебя насильно в чане не купает, сам лезешь, как все. Вот только не пойму, чего ради ты это делаешь? Мы-то – ясно, зачем: за глоток кашки каждый готов на все, что угодно. А ты кашу не ешь, я замечал.

- Тебе этого не понять! – Крон усмехнулся. – Может, он поймет.

- Да пошел ты, малохольный! – Серый сплюнул себе под ноги и повернулся к Крону спиной.

- Он здесь главный? – спросил Атей своего заступника.

- Среди оборотней – да. А хозяйка у нас – Кальма.

- Так это и есть Кальма – колдунья? Я должен был догадаться сам.

- Значит, ты о ней слышал? А я думал, ты нездешний.

- Так и есть.

- Как же ты оказался в наших краях?

- Это длинная история.

Разговор прервало появление пестрого козла. Животное вкатило в пещеру небольшую тележку, в которой стоял горшок, накрытый крышкой, и дюжина глиняных мисок. В одно мгновение все мужчины оказались возле тележки, а не успевшие принять человеческий облик волки – разом окунулись в чан.

- А ну, подходи по старшинству! – Серый с большой деревянной ложкой снял с горшка крышку и свирепо глянул на своих подчиненных.

Те послушно выстроились в очередь, в конце которой оказались Крон и Атей. Серый бережно, стараясь не уронить ни капли, раскладывал по мискам обыкновенную пшенную кашу и передавал в трясущиеся от нетерпения руки. Оборотни несли еду каждый в свой угол и, усевшись на лежанки, с наслаждением начинали смаковать немудреное угощение. Крон получил последнюю порцию. Атею не досталось ни миски, ни каши.

- Не расстраивайся, - Крон услышал жалобное урчание в голодном животе нового приятеля. – Сейчас мы с тобой перекусим.

- Ты поделишься со мной кашей?

- Ну, уж нет, каши ты не получишь. – Крон донес миску до своей лежанки и незаметно для других вывалил ее содержимое в темный угол.

- Что ты делаешь! – Атей чуть было не захлебнулся слюной.

- На-ка, пожуй вот это, - мужчина протянул Атею горбушку довольно черствого хлеба, которую достал из-под покрывающей лежанку тряпки.

- Зачем же ты выбросил кашу? – юноша огляделся по сторонам и увидел, с каким наслаждением уписывают еду другие.

- Видишь ли, это не простая каша. Тот, кто хоть раз попробовал ее, готов на все, чтобы снова отведать стряпню Кальмы. Он забудет о доме, семье и будет до конца своих дней служить колдунье и делать все, что она захочет. Посмотри на этих мужчин. Они готовы каждый день принимать волчий облик, убивать людей, лишь бы вечером получить миску каши.

- Что, она такая вкусная?

- Не знаю, не пробовал, но думаю, дело не во вкусе. Те, кто отведал этой проклятой стряпни, грезили наяву, я видел это не раз. Не веришь – посмотри сам.

То, что творилось в пещере, поразило Атея до глубины души. Мужчины словно сошли с ума. Похоже, они испытывали ни с чем не сравнимый экстаз. В остекленевших глазах метались огни, имя Кальмы было на устах у каждого.

- Знаешь, сейчас каждый представляет себя в объятиях колдуньи. Ради этого они загубили свою жизнь.

- А ты?

- Я не ем каши, ты же видел.

- Тогда ради чего ты стал оборотнем?

- Ради нее, ради Кальмы. Я люблю ее.

- Ты? Любишь?! Колдунью!

- Да какая она колдунья: заблудившаяся овечка. Это мать ее была колдуньей. И бабка. Их тоже звали Кальмами. Моей Кальме на роду было написано стать такой же. Но ведь она не злая, я знаю! Видел бы ты ее любимых улиток с крыльями – их она сотворила для забавы. А еще у нее есть поющие цветы. Разве станет злая колдунья выращивать цветы?

- А меня она хотела превратить в козла…

- Но не превратила же, нет! – горячо возразил Крон. – Во всем виновато наследство, которое оставили ей предки.

- Ты о Ведьмином источнике?- догадался Атей.

- Ну, да. Откуда ты о нем знаешь?

- Ведун рассказал. Эти невинные зверушки твоей ненаглядной Кальмы, крысовьи, утащили в свои кладовые мое оружие и кое-что еще, за чем меня послали.

- Ах, так вот зачем ты здесь! – Крон словно забыл, что Атей оказался в логове оборотней не по своей воле. – Тебе не повезло, парень. Раз в полгода крысовьи приносят свои находки напоказ Кальме, но в последний раз это произошло дней семь назад. Так что следующего показа придется долго ждать, а в крысовейник не пролезешь: слишком узкие там тоннели.

- Я думал, их дымом выкурить можно, этих крысовьев.

- Нет, дружище, дыма они не боятся.

- А огня?

- Эти твари достаточно умны и не позволят огню разгореться в их крысовейнике, тут же потушат.

- Как же быть? Может, затопить его водой из Ведьминого  источника?

- Его охраняют оборотни, а с ними шутки плохи. Я сам в звериной шкуре бываю, знаю, что готов буду любому горло перегрызть, только посмей он приблизиться к источнику. Эх, уничтожить бы это ведьмино наследство! Кальма станет простой женщиной, уж тогда я ее добьюсь!

- Слушай, Крон, помоги мне добыть мое оружие, а я помогу тебе.

- Как?

- Засыплю источник, завалю его камнями.

- Пока ты человек, к источнику не подойти, а станешь оборотнем…

- Да не стану я никаким оборотнем! Ты же говорил, что это – дело добровольное.

- Конечно, добровольное. Выбор есть: или – оборотнем, или – мертвецом.

Ночью Атею приснился дед-ведун. Щекоча пушистой бородой щеку юноши, он снова и снова нашептывал ему на ухо слова, сказанные при прощании:

- Коли станет совсем уж худо, так, что небо с овчинку покажется, сделай вот так…

Проснувшись, Атей обнаружил, что все слова старика прочно засели в его голове. Вот оно, спасение! Обрадованный юноша толкнул в бок Крона, разделившего с ним свое ложе.

- Послушай, друг, я знаю, как помочь нам обоим, - жарко зашептал он. – Только для этого мне кое-что нужно. Поможешь достать?

- Смотря, что: я же не всесильный.

- Да ничего особенного и не нужно! Чистая скатерть, свежий хлеб, молоко, нож, да кусочек сосновой смолы.

- Ты что, парень, рехнулся? С ножом – против дюжины волков, с молоком – против оборотней? Да нас на кусочки растерзают и хлебом закусят!

- Ты не понял: мы не будем сражаться ни с оборотнями, ни с Кальмой. По крайней мере – сейчас. Все, что я тебе перечислил, нужно мне, чтобы вызвать гномов. Они нам помогут.

- Ты что, колдун? – Крон подозрительно прищурился.

- Никакой я не колдун. Это дед-ведун научил меня, что делать, если попаду в совсем безвыходное положение. Скажи, у меня есть другой выход?

- Да уж, какой тут выход! Разве что через чан с ведьминой водой, с хвостом и на четвереньках.

- Ну вот, сам понимаешь.

- Ладно, попробую тебе помочь. Пока Кальма не решила, как с тобой поступить, ты будешь сидеть здесь, в пещере. А я, видимо, отправлюсь со всей сворой к околице деревни. Там и попытаюсь раздобыть все, что тебе нужно.

Крон встал с лежанки, но тут же сел обратно и зашептал Атею на ухо:

- Придет Кальма, станет тебя кашей кормить – не ешь. Спрячь за щеку, и притворись, что ты на седьмом небе от счастья. Видел, что вчера с мужиками происходило? Вот и делай то же, что и они. Сможешь?

- Наверное, смогу.

- Кашу выплюнешь, когда Кальма уйдет. Больше поесть тебе никто не предложит: оборотни на вольных хлебах, сами себе пищу добывают, когда в шкуре волчьей бегают. Но ты потерпи, я тебе вечером поесть принесу.

- Спасибо, друг! – Атей сжал руку Крона.

- А ну, лежебоки, поднимайтесь! – Серый пинками сгонял с лежанок мужиков. – Все – в чан, пора на охоту!

Спустя несколько минут в пещере уже были только волки. Последним вылез из чана Серый, отряхивая с мокрой шерсти воду. Атей вжался в стену пещеры, боясь, как бы на него не попала проклятая влага. Открылась дубовая дверь, выпуская стаю, и тут же захлопнулась. Пленник остался один.

До чего же медленно тянется время! Два десятка шагов от одной стены до другой, шесть – вдоль стены по кругу и – снова поперек, а потом по кругу обратно. Все предметы в пещере осмотрены не по одному разу: ничего интересного. Убогие ложа с тряпьем вместо перин  или, на худой конец, шкур. Деревянная купель – к ней Атей поостерегся приближаться более, чем на три шага, боялся ненароком ступить в невысохшие лужицы воды. Кому охота вдруг ощутить вместо ног – волчьи лапы?

- Интересно, а что будет, если бросить в чан маленького мышонка? – краем глаза Атей увидел прошмыгнувшего под лежанку Крона зверька. – Может, он тоже превратится в волка – только крошечного?

 Обрадовавшись нежданному развлечению, Атей заглянул под лежанку, намереваясь изловить серого воришку. Мышонок уплетал вчерашнюю кашу с завидным аппетитом. Казалось, он вот-вот лопнет, до того округлился набитый пшеном животик. Скоро от каши не осталось ни крупинки, зато мышонок превратился в одно круглое раздутое брюхо величиной с крупное яблоко.

- Вот это да! – Атей не верил своим глазам.

Но тут мышонок выкатился из-под лежанки, блаженно закатывая глазки и постанывая от удовольствия. Он даже что-то пищал в экстазе!

- Забавляешься?

Женский голос за спиной заставил Атея вздрогнуть.

- Пора и мне позабавиться.

Юноша вскочил на ноги и обернулся. Кальма с горшком каши в руках улыбалась язвительно, но не зло. Однако,  приглядевшись к катающемуся по полу мышонку, колдунья нахмурилась:

- Кто-то вчера не съел свою кашу. Кто? И – почему? Отвечай!

Взгляд яростных карих глаз пронзил Атея.

- Я – не нянька твоим волкам, с ложечки их не кормил! – Атей понимал, что сейчас ему никак нельзя спасовать перед этой женщиной, иначе – смерть.

- Не нянька, говоришь? А ты не из трусливых, смотрю. Вот только выгораживать никого не советую: волки – они и есть волки. За твое добро тебе же глотку и перегрызут.

- Зачем мне кого-то выгораживать? – Атей в душе порадовался тому, что нашел верный тон в разговоре с колдуньей. – Я здесь никого не знаю, да и знать не хочу.

- А меня? – Кальма  кокетливо передернула плечами и вскинула голову.

- И тебя тоже.

- А вот посмотрю я, как ты запоешь, когда кашки моей попробуешь. Проголодался, поди, милок?

- Я кашу с детства не люблю, - Атей дерзко усмехнулся. – Нет ли у тебя другой еды?

- Как не быть! Капуста, например. Не хочешь ли к козлам в огород?

- Эх, и бедное же у тебя воображение, красавица, - лукаво взглянул на колдунью Атей. – Не волк – так козел. Никакой фантазии!

Кальме явно понравилось, что пленник заметил ее красоту, но выглядеть в его глазах скудоумной она не хотела.

- Это мы еще посмотрим, есть ли у меня воображение, или нет его! – фыркнула. – Я тебе такое обличье придумаю, такое!..

Женщина круто повернулась и, вскинув подбородок, зашагала прочь из пещеры.

- Подумаешь, какой умник сыскался! – бурчала она себе под нос. – Воображение мое ему не понравилось. Вот превращу тебя в паука – запоешь у меня!

Кальма остановилась и радостно засмеялась.

- Поющий паук – этого у меня еще не было. К тому же награжу его козлиными рогами, волчьими клыками и крыльями, как у бабочки. Хотя.… Нет, опять козлы, опять волки, опять бабочки! Нужно придумать такое, чего никогда никто не видел, даже я сама, даже во сне. Вот! Вот, что мне нужно сейчас: хороший кошмар! Наверняка привидится какое-нибудь страшилище, в него-то и обернется этот дерзкий мальчишка.

Обрадованная посетившей ее мыслью, колдунья бросилась в свои апартаменты к заветному шкафчику, распахнула его дверцы и принялась перебирать горшочки и баночки с разноцветными зельями. Нашла крохотную глиняную посудину, отсыпала из нее на ладонь добрую половину содержимого. Невзрачный серый порошок  затянула сначала в одну, потом – в другую ноздрю.

- А теперь – поскорее в постель! – торопила ведьма сама себя. – Не то придется кошмар смотреть, растянувшись на полу, а для такой красавицы, как я, это – негоже.

ГЛАВА 12.

- Ну, что, все удалось достать? – обрадовался Атей, увидев вбегающего в пещеру волка с узелком в зубах.

Волк стрелой метнулся под лежанку Крона и вылез из-под нее уже без клади. В то же мгновение в помещение влетела стая волков-оборотней. Серый подбежал к Крону, подозрительно обнюхал его, порычал на Атея и, уже не торопясь, проследовал к купели. Остальные волки выстроились в очередь. Крон, как обычно, оказался в ее конце.

Процедура перевоплощения уже не так занимала Атея, и все же он не мог оторвать глаз от зрелища в углу пещеры. Только когда последний из волков – Крон – снова принял человеческий облик, юноша отвернулся и присел на лежанку.

- Ты все еще здесь? – Серый подошел к новичку. – Я думал, ты – с козлами, в огороде.

- Шел бы ты, Серый!.. За кашей. – Крон явно не хотел давать друга в обиду.

- Но-но, полегче, недоумок! Еще одно слово – и хозяйка узнает, что ты сегодня весь день где-то один бегал, не в стае.

Серый метнул на Крона неприязненный взгляд и отошел.

- Ну, что, все принес, что я просил? – повторил Атей свой вопрос.

- Да, вроде, все. А, вот еще! – Крон стал выковыривать что-то из-под ногтей. – Сосновую смолу труднее всего было достать: я ее – и зубами, и когтями! Еле наколупал.

- Где же козел с кашей? Почему кашу не везут? – шумели вокруг мужики.

И в самом деле, козла с тележкой и горшком каши все не было и не было. Серый побежал узнать, в чем дело – и не вернулся. Толпа оборотней ринулась из пещеры в сторону жилища хозяйки.

- Что-то случилось с Кальмой! – Крон не скрывал тревоги. – Бежим!

И он увлек Атея за собой.

Жилище колдуньи разительно отличалось от пещеры оборотней. Небольшая чистенькая светелка с вышитыми занавесочками на единственном окошке, выходящем в сад. Атей успел заметить яркие пятна цветов, порхающих над ними странных улиток с крыльями, незнакомые деревья с диковинными плодами.

Уютная комнатка не загромождалась утварью. Половину помещения занимала печь с набором горшков мал-мала-меньше. Массивный стол с длинными лавками по бокам как будто поджидал шумную компанию гостей, которых, увы, ему не суждено было дождаться. Полосатые половики на полу, полки с глиняной посудой на стенах…

На лежанке за печкой раскинулась хозяйка светелки – колдунья Кальма. Сон ее был явно не из приятных: женщина скрежетала зубами, стонала, вздрагивала всем телом. На краю постели сидел голый Серый и совсем по-волчьи рычал на обступивших его оборотней.

- Прочь, прочь, окаянные! Она – моя, только моя! Живая, настоящая, тепленькая!

- Почему это – твоя?

- Мы тоже ее хотим!

- Ну-ка, ребята, в очередь!

- Они сейчас растерзают Кальму! – в ужасе прошептал Крон. – Они не получили ее в своих видениях, они не ели сегодня кашу.

- Да разве мужчина променяет живую женщину на кашу? – Атей не мог не заметить вожделения в глазах оборотней.

- Эти – променяют! Неужели Кальма не сварила сегодня свое зелье?

- Постой-ка! Колдунья приносила мне давеча горшок, значит, каша готова.

Атей кинулся к печке и принялся заглядывать в горшки.

- Сюда, Крон! – возглас юноши перекрыл крики оборотней. – Вот она, каша!

- Кашка? – Серый вскочил с лежанки и, расталкивая локтями мужиков, ринулся к печке. – Кашка! А ну, прочь от каши, недоносок!

Атей вовремя отскочил в сторону: оборотни, забыв про хозяйку, тут же ринулись на голос вожака. За неимением посуды черпали кашу горстями, немедленно глотали ее и норовили урвать еще пригоршню.

- Ну, что я говорил? – Крон толкнул Атея в бок. – Теперь им никакая женщина не нужна до утра, даже Кальма.

- Отлично! – Атею даже не верилось, что все так удачно получилось. – Значит, мы без помех сможем вызвать гномов. Пошли назад в пещеру!

- Нет, дружище, я с тобой не пойду, - смущенно пробормотал Крон. – Я здесь останусь, с Кальмой.

-Неужели ты способен воспользоваться беззащитным состоянием женщины?

- Как ты мог подумать обо мне такое? Я же люблю Кальму. Я останусь и буду ее защищать.

- От кого? От этих? – Атей указал на оборотней, большинство из которых уже корчилось в экстазе.

- Мало ли что может случиться, - Крон решительно встал у изголовья лежанки. – Ты иди один. Иди, друг!

Вернувшись в пещеру, Атей достал из-под лежанки и развернул узелок, принесенный Кроном. Чистая скатерть, свежий хлеб, кринка с молоком, нож – кажется, все в наличии. Ах, да, еще – сосновая смола! Атей пошарил на полу под лежанкой и нащупал кусочки смолы. Вот теперь – все!

Юноша присел на лежанку и закрыл глаза, пытаясь вспомнить сегодняшний сон. Дед-ведун встал перед его мысленным взором и зашептал, зашептал…

Повинуясь этому шепоту, Атей вытащил лежанку Крона на середину пещеры, сбросил с нее тряпье и накрыл скатертью.

- Так, стол готов, - пробормотал себе под нос.

На скатерти разложил нож, хлеб, горшок с молоком. Сосновую смолу бросил в огонь, разведенный тут же из обломков другой лежанки.

- Хорошо, что у Кальмы в печи нашлись не погасшие угольки!

Тряпье пригодилось, чтобы соорудить из него подобие сидений: те, кого собрался позвать Атей, никогда не приходят поодиночке.

Удовлетворенно оглядев творение рук своих, Атей уселся в конце «стола» и принялся читать заклинание:

- Невидимый, взявший себе опорой землю, вырывший пропасти, чтобы наполнить их своим могуществом! Ты, имя которого заставляет содрогаться своды мира, который направляет потоки семи металлов по каменным жилам, властитель, вознаграждающий труд рудокопов, выведи нас на желаемый нам воздух, к царству света. Мы бодрствуем и работаем без отдыха, мы ищем и надеемся найти через двенадцать камней священного города, через сокрытые талисманы. О, устойчивость и движение! О, день, покрытый ночью! О, мрак, сокрытый от света! Расширь наши груди, освободи и возвысь наши головы, возвеличь нас! О, серебристая белизна! О, золотой блеск! О, венец живых и мелодичных алмазов! Живи, властвуй и будь вечным распорядителем сокровищ, хранителями которых ты нас сделал!

Последнее слово растаяло в воздухе, и Атей с ужасом понял, что повторить заклинание не сможет: он забыл его, забыл совершенно. А что, если у меня ничего не получилось, – занозой засело в голове.

Ничего, абсолютно ничего не изменилось вокруг. Разве что – огонь погас, и пещера погрузилась в темноту. И тут до слуха Атея донеслось негромкое постукивание. Тук-тук, тук-тук-тук, - будто кто-то крошечным молоточком пробовал стены пещеры. Вот постукивание стало чаще и громче, вот с грохотом из стены вывалился камень, и огонек мелькнул в дыре. Огонек вплыл в пещеру, за ним – еще один, и еще, и еще…

Вот они все ближе и ближе – фонарики в руках невысоких бородатых человечков в остроконечных колпачках.

- Неужели, гномы? – опешил Атей.

- А ты кого ждал, эльфов, или русалок? – пробурчал передний из явившихся  и по-хозяйски уселся за стол.

Опомнившись, Атей рассадил всех гостей вокруг стола и принялся потчевать хлебом  и молоком, отхватывая ножом большие ломти. Лица гномов заметно подобрели, они что-то бормотали одобрительно, уписывая угощение за обе щеки. Не оставили ни крошки хлеба, ни капли молока.

Когда с едой было покончено, старший гном повернулся к Атею:

- Чего звал?

- Помощь ваша нужна, уважаемые.

- Это мы и так поняли. Говори, в чем загвоздка?

- В крысовейник попали мои вещи, а достать их оттуда только вы можете.

- И это все? А много там у тебя злата-серебра, да каменьев драгоценных?

- Каких каменьев? Нет у меня никаких каменьев!

- А мы-то думали, ты что-то ценное хочешь вернуть.

- Для меня мои вещи – самое ценное и есть, а коли другие ценности в крысовейнике сыщите – ваши будут.

- О, это другое дело! – оживились гномы. – Говори, что тебе принести, да поскорей.

Гномы оказались на редкость понятливыми созданиями. Не прошло и часа, как к ногам Атея были сложены его котомка, «меч» - концентратор психической энергии – и еще небольшая увесистая штучка, поблескивающая отполированной металлической поверхностью.

- Может, отдашь нам эту штуковину, парень? – указал гном на блестящий предмет. – Мы – рудокопы, все металлы знаем, а такого еще не встречали. Нам бы его в сокровищницу заполучить.

- И не мечтайте! – Атей схватил в руки синеглазкину пропажу. – Она-то мне больше всего и нужна.

- Жаль! – гном потоптался на месте и, не солоно хлебавши, удалился, не забыв вставить в дыру вывороченный из стены камень.

Впервые Крон пробирался к заповедному источнику не на волчьих лапах, а на человеческих ногах. Ядреная крапива немилосердно жгла голые бедра, но он не обращал внимания на подобные мелочи. Крон прижимал к груди драгоценную ношу – спящую колдунью.

- Ну, зачем ты взял с собой Кальму? – недоумевал идущий позади Атей. – Вот разрушили бы источник, тогда и увел бы свою любимую, куда захотел.

- Нет, я с ней и на миг не расстанусь, - пыхтел Крон. – Мало ли что случиться может.

- Ты же сказал, что остатки каши отослал с козлом стражникам источника. Они, должно быть, уже отведали ведьминого зелья и не помешают нам.

- Эти – не помешают, точно: они не только каши, но и козла отведали! – Крон чуть было не споткнулся о разбросанные на тропинке обглоданные кости.

Атей насчитал четверых оборотней в волчьем обличии, блаженно растянувшихся рядом с останками козла и подвывающих от наслаждения. Ни один из них даже ухом не повел, когда мимо проносили хозяйку.

- Далеко еще идти? Успеем до рассвета?

- Уже пришли – вот он, источник.

Крон бережно положил на траву спящую Кальму. Приглядевшись, Атей увидел поблескивающую в лунном свете лужицу. Звезды отражались в темной воде, дробясь в самом центре, там, откуда пробивался упругой струей родник. Был он такой крошечный, такой слабый, что изливающийся из лужицы ручеек сразу же терялся в траве.

- И это вот – источник колдовской власти? – удивился Атей. – да его руками закопать можно!

- Здесь закопаешь – он в другом месте пробьется, - возразил Крон.

- А если камнями завалить?

- Камни воде – не помеха. Воду только вода победить может.

- Как это?

- Если бы удалось воду источника смешать с водой большой реки, - там бы она и затерялась. Если капелька от капельки далеко – они силу теряют.

- Тогда я знаю, что делать!

Юноша воткнул свой «меч» в самое сердце родника и, держась за рукоятку, постарался собрать в себе разрушительные силы. Он хотел пробить новое, подземное русло для ручейка. Увы, вода слегка запузырилась вокруг клинка – и только.

- Не получается. Должно быть, я не настолько зол, чтобы убить родник.

- Конечно, тебе ведь не пришлось бегать на волчьих лапах или носить козлиные рога! И не твоя любимая – рабыня этого проклятого источника.

- Кальма – рабыня? Я думал, наоборот, родник – источник ее силы и власти над людьми.

Крон не успел возразить. Кальма,  услышав свое имя, вдруг открыла глаза.

- Она проснулась. Мы – пропали! – Крон схватил Атея за грудки и принялся трясти его. – Сделай же скорее что-нибудь! Да что ты ухватился за свою железяку бесполезную?!

Крон метнулся к колдунье: та уже приподнялась, опираясь о землю рукой.

- Проклятый источник! – обезумевший Крон принялся топтать ногами воду, поскользнулся и, чтобы удержаться, схватился обеими руками за торчащий из родника «меч» Атея. – Провались ты пропадом, гиблая вода!

«Меч» вспыхнул серебряным светом, завибрировал и зазвенел тоненько. Вокруг него образовалась воронка, закрутилась, втягиваясь в землю, вода. И вот уже на месте источника – пригоршня липкой грязи. Мгновение – и той не осталось, только растрескавшаяся земля.

Крон ошалело уставился на «меч», на высохшее ложе источника.

- Он пропал…

Кальма подползла на коленях к ногам мужчины, пощупала высохшую землю. Пропал, пропал источник ее власти, ушел подземным путем в реку! Женщина в гневе заколотила по земле кулаками. И вдруг – притихла, ощутив на плечах  сильные мужские руки. Она откинулась назад, прижав затылок к груди  Крона. Большой, сильный, ласковый, любящий мужчина! Он обнимал ее, утешал, баюкал, как ребенка. Будь проклята Кальма - первая, отказавшаяся от любви и сделавшая своих потомков рабынями Ведьминого источника! Нет источника – нет родового проклятия. Она, Кальма–пятая, свободна! Она любима и сама может любить. Она будет любить!

Атей заметил, как засияли карие глаза бывшей колдуньи, и тихо шагнул под своды деревьев. Он здесь больше не нужен.

За лесом разгоралась заря. Петухи горланили в недалекой деревне. Юноша подхватил свою котомку, сунул «меч» за пояс и пошел на петушиные крики. Оттуда, от деревни, ему будет легче отыскать обратную дорогу к терему Синеглазки.

…Над голубым озером все так же кружились разноцветные бабочки. Ветерок доносил запахи невидимых цветов и ласкал кожу. Синеглазка сидела на большом желтом валуне и задумчиво глядела на пристроившегося рядом Атея.

- Что же мне с тобой делать, дружок? Из-за меня ты, выходит, снова опоздал на посвящение.

- Почему это – опоздал? – Атей беззаботно швырнул камешек, пуская «блинчики» по воде. – Всего-то несколько дней прошло, у меня еще уйма времени. До заветного кургана, я думаю, уже недалече, седмицы за две дойду, а если посчастливится лодку раздобыть, - и того раньше.

- Наивный! Это здесь несколько дней прошло, а там, у вас, - не меньше месяца.

- Не понял…

- Ты, дружок, и не заметил в тумане, как в смежный мир перебрался. В нем время медленнее течет, а уж в моем «тереме» оно и вовсе стоит на одном месте, иначе как бы мне удалось не состариться ни на секунду за несколько столетий?

- А ведь, в самом деле? – Атей удивился, как это ему самому не пришло в голову.

- Вот и выходит, что отцвела уже ковыльная степь вокруг кургана Аставы, а ты – безнадежно опоздал. Да погоди ты, не горячись, - одернула Синеглазка вскочившего на ноги Атея. – Не зря ты меня бабой Ягой нарек, я тебе, молодец, помогу.

Женщина не то дурачилась, не то говорила всерьез.

- Ну, не хмурь брови, я, в самом деле, могу тебе помочь, - Синеглазка уже серьезно взглянула на помрачневшего Атея. – Рассчитать нужное время для меня – пара пустяков, доставить тебя в него – тоже. Благо, «избушка» моя теперь исправна. Вот только бы с местом не промахнуться. Ты уверен, что знаешь, где именно расположен курган Аставы?

- Нет, - честно признался Атей.- Я там ни разу не был, но дедушка Арсай говорил, что дорогу я найду с помощью мухоморного зелья.

- Верно, как же я могла забыть, что вытяжка из аманита мускариа содержит псилоцибин, который возвращает память в генетическое прошлое? Так вот зачем тебе сушеные мухоморы! Они нам будут как нельзя кстати. Пойдем в хронокапсулу!

- Куда-куда?

- В избушку, милок, в избушку.

Атей удивленно оглядывался по сторонам. Здесь все было незнакомо, непонятно, вселяло безотчетную тревогу и даже страх. Юноша затруднился бы даже назвать все эти блестящие штуковины привычными словами. Синеглазка же управлялась со своим хозяйством не менее сноровисто, чем любая деревенская баба с горшками и ухватами.

Сушеные мухоморы перекочевали из мешочка в небольшую коробочку, которая, помигав красными и зелеными огоньками, выдала их назад в виде горячего отвара в невесомой белой посудине.

- Подожди, не пей, пока не остынет, - Синеглазка поставила отвар на крошечный столик возле массивного кресла. – Садись-ка, парень, вот сюда, надевай на голову обруч и постарайся выбросить из нее все мысли.

Женщина пробежала пальцами по матовой стене, на которой засветилось голубое окошечко. Атей скосил глаза, стараясь разглядеть бегущие по голубому полю узоры.

- Я же просила тебя расслабиться! – Синеглазка строго взглянула на юношу и протянула ему чашку с отваром мухоморов.

- Теперь – пей, закрывай глаза и не пугайся ничего, что бы с тобой ни произошло…

ГЛАВА 13.

…Бескрайняя степь гудела от конского топота. Недавно прошел дождь, и комья влажной земли, вывернутые конскими копытами, безжалостно ломали изящные серебристые нити ковыля, превращали сверкающее на солнце степное покрывало в грязное месиво.

Атей мчался на коне, захлебываясь ветром, волей, восторгом боя, упиваясь пением стрел и звоном акинаков где-то впереди, там, где скиты уже сшиблись со своими давними врагами – кочевниками – в рукопашной. Там, в первых рядах сражающихся, слышался звонкий женский голос. Это царица Астава подбадривала своих воинов. Одетая в кожаный шлем и кожаную стеганую безрукавку, в узкие штаны и мягкие полусапожки, царица ничем не отличалась от рядовых воинов. Разве что золотые бляшки в форме крылатых львов на одежде были чуть-чуть изящнее, да только кто на это обратит внимание в пылу боя! Каждый из ведомых Аставой всадников знал: царица с ними, царица – впереди, значит, победа неминуема.

Стрела пробила кожаный панцирь и сшибла Атея с коня. Кровавой пеленой подернулось небо, упало на поверженного воина, придавило к земле. Прогрохотала и смолкла вдали умчавшаяся конница.

…Высоко-высоко в бездонном небе звенит жаворонок. Серебряными волнами переливается ковыльная степь. Вокруг большой четырехугольной ямы, молча, стоят скиты. Так же, как все, Атей всматривается вдаль, так же, как все, ждет свою царицу – красавицу Аставу. Немало времени прошло с того страшного боя, когда пал он, сраженный стрелой, когда войско скитов дрогнуло и отступило так поспешно, что никто не заметил, что царица осталась одна среди врагов. Она погибла с мечом - акинаком в руке. С ним ее и положат в эту вот огромную четырехугольную яму.

По древнему обычаю, с царицей должны были попрощаться все скиты, от мала, до велика. Вот и возили покрытое воском тело Аставы по селениям и станам, где убитые горем скиты в знак печали слегка калечили себя: кто обрезал кончик уха, кто – волосы, кто распарывал кожу на носу и лбу, а кто и левую руку прокалывал стрелой.

Атей непроизвольно тронул себя за сочащуюся кровью мочку уха: разве сравнится эта малая боль с той, что терзает его сердце, сердце каждого воина! Как простить себе то, что не уберегли царицу, бросили одну среди врагов, струсили, отступили? Боги не простят этого, гнев Таргитая будет страшен!

На горизонте показалась группа всадников.

- Астава, Астава!

- Астава!

Скорбь и отчаянье в криках замужних женщин, оставивших воинские утехи ради домашнего очага.

- Астава, Астава!

Голоса охрипли у девушек – воинов, а мужчины подавились молчаливой горечью.

Как прекрасна царица в женской одежде! Не часто видели ее – воительницу – в платье из заморской парчи, украшенном вышивками, обшитом на рукавах и подоле бисером, и бусами, и тесьмой. Роскошные светло-русые волосы не прячутся под кожаным колпаком – шлемом, а заплетены в косы и уложены короной вокруг головы. Презирающие богатство скиты щедро украсили свою царицу золотыми украшениями, и самое замечательное из них – огромный золотой диск – покоится на груди женщины.

Атей сжимает висящую на шее ладанку и всматривается в ту, что надета на царице. Каждая деталь украшения врезается в память: вот в центре диска – двое обнаженных мужчин шьют меховую одежду, растянув за рукава. Справа и слева от них – лошадь с жеребенком, а по краям – летящие в разные стороны птицы. Витой жгут отделяет проложенный по окружности растительный орнамент. В нижнем ярусе украшения – фигурки борющихся между собой животных: мал – мала – меньше. Все полно глубокого смысла, жизнь целого народа – в женском украшении!

- Интересно, надевала ли Астава эту ладанку когда-нибудь при жизни? – мелькает в голове Атея никчемная мысль.

Между тем, тело царицы опущено в яму. Женщины, плача, укладывают рядом с ней посуду, кобылий сыр и молоко в серебряных тазиках, вино в огромном серебряном сосуде. Лук, стрелы и главное – акинак в золотых ножнах, на которых изображены крылатые львы и быки с человеческими лицами, возлагают в могилу воины. В огромную яму скоро улягутся и слуги царицы – вон они, ждут своей участи в стороне. Многие из них уже ничего не соображают от обильных возлияний, но некоторые – в ясном рассудке. Эти – не боятся, они рады сопроводить хозяйку в царство мертвых.

Вот первые комья земли полетели в могилу, вот еще и еще: каждый должен принять участие в скорбном ритуале. Звенит – заливается жаворонок над степью, над свеженасыпанным курганом. Прощай, царица Астава, не поминай лихом пришедших проводить тебя…

- Готово!

Голос Синеглазки пробивается в сознание Атея. Женские руки снимают обруч с головы юноши, встряхивают его за плечи.

- Очнись, очнись, дружок! Этой информации достаточно, даже с избытком. Сейчас задам алгоритм – и ты будешь в нужном месте и в нужное время.

Снова – мигание разноцветных огоньков на стене, в открытый проем втягивается синее озеро с желтыми валунами и яркими бабочками, пространство вокруг уплотняется, оформляясь в светлое «яйцо». Где – явь, где – грезы? Ничего не понятно.

- Поехали!

У подножия кургана, поросшего ковылем, Атей увидел десятка два человек: мужчин и женщин разного возраста. Видимо, пришли они из разных мест, о чем говорила их одежда, у каждого отличная от других. Однако было заметно, что все они хорошо знакомы друг с другом, заметно по оживленным разговорам, улыбающимся лицам, лучистым глазам.

«Вот они, потомки скитских царей»! – подумал юноша и ускорил шаг, боясь опоздать на сход.

Седовласый мужчина в накинутой поверх одежды волчьей шкуре внимательно осмотрел Атея, задержав взгляд на ладанке, и кивнул ему.

- Сегодня только один вновь посвящаемый пришел сюда, братья и сестры. Ждать дольше нельзя. Начнем, пожалуй.

Засветились в руках зажженные  лучины. Атей вместе со всеми шел вокруг кургана, заслоняя от ветра трепещущий огонек. Вот процессия вернулась к началу пути и остановилась. К вершине кургана поднялись трое старейших. Здесь, на трех плоских камнях, они возложили три круглых хлеба.

- Это –  Всебогу, Роду и Родине, - шепнул на ухо Атею один из стоящих около него мужчин. – Смотри, рядом с Всебогом  втыкают меч, справа от Рода кладут молот, а слева от Родины – Рожаницы – серп.

- А царица Астава? Это же – ее могила.

- Да, могила Аставы и святилище Бога. Аставе тоже принесли подарки, вот они, в котомках: еда, вино, масло. Потрапезничаем вместе с ней, а потом – снова в путь, каждый в свою сторону.

- А посвящение? Дедушка Арсай говорил, что ведет нас на посвящение.

- Каждый из нас прошел через это. Пройдешь и ты.

…Земля медленно остывала, источая головокружительные ароматы трав. Воздух вибрировал от истошного стрекотания цикад и кузнечиков. Атей лежал у подножия кургана и всматривался в ночное небо.

Такого неба не увидишь в лесу, там оно одной – двумя звездочками пробивается сквозь кроны деревьев, крошечным лоскутком накрывает поляны. А здесь!..

Не передать ощущения затерянности в этом бескрайнем переливающемся пространстве. Сердце юноши щемило сладко и непривычно, душа наполнялась восхищением, восторгом и чем-то еще, неизмеримо древним и родным.

- Смотри, как текут звезды, - седобородый старец в волчьей шкуре сидел рядом с Атеем и тоже вглядывался в небо. – Все в этом мире движется по кругу, подчиняется Великому Коло, все живет по Звездному Закону – Прави.

- И люди?

- И люди тоже. Прави – правилу подчинены мир явленный – Явь и мир духовный, посмертный – Навь. Само звездное небо и есть Правь. Все на земле и небе подчинено единому закону. Познав Правь, научившись предсказывать небесные явления, научишься предсказывать и явления земной жизни.

- А ты, дедушка, умеешь предсказывать, ты познал Правь?

- Только малую ее толику. Всю Правь знает Всевышний, Творец, Бог.

- Бог? А разве он один? Мы привыкли обращаться к разным Богам.

- Бог один, только имен у него много. Вот послушай и запомни на всю жизнь. Имя Всевышнего – Всевышний, потому что он выше всех. Он родил все сущее, потому что он – Род. Он сотворил, сварганил земной мир, потому он – Сварог.

Всевышний в образе Рода породил Вселенную – мир явленный и мир духовный. Род – это Бытие. Род родил, рождает, и будет рождать Вселенную. Род отделил Бытие от Небытия, Явь от Нави, Правду от Кривды – и тем определил путь Прави. Только путь Прави ведет к Всевышнему. Символ Всевышнего Бога – Круг, означающий Солнце, Бога Рода.

- А Велес, Даждьбог, Перун?..

- Все это – имена Всевышнего. Велес – Бог, приводящий мир в движение. Он обладает силой, которая принуждает Явь перетекать в Навь, а Навь – в Явь. Закон Велеса – это Закон Развития, Закон Коловращения, Закон смены Яви и Нави, смены Отца – Сыном. Потому Род воплотился в Свароге, Сварог – в Перуне, Перун – в Даждьбоге, Даждьбог – в Коляде. Бог может родиться человеком, от обычной земной женщины, но всегда снова становится Богом.

- А человек?

- Человек тоже не умирает, он переходит в Навь, чтобы опять начать круг своей жизни.

- Я знаю, знаю, дедушка, что человек – не смертен. Мне открылось это в пещере.

- Ну-ка, расскажи, что с тобой произошло?

Выслушав рассказ юноши, старец кивнул головой:

- Так значит, ты уже прошел свое посвящение. Мне осталось рассказать тебе немного, но запомни то, что я скажу, ибо тебе нести эти знания по жизни, чтоб не потерялись они во времени, чтоб передать их новым посвященным.

Запомни, что движущей силой изменчивости мира является не злоба, не насилие, а Любовь. Любовь – это Дух Всевышнего. Это то, что до Света и Огня, но – то, что является причиной Света и Огня. Оно в полумраке на границе Яви и Нави. Поэтому ты должен донести Любовь до множества людей, зажечь Любовь в их сердцах. Настанет время, и люди совсем забудут Законы Бытия. Это произойдет в эпоху, когда будет властвовать Тьма. Тогда изменится не только мир, но и его видение. Мир станет для людей загадкой и чем-то враждебным.

- Как, дедушка, неужели темные силы победят Свет? Тогда зачем мы боремся с ними, зачем гоним из деревни Чужаков?

- Нет, Атей, не зря вы боретесь. Время Тьмы – это всего лишь частичка Большого Круга Жизни, оно закончится. Но необходимо, чтобы люди не утеряли за это время Знание. Вот почему собираемся мы – потомки древнего народа – на свой сход, передаем молодым Знание, несем его сквозь Тьму – к Свету, к новым людям, тем, кто будет жить после нас.

- Нести в себе знания – и спокойно смотреть, как Тьма поглощает родную землю? – Атей возмущенно вскочил на ноги. – Это не по мне.

- Охолонь, пламень! Разве не говорил я, что двигатель Великого Колеса – Любовь? Разве сможет вращаться Коло, если Любовь исчезнет? А она исчезнет, если не будет сопротивляться Тьме, Злу! Сейчас у всех нас три основных дела: Ведай, Воюй, Владей.

Ведай – знай.

Воюй – защищай Родину свою, своих родителей, жену, детей, честь.

Владей – будь хозяином, не позволяй никому быть хозяином над собой.

Неси Знания сквозь Тьму, как лучину, как факел. Не дай ему погаснуть!

ГЛАВА 14.

Когда миновали последний дом соседней деревни и вышли к озеру, Яся удивленно взглянула на Прохожего Дядьку:

- Здесь нет уже ни одного дома. Где же ты живешь?

- А разве я говорил, что живу в этой деревне? – усмехнулся спутник девушки.

- Ты говорил, что твой дом недалеко, а здесь поблизости, кроме этой деревни, других селений нет.

- Не волнуйся, скоро будем на месте. Сначала зайдем в гости к тетушкам, подкрепимся слегка, ношу свою оставим.

Яся прижала к груди узелок с одеждой:

- Я ничего оставлять не буду, здесь только сарафан, да пара рубах. А тебе и оставлять-то нечего.

- Как знать, как знать, - дядька загадочно улыбнулся в усы.

Путники обошли озеро, благо, оно было невелико, и оказались в небольшой осиновой рощице. Светлые стволы деревьев, качающиеся на ветру сережки, тонкий аромат пробивающихся из-под земли травинок – чудесное местечко! Однако Ясе вдруг стало как-то не по себе.

Дядька оглянулся на солнце, отсчитал от края поляны тринадцать полос – теней от осин и, взяв Ясю за руку, встал на тринадцатую. Дневной свет сразу же померк, закачались, зазмеились расплывчатые очертания деревьев, исчезло в багровом тумане озеро. Яся испугалась и крепче вцепилась в холодную ладонь Дядьки.

- Не пугайся, не пугайся, девонька. Вон там, впереди, уже виден домишко моих тетушек.

Девушка напрягла зрение, но ничего рассмотреть не могла, только какое-то серое шевелящееся пятно.

- Пойдем! – Дядька дернул Ясю за руку.

По щиколотку в багровом тумане девушка побрела за своим спутником. «Ой, что-то мне не нравится все это»! – на сердце было тяжело и муторно, хотелось повернуть назад и бежать, бежать прочь из зловещей осиновой рощи.

- Э, нет, красавица! – Дядька словно подслушал мысли Яси. – Отсюда тебе не найти дорогу обратно. Вот родится ребенок – я тебя сам домой отведу.

По щекам девушки покатились слезы.

- Мама, мамочка! - зашептала. – И зачем я только ушла из нашей деревни?

Только теперь Яся  поняла всю нелепость своего поступка. Поняла и удивилась: как это она решилась уйти с незнакомым человеком неведомо куда? Слезы мешали девушке разглядеть «домишко» тетушек незнакомца. Но вот путники подошли к нему вплотную. О, Боги! Яся отпрянула назад, невольно прячась за спину мужчины. Сравнительно небольшое яйцевидное сооружение шевелилось от несметного количества плотно сидящих на нем огромных мохнатых пауков. Тысячи отвратительных мохнатых лап протянулись навстречу пришедшим, тысячи бородавок на кончике брюшка выстрелили нитями паутины, пеленая липкими тенетами Ясю и ее спутника.

- Эй, вдовушки, уймите свое войско! – пробасил Прохожий Дядька, смахивая паутину с лица. – Это я, Темный.

« Какое, однако, у него имя – Темный! – подумала Яся. – Странное имя».

Девушка снова удивилась тому, как это она решилась уйти с мужчиной, даже имени его не узнав?

Между тем в копошащейся массе пауков образовалась прореха, и из нее высунулась седая женская голова. Подслеповатые глаза пошарили вокруг и уперлись в пришедших.

- Кого это ты притащил к нам, Темный? – голос старухи был скрипуч и резок.

- Мать Вороненка.

Яся огляделась по сторонам: кроме нее и Темного – никого вокруг!

«О какой матери они говорят»? – трепыхнулась в голове тревожная мысль, но тут же как-то поникла, словно попавшая в паутину муха.

- Хорошо, заходите! – старуха размахнула пауков вокруг двери и скрылась в своем жилище.

- Не бойся, внутри пауков нет, - утешил Ясю Прохожий Дядька. – Почти нет.

Внутри странное жилье тетушек Темного было еще более странным. Ясю поразило множество черных кисейных покрывал, развешенных под потолком, черные полога над резными деревянными кроватями, огромные клубки черной пряжи, лежащие прямо на полу. В густом полумраке девушка не сразу рассмотрела хозяек жилища.

Их было трое. Маленькие сухонькие старушки с огромными мясистыми, совершенно нелепыми задницами. Увесистые ягодицы выглядели настолько огромными, что обладательницы необъятных поп не в силах были носить их на своих тоненьких кривых ножках. Старушенциям приходилось возить свое «богатство» на тележках, шустро перебирая ногами и, как видно, ничуть не тяготясь необычными «украшениями».

- Черные вдовы приветствуют тебя, - повернулся к Ясе Темный.

– Приветствуют, я сказал! – сверкнул он глазами в сторону не вполне гостеприимных хозяек.

Старушки послушно подкатились – подбежали к Ясе и изобразили подобие улыбок.

- Девушку напоить, раздеть – совсем раздеть! Живо!

Снова побежали – покатились Черные вдовы, а в голове Яси неповоротливо и сонно ворохнулась мысль: « Почему только напоить – я бы и покушать не отказалась?» И еще ленивее, еще медленнее: « Раздеть… Зачем – раздеть?»

Дальше Яся только видела, слышала, но ничего не понимала и, главное, не хотела понять. Истома запеленала ее в мягкий кокон безразличия, сделала послушной игрушкой в руках толстозадых старух.

Она покорно приняла из рук вдовы глиняную кружку с каким-то тягучим питьем, глотнула из нее и – провалилась в беспамятство.

- Вы что наделали, старые дуры? – Темный в бешенстве выхватил кружку из обессилевшей руки Яси. – Чем вы ее напоили?

- Отваром чернокорня, батюшка, чем же еще?

- Какой чернокорень, непутевые? От чернокорня она не только волю потеряет, но и сознание тоже. Вот, смотрите! – Темный поднял и отпустил руку девушки, и та упала вниз как неживая.

- А разве ты не этого хотел, милок?

- Не этого? Ясное дело, не этого! Мне нужно, чтобы только тело ее обездвижило, а сознание – не погасло, иначе она запросто потеряется на пути в Великий Хаос.

- Откуда мы знали, что ты девчонку в Хаос потащишь? – огрызнулись старухи. – Мы-то думали, что ты просто потешиться с ней решил: раздеть, кричал, раздеть совсем!

- Совсем раздеть – это не только одежду снять, но  тело с ведогоня, бестолковые! Мне велено девчонку до поры, до времени во Тьме спрятать, а туда с телом не сунешься.

- Кто же это тебе такие приказы отдает?

- У меня один хозяин – Великий Колдун. Вот в этом брюхе, - Темный ткнул пальцем в Ясин живот, - его наследник растет. Нужно, чтобы он здесь родился, подальше от Света.

- Ну и пусть бы родился без фокусов ваших, как все дети рождаются. Зачем мать-то во Тьму тащить?

- Поговорите еще у меня, старые перечницы! – Темный вышел из себя. – Вы что, ослепли: наследник Темного Колдуна, а мать –  Светлая. Пока -  Светлая. Вот в Хаосе мы ее и затемним маленько. А вы тем временем будете о теле ее заботиться, наследничка оберегать. Как придет срок родин, я девчонку обратно доставлю! Уразумели?

- Так бы и сказал сразу. А то – раздеть, напоить!

Снова старухи побежали – покатились в разные стороны, готовя все необходимое для темного обряда.

С Яси сняли одежду и уложили ее, совсем голую, на одну из деревянных кроватей. Ребенок недовольно заворочался в животе. Одна из старух похлопала сухой ладонью по розовой девичьей коже:

- Ты, малец, ножками-то не сучи, головкой-то не бодайся! Мы о тебе позаботимся, от голода не умрешь, не замерзнешь, вырастешь в лучшем виде. А как вырастешь – вернем твою мамку, пусть тебя рожает. Уж дед-то сотворит из тебя настоящего Темного Колдуна!

Две других старушенции тем временем пеленали Ясю в кокон из черных нитей. Они сноровисто перекатывали огромные клубки, переплетали нити, перекидывали их через кровать поверх неподвижного тела девушки, следя за тем, чтобы пленница имела достаточную свободу движения внутри паутины.

Затем старухи принялись готовить новое питье для своей подопечной. Из холщовых мешочков извлекли сушеные поганки, какие-то корни, листья, остро пахнущие порошки. Все это с наговорами по очереди закинули в кипящую воду, тщательно размешали большой ложкой.

- Ну вот, дадим это испить молодице – ее ведогонь живо из тела выпрыгнет!

- Выпрыгнуть-то выпрыгнет, да как бы не ускакал от Темного. Нужно для него черный поводок сварганить.

Снова побежали – покатились старухи, доставая из своих запасов нужные снадобья. На этот раз предстояла более сложная работа: ведогоня нитками не привяжешь, зельем не опоишь. Поводок для него плели из ароматов пряных трав.

Темный хмуро наблюдал за всеми действиями старух, однако, и словом не обмолвился. Наконец, были возожжены черные свечи, которые разогнали остатки сумеречного света. Помещение погрузилось в кромешную тьму.

- Все готово, милок. Начинать ли?

- Начинайте! – Темный достал из своей сумки пузырек с какой-то жидкостью, сделал из него глоток и рухнул на пол.

- Тьфу, пропасть, не мог на кровать упасть! – выругались старухи. – Опять придется тащить его на постель, тяжеленного такого.

Непонятным образом ориентируясь в полной темноте, старухи собрались вокруг Яси.

- Девчонке нужно вернуть сознание.

- Да она после отвара чернокорня еще сутки спать будет!

- Придется пожертвовать Мохнаткой.

- А если обычных пауков в кокон запустить? Они ее в чувство приведут, должно быть.

- Нет, тут только Мохнатка поможет.

Ворча и охая, одна из старух сняла с полки большой горшок, повязанный редкой кисеей, развязала ткань и вытряхнула на кровать рядом с Ясей лохматую черную паучиху величиной с крупное яблоко. Та замерла на мгновение, подняв кверху длинные передние ноги, затем, почуяв сладостный запах чернокорня, проворно побежала к Ясиной голове.

- Рот, рот откройте девчонке, - приказала старшая Вдова.

Мохнатка протиснулась меж зубов и впилась в язык девушки острыми челюстями.

- А-а! – застонала Яся, в беспамятстве все же пытаясь вытолкнуть паучиху наружу.

Та держалась крепко. Превозмогая неодолимую дремоту, Яся открыла глаза, слабой рукой вытащила изо рта мерзкую тварь и сжала ее в кулаке.

- Конец Мохнатке! – вздохнули старухи.

- Скорее, скорее лейте девчонке в рот переходное зелье, не то она снова глаза закроет!

Одна из старух приподняла Ясе голову, вторая насильно влила в нее еще теплое снадобье. Глоток, другой, третий…

Яся почувствовала, как пустеет ее голова, мысли куда-то испарились, тело будто потеряло вес, пространство запульсировало полузвуком – полуритмом.

- Готовь поводок, сестра, сейчас ведогонь покажется! – старшая Вдова разглядела слабый свет, исходящий из головы девушки.

Из неподвижного тела вытягивалось другое, светло-лучистое, возносилось к потолку жилища Черных вдов.

« Зачем это старухи надо мной колдуют?» - подумала Яся, с удивлением обнаружив, что взирает на себя как бы сверху. Вернулась способность чувствовать, но совсем иначе, чем раньше.

- Что это со мной? – девушка испугалась.

Рядом возник Темный:

- Не бойся, все в порядке. Погляди вниз, видишь, мое тело тоже лежит на полу. Теперь мы можем отправляться ко мне домой.

- А как же мой ребенок? – Яся дернулась назад, к телу.

- Ничего с твоим ребенком не случится, - Темный потянул девушку за черный шнур, соединяющий их руки. – Старухи позаботятся о нем, пока ты будешь гостить у меня. У меня – и своего деда.

Ответить Яся не успела. Мощный поток увлек и ее, и Темного в невидимую воронку, закружил, завертел и понес, понес. Темнота, гул, движение. Бездна…

Ощущение движения исчезло. На смену ему в кромешной тьме возникли звуки. Такого дикого воя, скрежета, воплей Яся никогда раньше не слышала. Она заткнула уши, но это не помогло: какофония ломилась в голову напрямую, сотрясала невозможными ритмами, взрывала изнутри.

- Что, дорогуша, не нравится наша музыка? Придется привыкнуть, другой здесь нет, - басок Темного казался почти совершенной мелодией.

Голос звучал, а губы спутника не двигались, это Яся сумела рассмотреть в слабом серебристом свете, который исходил от нее самой.

- О, черт! - выругался Темный. – Как я не предусмотрел, что девчонка может светиться? Теперь хлопот не оберешься.

Хлопоты не заставили себя долго ждать. Из темноты вынырнула стая летучих тварей, длинных, скользких, мерзких, - и облепила голову Темного. Каждая из «пиявок»  норовила пробраться поближе ко рту своей жертвы, каждая вопила:

- Кровь! Кровь!

- Угораздило меня поесть вчера мяса! – ругался Темный, отбиваясь от стаи кровопийц. – Чтоб вы лопнули, ненасытные!

Брошенное в пространство проклятие сработало незамедлительно: в мгновение ока от тварей остались лишь лоскуты шкурок и странно висящие в пустоте алые пятна, похожие на кровь.

А вокруг Темного уже собиралась новая свора. Лохматые, состоящие из одной огромной клыкастой пасти, норовили вцепиться в свою жертву. Этих Дядька не прогнал. Терпел и морщился.

- Почему ты их не прогонишь? – спросила Яся и удивилась, что на нее ни одна тварь не обращает внимания.

- Никуда от них не денешься. Мои дети – мне от них и терпеть.

- Это – твои дети?

- Каждая мысль – твой ребенок. Какие мысли – такие и дети. Вон над тобой тоже вьются, комары проклятые!

Яся подняла глаза: точно, над головой плавали светлые сгустки, перетекая то в форму цветка, то в форму бабочки, то в форму веселого карапуза. Покружив немного над девушкой, мыслеформы поднимались вверх легкими пузырьками и исчезали из виду.

Искусав Темного, лохматые пасти растворились, наконец, в темноте.

- Пойдем! – дернул Ясю за руку Дядька.- Где-то здесь нас должен поджидать твой дед. Скорее бы сдать тебя ему и – на покой.

- Разве ты меня не к себе в гости звал?

- К себе, к себе. Мы все тут живем. И я, и дед твой, и другие Темные. Великий Хаос – наш дом.

- Болтал бы ты поменьше! – пятно Ясиного света наплыло на странное существо, выражающее крайнее недовольство.

Его короткое туловище опиралось на три пары еще более коротких конечностей, мягких, змеевидных, однако, заканчивающихся острыми раздвоенными копытцами. Приплюснутая голова сверкала единственным огромным глазом без век. Этот странный глаз вращался в самой середине «лица», там, где у обычного человека находится нос. Рта не было вовсе, поэтому Яся не поняла, откуда же все-таки исходит недовольное ворчание? Волосы, длинные и жесткие, похожие на свиную щетину, торчали пучками по всему телу.

Темный подтолкнул девушку к страшилищу:

- Можешь обнять своего дедулю!

- Это – мой дед?! – Яся отшатнулась от мерзкой твари. – Это не он. Я помню деда, я его…

Девушка чуть было не проболталась, что видела старого колдуна в его заброшенном доме.

- А, так ты подсматривала за нами? – мысли девушки, оказывается, не были секретом.

- Ну что ж, это не страшно, меньше объяснять тебе придется.

- Ты что, и в самом деле – мой дед?

- Самый натуральный.

- У нас здесь так: каков ты есть – такова и твоя личина. Это на Белом Свете принято носить одинаковые тела: скукотища и однообразие! – вмешался в разговор Темный. – Смотри, каким я сейчас сделаюсь.

Он так гордился своим преображением, а Яся в ужасе отпрянула в сторону: более мерзкую рожу трудно было представить!

- Неужели и я стану чудовищем?

- Нет. Пока – нет, - с сожалением вздохнул Темный. – Ты еще – не наша, даже не серая. Ты – светлая!

- Опять лишнее болтаешь! – взбеленился дед. – Держи лучше девчонку покрепче, не то она всплывет в верхние сферы.

- Это что же, я теперь при ней якорем буду?

- И будешь, не переломишься! Пойдем, нужно поторапливаться, не то попадем Стихиям на забаву: они нынче что-то затевают.

Влекомая черным поводком, Яся поплелась за Темным. Вокруг мелькали, попадая в круг излучаемого ею света, сгустки чего-то бесформенного. Иногда невиданные твари подбирались совсем близко, пугая девушку своим безобразием. Вокруг ее спутников темной мошкарой роились рожденные ими мысли, а Ясины – светлыми пузырьками тянулись вверх, к далекому серому «небу».

«Неужели мы так и будем все время блуждать в потемках»? – думала девушка. Она вспомнила, что совсем недавно даже не замечала яркого солнечного света, голубого неба с белыми пушистыми облаками, зеленой щетинки только что вылезшей из земли травы. Скоро подснежники распустятся – вздохнула. И вдруг рядом закружился крошечный белый цветок. Это явь – или наваждение?

Не успела девушка порадоваться, а на цветок уже набросилась стая зубастых теней, кромсая и растаскивая в стороны белые лепестки.

- Зря стараешься, девонька: здесь – Хаос. Здесь – не созидают, здесь – разрушают! – прошипел Темный.

Яся ничегошеньки не поняла, но постаралась выбросить из головы все мысли: уж очень жалко было созданного ими цветка, не хотелось вновь увидеть гибель прекрасного.

Из темноты, вопя и закрывая голову руками, выскочил молоденький юноша, совсем еще мальчишка. Видимо, он долго  бежал, ноги еле держали бедолагу, дыхание со свистом вырывалось из груди. В двух шагах от Яси его настиг верзила с мечом в руке. Сверкнула сталь – и к ногам девушки покатилась белокурая голова, разбрызгивая по сторонам фонтанчики крови.

- Ого-го-го! – ревел в полном восторге верзила, размахивая мечом.

Ему было наплевать на невольных свидетелей убийства. Он даже гордился своей удалью!

Отрубленная голова ткнулась носом в ногу Темного, хлопнула веками, изогнула в странной усмешке губы и – покатилась обратно, превращаясь при этом в ужасный, отталкивающий лик. Вот она взмыла вверх и с хриплым смехом вцепилась в глотку своему убийце.

- А-а-а! – взревел тот, отбросил меч и принялся руками отрывать от себя голову.

Поверженное тело юноши медленно привстало, нашарило брошенный верзилой меч и, сжав его обеими руками, шатаясь и оступаясь, начало  приближаться к убийце. Вот оно взмахнуло мечом – и уже две головы катятся к ногам старого колдуна, клацая зубами и пытаясь откусить друг другу нос или ухо.

- Этот здесь недавно, - колдун небрежно оттолкнул ногой голову верзилы. – Долгонько ему еще бегать от своих жертв и терпеть муки смертные! Но ничего не поделаешь, закон Хаоса для всех один: что в голове – то и воплотится, а, воплотившись, на тебе же и отыграется. Некоторые долго этого понять не могут, такие и страха натерпятся, и боли. А как поймут, что сами себя терзают своими мыслями и желаниями, начнут их обуздывать, посереют…

Поняв, что сболтнул лишнего, колдун в досаде топнул копытцем и затрусил дальше. Темный потянул следом на поводке Ясю. А вокруг продолжали сновать бесплотные тени: не то  - мыслеформы, не то – породившие их сущности.

ГЛАВА 15.

Когда блуждание в потемках стало уже казаться Ясе бесконечным, Дядька дернул ее за поводок:

- Пришли!

Из темноты выступил угол какого-то строения. Стараясь разглядеть его, Яся подошла ближе и ахнула: прямо перед ней скособочилась изба ее деда, та самая, которая сгинула в болоте прошлой осенью. Та самая, на коньке которой висел растерзанный деревенский дурачок Синюшка. Та самая, к которой они с Атеем бегали ночью, потаясь от Поляны. Однако, присмотревшись лучше, девушка заметила, что избушка какая-то странная. В ней все было зыбко и шатко, то там, то сям отваливались куски бревен, бесшумно падая и растворяясь во мраке. Скорбная серая женская фигура бродила от угла к углу, подправляла и подправляла разваливающееся жилище.

- Эй, бабка, встречай-ка внучку! – прохрипел-прохрюкал старый колдун.

Серая фигура вздрогнула, остановилась, повернула к Ясе полное страдания лицо.

- Внучка? – не поверила.

- Она, она, почто не признала? Ты же в ее сны не раз хаживала, пугала девчонку кошмарами.

- Неужто померла? – всплеснула фигура серыми руками.

- Живехонька! Темный постарался, чтобы ее ведогонь из тела вытряхнуть, да сюда доставить.

- Зачем же ты, проклятущий, девчонку сюда живой приволок?

- Не твоего ума дело! Ты знай себе за домом следи, да еще за девчонкой. Темный ее на поводке поводит, пока не погаснет этот проклятый свет.

- Никогда вам не погасить огонь светлый, коли уж он в человеке есть! Не удержать вам внучку в Хаосе, и не старайтесь!

- Это мы еще посмотрим, - прошипел колдун, яростно вращая единственным глазом.

Вдруг око остановилось и подозрительно уставилось на жену.

- А ты, никак, посерела еще больше, старая карга? Опять к тебе кто-нибудь из верхних сфер цеплялся?

Ответа колдун не дождался. Вошел в избу, раздраженно хлопнув тут же отвалившейся дверью, растянулся прямо на полу и засопел щелью под глазом.

«Должно быть, это у него нос», - подумала Яся. Подтверждая ее догадку, к щели деда потянулись неведомо откуда взявшиеся запахи.

- Тьфу, гадость какая! – девушка зажала себе ладонями нос и рот.

- Не нравится – не нюхай! – ответствовал колдун. – Чем хочу, тем и насыщаюсь.

Невообразимая вонь из смешанных запахов тухлых яиц, гниющего мяса, осклизлого лука и еще какой-то дряни все новыми и новыми волнами всплывала в доме деда.

- Ты, детка, отойди в уголок, да подумай, чем бы тебе голод утолить хотелось, - прошептала сзади бабка на ухо Ясе. – Здесь всяк себе сам обед готовит, а питается – запахами того, о чем мечтает.

Яся благодарно кивнула и, обернувшись, вдруг заметила, что фигура старушки посветлела еще больше. «Странное место, странные люди, - подумала девушка. – Хотелось бы мне разобраться во всем этом»! Хорошо, что занятые едой колдун и Темный не обратили внимания на мысли «гостьи». А вот старушка закивала головой, заулыбалась:

- Я тебе все здесь покажу, обо всем поведаю, внученька. Дай только мужикам угомониться.

Дождавшись, когда колдун и Темный впали в какое-то подобие сна, старушка сняла с руки  конвоира Яси черный поводок и надела его себе на руку.

- Прости, детка, что не отпускаю  тебя совсем. Светлая ты, легкая, не удержишься в Хаосе без якоря. Неужто по своей воле пришла сюда?

- Выходит, что по своей, раз поверила Прохожему Дядьке, пошла за ним. Хотелось уберечь ребенка от беды. Только вот теперь понимаю: зря поверила, зря пошла. Думала в соседней деревне спрятаться, а угодила неведомо куда.

- Это Навь, детка, - мир мертвых. Сюда, милая, живым дорога только во сне открывается. Проснутся – и не помнят, где их ночью-то носило. Это потому, что только ведогонь сюда дорогу знает, а в мире земном он смирнехонько в теле сидит, как в шубе тяжелой.

- Верно, верно, бабушка, мое тело вместе с одеждой осталось у Черных вдов.

- Там и дитятко твое осталось не рожденное, а? И зачем только ты его доверила ведьмам проклятым?

- Сама не знаю, как все вышло. Словно морок на меня нашел: что Темный велел, то и делала.

- Колдовство это, колдовство! Я, помню, тоже была славной девушкой, как ты. А влюбился в меня колдун, присухой окрутил, навек к себе привязал. Всю жизнь прожила, как во сне, по чужой воле, и после смерти никак не отбелюсь, не отмоюсь от ворожбы той черной.

- Так ты и вправду – моя родная бабушка?

- Ну конечно, детка моя! Не привелось мне тебя при жизни понянчить -  попестовать, а уж теперь я тебя не брошу, помогу, чем смогу.

- Расскажи, бабушка, что это за место такое – Хаос?

- И-и, милая, словами это трудно объяснить, самой понять нужно. Хаос оттого и Великим зовется, что он – везде: и в жизни земной, и в жизни посмертной. Помнишь гнилые яблоки? Это – Хаос. Листва по осени с деревьев опадает, истлевает: это – Хаос. Крыльцо избы провалилось – разрушилось. Это – Хаос. Великий Хаос – это разрушение. Понятно ли?

- А здесь?

- И здесь тоже – Хаос, Тьма. Там, в высших сферах, - старушка подняла глаза вверх, - Хаос преображают, творят из ничего – нечто. Для них Хаос, что глина для гончара: хоть и грязная, а без нее не создашь ни горшка, ни кувшина. А здесь, во Тьме вечной, Хаос – всюду: необузданный, первозданный. Здесь Стихии – владычицы, все рушат, все крушат! – подытожила рассказчица, подхватывая и водворяя на место отвалившийся кусок окошка.

- Зачем же меня сюда Темный привел? Разве можно здесь от беды спрятаться?

- Эх, девонька, неужто ты еще не поняла? Во Тьме – царство Темных, это их дом родной. Они ведь не просто противники Света, они хотят весь мир превратить в Хаос, сделаться повелителями Стихий разрушающих. Колдуны – самые подходящие соратники для Темных, ведь они не хотят созидать, творить, они желают получить все – и сразу с помощью ворожбы. Вот почему для Темных так важно иметь на земле своих слуг. Дед твой, умирая, дар свой колдовской сумел-таки сыну всучить, думал – оставил на земле наследника.

- Но папа теперь – не колдун!

- То-то и оно, старому хрычу новый наследник нужен: твой сын.

- Зорень?

- Это для тебя – Зорень, а для Темных – Вороненок. А как у светлой матери дитя отобрать? Вот и притащили они тебя сюда, во Тьму – Хаос, надеются свет в тебе погасить, тоже темной сделать. А у темной матери – и сын темный родится.

- Не бывать этому, бабушка! Помоги мне отсюда выбраться, пожалуйста.

- Я бы и рада помочь, да не знаю – как. Ну, не плачь, не плачь, Ясочка, что-нибудь придумаем!

Оглянувшись на спящих, женщины тихонько выскользнули за дверь. Яся перебирала ногами, но чувствовала, что под ними нет опоры. Если бы не черный поводок, она точно взлетела бы вверх. Старушка, удерживая внучку, тоже не слишком твердо опиралась на ноги, довольно смешно подпрыгивала: она еще  больше посветлела.

- Мы не заблудимся, бабушка? – Яся я тревогой вглядывалась в темноту, не находя в ней ни единого ориентира.

- Разве ты собираешься возвращаться назад, к деду?

- Нет, конечно, нет! А вот ты…

- Довольно я намучилась рядом с колдуном.

- Тогда пойдем отсюда скорее, пока нас не хватились.

Женщины побрели, освещая себе дорогу собственным светом, выхватывая из темноты жуткие картины. Вот толстенная змея с человеческой головой обвилась вокруг вопящей простоволосой бабы, норовя проникнуть раздвоенным дрожащим языком в ее тайные места. Вот жирный отрок сидит в луже собственной слюны и пытается поймать неловкими руками кружащиеся над его головой мыслеформы в виде окороков, булок, масляных блинов и прочей снеди. А этот, с бегающими глазами, вывернув руки в локтях, пытается обшарить карманы на своей собственной одежде.

- Новички, - замечает старушка. – Недавно умерли и все никак не избавятся от земных привычек. Эти недолго здесь пробудут, им свое – в Яви отрабатывать, в новой жизни.

- А что, бабушка, я тоже не впервые на Белом Свете живу? Жила? – поправилась Яся.

- Конечно. Все мы время от времени вновь рождаемся, чтобы иметь возможность приблизиться к Богу.

- К Богу – на земле?

- А где еще ведогонь наберет силу света, как не в земной борьбе со злом?

- А темные?

- Хм, - усмехнулась старушка, - эти несчастные сами не ведают, что их козни и пакости их же и погубят.

Время от времени в круг света попадали бредущие в забытьи фигуры. Они натыкались друг на друга, покорно и безропотно поворачивали в другую сторону и брели дальше. Казалось, они ничего не видят, не слышат, не чувствуют.

- Это тоже темные? – полюбопытствовала Яся.

- Нет, что ты! Этим не посчастливилось умереть в сознании. Люди боятся смерти – и зря. Это перед смертью они могут страдать, мучиться от боли и угрызений совести. Сам миг перехода из Яви в Навь – как легкое головокружение, обморок. А уж тут, в Нави, как кому повезет. Иные не верят в бессмертие ведогоня – те и впрямь после перехода истинными истуканами становятся: ни мыслей, ни чувств, ни ощущений. Так и торчат пеньками, пока кто-нибудь из высших сфер не озаботится им помочь. Тем, кого ты видела, тоже помогают высшие. Вот, смотри!

Яркий сгусток света возник рядом с одним из блуждающих, окутал его, извергая из немого прежде рта крик восторга. Мгновение – свет исчез, но в глазах блуждающего появилось осмысленное выражение. Он уже без страха всматривался в темноту.

- Слепота ужасна во Тьме! – вздохнула старушка. – Те, кто приходят сюда в черных огнях злобы, не только слепнут, но и лишаются языка. Злоба, как раскаленное железо, выжигает все доброе, что накопил человек за жизнь. Даже высшие не могут найти способа совершить очищение, пока самоослепший не найдет в себе хотя бы осколка добра…

- Они убежали, хозяин, они убежали: твоя жена и внучка!

Темный ползал перед колдуном на коленях и рвал на себе волосы. Теперь этот проклятый старик точно развеет его, несчастного, по ветру. И как это он не углядел за пленницей?!

Единственный глаз колдуна прищурился в усмешке, метнул, было, грозный взгляд, но передумал пугать бедолагу Темного. Колдун довольно хрюкнул и расхохотался.

- Эх ты, простофиля! Думаешь, я позволил бы этим глупым гусыням сбежать от нас? Да я сам отпустил их на все четыре стороны!

Колдун подставил копытце под падающую с потолка матицу и водворил ее на место.

- Одно плохо: теперь самим придется избу поправлять.

- Как же так, хозяин? – не понял Темный. – Зачем же я тащил сюда девчонку, если ты отпустил ее?

- Дурья твоя башка, глупое рыло! Ты зачем сюда девчонку тащил?

- Так ты приказал.

- Верно, приказал. А почему? Нужно было ее свет погасить, темной сделать.

- А как?

- То-то и оно – как? Думаешь – ведогонь – это тряпка старая: сунул в грязь – вот он и потемнел? Нет, старина, тут нужно было хитрую хитрость придумать, такую, чтоб внучка моя светлая сама потемнеть захотела.

- Как же, захочет она потемнеть!

- Вот именно: захочет. Мало того, она будет страстно этого желать.

- Да ну!

- Точно. Вот бежит она в темноте, хочет спрятаться от меня. А как ей спрятаться, коли она – светлая? Ее же за версту видно!

- Видно, - ничего не понимая, повторил Темный.

- А что ей нужно сделать, чтоб видно не было?

- Что?

- Ох, и дурак ты, Темный! Потемнеть ей надо – вот что!

- Потемнеть?

- Конечно, потемнеть. А нам как раз того и надо, чтоб она по своей воле потемнеть захотела. Каково придумано?

- Ну, хозяин, ты и голова! – восхищенно взглянул на колдуна Темный. – Вот только захотеть – одно, а потемнеть на самом деле – другое. Чтоб огонь в себе потушить, нужно бо-о-ольшую подлость совершить, от добра, от Света отречься.

- А мы ее так напугаем, что девчонка рада будет с самим Князем Тьмы встретиться, только чтобы уцелеть. Есть у нее слабое место: сын не родившийся. Чтобы сына спасти, она себя не пожалеет.

…Дальний лай собак тревогой отозвался в сердце Яси. Он как-то выпадал из общей какофонии, будя воспоминания о погоне, об опасности.

- Неужто дед нас хватился? – трепыхнулась в страхе.

Подтверждая ее мысли, лай приближался.

- Бежим! – девушка дернула старуху за соединяющий их черный шнурок.

Они помчались во тьму, черпая силы в страхе, в сторону, противоположную той, откуда доносился лай.

- Скорее, скорее! – подгоняла старушку Яся, но уже поняла, уже отчаялась – не убежать!

- Нужно куда-то спрятаться, вдруг они нас не найдут!

- Куда же спрячешься в темноте, коли ты – сияешь?

- Ну, придумай же что-нибудь, бабушка! Ты здесь давно, должна знать, как нам помочь.

- Мыслеформы! Скорее думай о каком-нибудь темном покрывале!

Яся остановилась и стала вспоминать все темное и плотное, что могло бы укрыть их, спрятать от глаз собачьей своры. Огромный черный платок. Шалаш из пушистых еловых лап. Погреб с тяжелой крышкой…

- Не получается! – старушка в отчаянье притопнула ногой, и они с Ясей взлетели на сажень вверх.

В круг света ворвались оскаленные пасти невиданных псов: огромных, лохматых, свирепых. Самый здоровенный кобель щелкнул зубами  рядом с висящей в воздухе ногой старушки.

- Нужно погасить свет! – испугалась еще больше Яся.

- Нет, что ты, наоборот, теперь его нужно разжечь еще больше, чтобы подняться выше.

- Как?

- Не знаю, попробуй думать о хорошем.

- Не получается!

Собачьи клыки вонзились-таки в бабкину ногу.

- Спасайся, внучка, лети! – старушка дернула со своей руки шнур – и, посветлев еще больше, поднялась вверх еще на сажень.

От неожиданности пес разжал челюсти и свалился на головы остальных собак. Разъяренные твари вцепились в бока неудачливого вожака, в разные стороны полетели шерсть и кровь.

- Мы спасены, бабулечка! Мы спасены!

- Спасены? Ха-ха-ха-ха! – из темноты рядом с дерущейся сворой стала подниматься мерзкая, смердящая, необъятных размеров тварь. Тягучая слизь сочилась из пасти, разверстой уже над головами болтающихся в воздухе женщин. Язык, величиной с хорошего теленка, вытягивался из глубины рта, капая слюной.

Яся зажмурила глаза, но тварь не исчезала.

- Неужели это мой страх воплотился чудовищем?

Девушка вспомнила, что от своих мыслей в этом мире не уйти, но все же, на всякий случай, выпалила, как когда-то Темный:

- Пропади ты пропадом!

Тварь рассыпалась в прах. Яся открыла глаза: в самом деле, твари не было рядом.

- Яся, детка, послушай меня, - старушка снизу окликала внучку. – Теперь нам с тобой нелегко будет передвигаться без опоры ногам. Давай-ка я отвяжу шнурок – ты поднимешься в верхние сферы. Там деду тебя не достать, сам-то он ни за что не пересечет Огненный  Рубеж.

- А как же сынок мой, бабушка? Оттуда, сверху я не смогу найти дорогу назад, к своему телу. Сюда же Темный как-то привел меня, вот и нужно отыскать этот путь, ведущий назад. Ты поможешь мне, бабуля?

- Ох, внученька, тяжело это будет! Дорогу назад я не знаю, у кого спросить про нее – тоже. Вот разве что снова посетит меня светлый ведогонь из верхних сфер. Иногда он навещает меня, вразумляет, помогает очиститься. Все, что рассказала тебе, я от него узнала.

- А скоро тот ведогонь тебя навестит?

- О том мне не ведомо, внученька.

Тем временем в круг света вступило странное существо, которое, к великой радости Яси, совсем не обратило на женщин внимания. Это была огромная сороконожка, слепая и тупорылая. Она важно перебирала многочисленными ногами, на концах которых, словно лапти, были надеты человеческие головы. Утопая в грязи, головы зажмуривали глаза, поднимаясь вверх – отплевывались и моргали веками.

Когда один из последних сегментов удивительного существа оказался  рядом со старушкой, она схватилась свободной рукой за торчащую из него щетину.

- Вот нам и «лошадка» для путешествий, - засмеялась.- Правда, нам придется ехать туда, куда она захочет, а не мы.

- Ну что ж, пока и это годится, - согласилась Яся.

Старушка подтянула внучку ближе, и они с комфортом расположились на спине сороконожки.

ГЛАВА 16.

С живым «фонариком» на спине ногоголовое существо бродило в потемках, давая возможность своим седокам рассмотреть все вокруг, находясь в относительной безопасности. Яся увидела, как бестолково снуют туда-сюда зародыши ведогоней, ни разу еще не примерившие на себя хоть какое-нибудь тело. Изредка откуда-то снизу выскакивали звероподобные образины, о которых бабушка рассказала, что это люди, настолько одержимые животными страстями, что то и дело скатываются в нижний, животный мир, где и меняется их внешность до неузнаваемости.

Однажды прямо на голову Яси свалились какие-то лохмотья.

- Осторожно, девочка, сбрось скорее с себя эту шелуху! – закричала старушка.

Яся с омерзением отбросила в сторону серый комок, но его тут же подхватил и напялил на себя черный сгусток слизи. Обретя форму человеческого тела, пусть неуклюжего и толстого, он удалился, весьма довольный собой.

- Остерегайся серой шелухи, детка! – наставляла Ясю бабушка. – Если человек не освободится перед смертью от земных похотей, его ведогонь тащит на себе эти отложения земных страстей в Навь. Когда-нибудь ему все же удастся избавиться от этих пережитков, но шелуха еще долго будет шататься по Тьме и Свету призраком.

- Чего ж мне бояться какой-то шелухи?

- Разные злобные ведогони очень любят завладевать такими даровыми домами, так что, где шелуха – там и зло рядом.

Словно подтверждая слова старушки, сороконожка вдруг  остановилась и принялась корчиться в судорогах. Ее кожица лопнула на спине, выпуская из себя белесые сгустки.

- Один, два, три… Сорок! – считала Яся.

- Скорее слезай с сороконожки! – закричала старушка. – Видишь, это целая компания ведогоней сбросила общую шелуху. Наверное, они погибли все разом, вот и попали сюда скопом. Пираты – вот кто они были! Пираты с потонувшего корабля.

Шнурок, соединяющий Ясю и старушку, запутался вокруг щетины сороконожки и не дал женщинам вовремя покинуть опасное место. Опавшая, было, шелуха вновь раздулась, обрела форму сороконожки, правда, с уже не  подающими признаков жизни головами на ногах, и резво затрусила куда-то.

- Плохи наши дела, внучка, - старушка все пыталась и никак не могла отцепить шнур от щетины. – Теперь эта тварь занесет нас в недоброе место.

Старушка оказалась права, ох, как права! Старый колдун и мечтать не мог о таком везении. Напялив на себя случайно подвернувшуюся оболочку, темный воин спешил в свое логово, не замечая седоков, или только делая вид, что не замечает их.

Путешествие оказалось настолько коротким, что Яся с бабушкой не успели распутать зацепившийся за щетину сороконожки черный шнурок. Конечно, старушка могла просто выпустить его из рук и отправиться на все четыре стороны, но Яся-то была к шнуру привязана! Как оставить внучку одну, в незнакомом месте, рядом с явным злом?

Сороконожка остановилась у какого-то строения. Присмотревшись, Яся поняла, что это были ворота. Огромные черные ворота, на удивление прочные, без видимых следов разрушения, что особенно удивляло в этом разваливающемся мире. Вместо створок ворота отражали свет черными омутами зеркал. Или это была зеркальная  гладь воды, застывшая отвесно?

Теперь, уставившись  в зеркало, сороконожка поняла, что на спине ее – источник света. Похоже, это не понравилось ей: чудище изогнулось и попыталось сбросить непрошеных седоков задними ногами.

- Держись, Ясочка, ни в коем случае не дай себя стряхнуть, - прошептала старушка.

Девушка изо всех сил уцепилась за щетину твари. Только бы удержаться, только бы не упасть! Она напрочь забыла, что, оторвавшись от сороконожки, тут же взмоет вверх.

Зеркало ворот пошло рябью, словно кто-то бросил камень в стоячую воду.

- Неси ее сюда! – послышался властный бас.

- Но, повелитель…

- Никаких «но»!

Съежившись и подобрав часть ног под брюхо, сороконожка осторожно вползла в зеркало. Ясе показалось, что на мгновение она очутилась в черном удушливом тумане, который липкой грязью обволок все ее существо.

- Ага, у нее земная привязочка имеется! – обрадовался невидимый обладатель баса. – Как хорошо к ней вара прилипла: света не видно совсем. А эту старую перечницу, жену колдуна, оставь снаружи, чтоб под ногами не путалась.

- Бабушка! – Яся попробовала нашарить руку старушки, но той уже не было рядом.

Завертелось, закрутилось пространство, втягиваясь в невидимую воронку. Яся вдруг увидела себя – облепленную черной варой – одновременно со всех сторон: и справа, и слева, и сверху, и снизу. Она и шла, и плыла, и висела вниз головой. И вдруг ее словно вытолкнули в другую реальность.

Нечто, бездонно-черное, неизмеримо страшное, всеобъемлющее было здесь и временем, и пространством. Оно было всюду – и даже в ней, Ясе. Оно порождало внутренний трепет и лишало воли. Оно подавляло, просто размазывало все хрупкое существо девушки. Это было Абсолютное  Зло. Люди зовут его Князем Тьмы.

Он ощущал мизерность, незначительность крохотного огонька, готового, казалось, вот-вот погаснуть от страха. Какой соблазн тут же погасить ненавистное пламя, восстановить безраздельную власть Тьмы! Но Повелитель Бездны любил иной раз позабавиться с неопытными ведогонями, поиграть с ними в кошки-мышки. Свернувшись до размеров среднего человека, он принял вид этакого добродушного толстячка.

- Каким ветром тебя сюда занесло, девонька?

Яся не верила глазам: неведомо откуда возникший собеседник был сама любезность! Однако Яся давно уже научилась сердцем чуять зло, как бы хорошо оно ни маскировалось.

«Не верить, ни за что не верить сладким речам»! – она опять забыла, что мысли в Нави так же не скрыть, как и громкий крик.

- Зря, зря ты мне не доверяешь, красавица. Я же тебе помочь могу. Хочешь, укажу дорогу к сыну?

- Ты знаешь, где эта дорога? – Яся забыла о своих страхах.

- Конечно, знаю. Я все здесь знаю, - не преминул похвастаться толстячок. – Вот, например, ты – внучка колдуна, которую обманом во Тьму затащили, с телом разлучили и сыном не рожденным. А срок-то уже близок, неужели хочешь, чтоб ребенок так и не родился?

- Покажи мне дорогу к сыну, дяденька!

- Дяденька? Хм, забавно: дяденька! Ах, да, дорогу. Это не трудно, дорогу тебе показать. Только, знаешь ли, дорога эта воротами заканчивается. Простенькие такие воротца из Великого Хаоса в Белый Свет. Пройти сквозь них – пара пустяков. Одна неувязочка: огонь они не пропускают: ни туда, ни обратно. Но это легко поправить: отрекаешься от Света и - вперед!

- Отрекаешься от чего?

- От Света, милочка, от Света. Вот от этого самого.

Толстячок послюнявил палец и провел им по Ясиной руке, стирая черную вару. В прореху пробился лучик внутреннего света девушки.

- Я не могу. Я не отрекусь.

- Ну, как знаешь! – толстячок равнодушно повернулся к Ясе спиной, показывая, что собеседница потеряла для него всякий интерес.

- А нет ли другого способа, дяденька?

- Другого я не знаю. Ты все же подумай хорошенько, выбери, что тебе дороже: сын – или свет какой-то?

Всемогущему Князю Тьмы легче легкого было просто уничтожить эту глупую девчонку, растерзать ее ведогонь, развеять по ветру. Но иногда так хочется развлечения! Он подождет и полюбуется на неминуемое преображение одержимой любовью к сыну в одержимую Тьмой. А пока пусть посидит в черном коконе.

Сама бездна обняла девушку паучьими мохнатыми лапами, закрутила, завертела, пеленая в тугой черный клубок. Яся рвалась изо всех сил, но налипшая на нее вара намертво склеивалась с невидимыми нитями. И вот уже пленница, лишенная возможности даже пальцем пошевелить, висит в черном яйце посреди безвременья. Знала бы она, что в этом мире цепи можно порвать силой мысли! Испугалась, смирилась, затерялась в океане Тьмы.

Старый колдун недовольно разглядывал расползающиеся на глазах обрывки собачьей шерсти, лужицы крови и прочие следы драки. Собачья свора, посланная им, чтобы напугать внучку, цели своей явно не достигла. Мало того, девчонка умудрилась куда-то пропасть.

- И моя старая карга туда же, бежать от меня вздумала! Не сиделось ей дома! – ворчал колдун, ковыляя на своих нелепых ножках обратно к избе.

На последней еще не развалившейся ступеньке крыльца его встретил Темный.

- Ну что, испугалась внучка, потемнела?

- Должно быть, потемнела, раз я ее нигде не нашел.

- Похоже, ты недоволен, хозяин?

- А ты не суй рыло не в свое дело, паршивец! Не удержал девчонку, проспал – проворонил!

- Ты же говорил, что сам отпустил внучку и жену свою на все четыре стороны…

- Да замолчишь ты, наконец? Говорил, говорил… Говорил! Ну и что? Пропала девчонка, и бабка моя с ней.

- А ты вызови Черных птиц, они девчонку вмиг отыщут.

- Да уж как-нибудь без тебя соображу, что мне делать! – старый колдун от досады скривил физиономию.

Черные птицы! Как он сам не догадался? Конечно же, Черные птицы помогут ему найти беглянок.

В Яви Черных птиц вызвать было довольно сложно. Нужно было уединиться в болотной трясине, расставить на кочках и зажечь черные свечи, сплести из осоки огромный венок и оградить им себя как магическим кругом, а потом еще долго-долго шептать, кричать, визжать запутанный заговор.

В Нави достаточно было создать мыслеформы приманки, и крылатые обитатели Бездны тут же являлись.

Колдун вышел из своей избушки:

- Последние бревна развалят ненароком, - пояснил он Темному.

Вглядываясь в темноту, колдун начал звать, манить, приказывать явиться летучим тварям. И они явились. Из мрака с визгом вырвались существа, отдаленно и в самом деле напоминающие птиц. Крылья, кожистые как у летучих мышей, размахом не менее трех косых саженей, несли не слишком большие тела, увенчанные женскими головами. Длинные волосы развевались по ветру, разверстые пасти сверкали острыми клыками, когти на лапах способны были удержать в воздухе корову.

Растерзав, развеяв созданные колдуном мыслеформы, птицы ринулись, было, на него самого, но в мгновение ока колдун усмирил их особым заговором.

- Ну, мои певуньи, - как ни в чем не бывало, обратился к птицам колдун, - для вас имеется дельце. Нужно разыскать и доставить сюда девчонку, мою внучку.

Колдун снова напрягся, создавая мыслеформу Яси.

- Может быть, она еще светится, а может быть – нет.

- Ты про бабку свою забыл, хозяин, - напомнил Темный.

Колдун, было, проигнорировал подсказку, но потом решил, что восстановление разрушающегося дома – слишком хлопотное для него занятие.

- Ладно уж, поищите заодно и мою старуху.

Зашумели – захлопали черные крылья, и птицы с визгом умчались прочь.

Яся томилась в черном коконе. Казалось, все о ней забыли. Тяжелые мысли одолевали девушку. Она вспоминала о своем необдуманном решении покинуть деревню со стыдом и горечью. Как могла она оказаться такой легковерной? Почему не посоветовалась с отцом и матерью?  Теперь жизнь ее сынишки в опасности. Что скажет Атей, когда возвратится домой? И самая главная мысль: как выбраться отсюда, как найти дорогу назад, к своему телу?

Ответов Яся не находила, зато поняла, почему подобные мысли называют тяжелыми: мыслеформы черными камнями скапливались в нижней части кокона и тянули его все ниже и ниже. Заметив это, девушка испугалась: так недолго и на самое дно преисподней скатиться. Уж оттуда она точно не выберется!

Собрав в кулак всю  волю, Яся заставила себя думать о хорошем. Вспомнила Атея, его ласковые глаза и нежные руки. Вспомнила свой новый дом, смешные выходки домового Шустрика. Вспомнила, как весело бывало в девичьем хороводе. Вспомнила своих подруг и, конечно, Поляну и Славеня.

Погруженная в воспоминания, девушка не заметила, как заполнилась ее темница светлыми пузырями мыслеформ, как потянули они черный кокон вверх, вверх, вверх – прямо к зеркальным воротам.

Для Черных птиц, посланных колдуном, зеркальные ворота не были препятствием. Вся стая ворвалась в чертоги Князя Тьмы и через мгновение уже вынырнула обратно, перекидывая друг другу кокон с девчонкой. Они и не предполагали, что, перенеся Ясю за магические зеркала, освободили ее от налипшей вары. Свет, который не смогли погасить темные силы, вырвался наружу, сжег оболочку кокона и ослепил птиц. От неожиданности посланницы колдуна выпустили свою находку из лап, и – Яся легчайшим пузырьком полетела вверх, к серому небу.

Светлее, светлее, светлее…

И вот уже девушку принял в свои объятия новый, яркий мир. Черные птицы метнулись, было, за ней, но темных тварей опалило огнем. Только несущие свет ведогони могут пересечь огненный рубеж, ведь огонь для них – благодать.

- Упустили, упустили, проклятые! – бесновался колдун с возвращением Черных птиц.

- Отправляйся к своим тетушкам, - повернулся он к Темному. – Придется тебе караулить тело девчонки, чтобы не допустить в него светлый ведогонь. За Вороненка – головой ответишь!

Ворча и ругаясь, Темный поплелся знакомой дорогой. Облачаться в земное тело ему с каждым разом становилось все тяжелее и тяжелее. Но ничего не поделаешь: хозяин приказал – нужно исполнять!

ГЛАВА 17.

Огромный черный ворон сидел на суку прямо над головой Атея и отряхивал перья. Он то косил на юношу смышленым глазом, то засовывал крепкий клюв в перья и перебирал их, приглаживал.

«Эко, прихорашивается»!- подумал Атей и протянул птице кусочек от своей горбушки хлеба. Однако ворон проигнорировал угощение, вытащил клюв из перьев и хрипло каркнул.

- Что-то не к добру ты раскаркался, приятель, - Атей вполне дружелюбно кивнул ворону головой. – Выкладывай, чего знаешь?

Птица наклонила голову набок, тараща глаз, но даже не раскрыла клюв.

- Похоже, сказки кончились, - вслух подумал Атей, - ворон не разговаривает, избушек на курьих ножках не встречается, меч-кладенец, и тот Синеглазка с собой забрала. Ну и пусть. Зато скоро уже буду дома, увижу Ясю, Поляну, Славеня.

Юноша счастливо улыбнулся и вскочил на ноги. Нужно торопиться. Третью седмицу он уже в пути. Хорошо, что научили его ориентироваться по звездному небу и солнцу, не то пришлось бы поплутать, отыскивая дорогу к дому. Места по пути были малолюдные, да юноша и не стремился к общению, обходил редкие деревеньки стороной: не было у него времени на приключения, а где люди – там эти самые приключения  и неминуемы. Вот почему и теперь, услышав вдруг девичий голос, Атей хотел, было, забрать правее.

- Ах, княжич, почто бедную девушку обижаешь? Не озоруй, отдай одежду!

- Да кто тебя обижает, Милана? – мужской голос звучал с издевкой. – Не сама ли ты в реку залезла? Замерзла, так выходи.

- Ты уйди,  тогда я выйду.

- Эх, чего захотела! Мне и здесь хорошо, на берегу. А тебя никто не неволил в воду голой лезть, купалась бы со всеми девками, в рубахе.

- Пожалей меня, княжич, отдай одежду.

- Да вот она, одежда твоя. Иди, возьми!

И вполголоса себе под нос:

- А я тебя возьму, девку глупую, на твоем же сарафане.

Атей шагнул из-за куста. Полные слез, девичьи глаза полыхнули новым испугом. «Совсем еще девчонка,- отметил про себя Атей, глядя на торчащую из воды головку. – А этот корчит из себя невесть кого, а жидковат, похоже».

Атей в два шага очутился возле белобрысого долговязого парня, развалившегося на берегу рядом с брошенным на песок сарафаном.

- А ну, пошел отсюда!

- Что – что? – парень, видно, не привык к подобному обращению. – Ты, никак, ослеп, придурок, не видишь, с кем разговаривать дерзнул?

- Отчего же, вижу: с наглецом и трусом. Разве настоящий мужчина обидит девчонку, позарится на ее невинность?

- Я тебе покажу сейчас, какой я трус и наглец! – белобрысый вскочил на ноги и свистнул.

Из кустов вылезли шестеро мордоворотов и навалились на Атея. Он и глазом моргнуть не успел, а руки уже были связаны за спиной сыромятным ремнем.

- В темницу его! – приказал белобрысый и обернулся к реке.

Девчонка, воспользовавшись случаем, шмыгнула в камыши и была такова.

- Ах, вот как! – взбесился белобрысый. – Ты у меня, парень, за это заплатишь. Теперь я с тобой позабавлюсь, да так, что ты до смерти о той забаве не забудешь!

Очнулся избитый Атей в темном подвале. Откуда-то сверху пробивался единственный солнечный лучик, упирался золотым перстом в кучу прошлогодней соломы. Атей  с трудом приподнялся на четвереньки и переполз на солому. Все тело ныло от побоев, из рассеченной губы сочилась кровь, ремни немилосердно резали запястья.

- Ну, парень, влип ты опять в историю, - пробормотал себе под нос юноша. – Одно утешает: девчушку спас от насильника.

- М-м-м! – отозвался из дальнего угла нежданный собеседник.

- Это еще кто тут? Отзовись-ка, говорун!

- М-м-м!

- Не слишком ты разговорчивый, как я погляжу. Выходи, не обижу.

- М-м-м!

Любопытство пересилило боль. Атей по стене поднялся и на нетвердых ногах направился в темноту, туда, откуда снова и снова слышались однообразные звуки. За крепкой дубовой решеткой в углу подвала сидел медведь. Нисколько не испугавшись Атея, он встал на задние лапы и просунул передние сквозь решетку.

- М-м-м!

- А тебя-то за что? – юноша подошел ближе и рискнул погладить протянутую навстречу лапу.

- М-м-м!

- Да ты совсем ручной! – удивился Атей, глядя, как медведь пританцовывает на задних лапах.

Позади зверя отворилась небольшая дверь, и на мгновение показалось конопатое мальчишечье лицо.

- Эй, мишка, выбирайся из берлоги! Княжич забавы требует.

- Послушай, малый! – Атей кричал уже вслед исчезнувшему пареньку. – Может, ты лучше меня выпустишь?

Конопатая рожица снова показалась в проеме двери.

- Не спеши на княжескую забаву, еще успеешь. Вот только вряд ли ты ей обрадуешься!

Медведь вразвалочку выбрался из подвала, дверь за ним захлопнулась. Атей слышал, как зашелся собачий хор, засвистели, закричали мужские голоса, натравливая свору на зверя. Медведь остервенело рычал, визжали задетые его когтями собаки, люди хохотали. «Жестокие забавы у княжича»! – подумал Атей, прислушиваясь к доносящимся в темницу звукам.

Травля длилась недолго. Последний раз взревел и захлебнулся в собственном рыке медведь. Выдираемая из теплой шкуры шерсть заткнула глотки собачьей своре. Охрипли и смолкли люди. Атей откинулся на соломе и прикрыл глаза. "Жаль зверя, - подумал. – Совсем ручной был. Привык верить людям. А эти… Да люди ли они? Нелюди»!

Перед глазами всплыла медвежья морда со смышленым взглядом доверчивых глаз, протянутые сквозь решетку лапы.

- Да, нелюди! – уже вслух подытожил Атей.

Дверь отворилась, и в темницу ввалились давешние мордовороты.

- Ну, парень, теперь твоя очередь забавить княжича. Одевай-ка!

К ногам Атея полетела дымящаяся кровью медвежья шкура.

- Что, не по нраву кафтанчик? – глумились мужики.

- А может, он ему маловат?

- Не тот фасон, однако!

- Ничего, мы сейчас по фигуре подгоним.

Атея встряхнули за шиворот и поставили на ноги. С рук сняли ремни, но тут же натянули на них сырую медвежью шкуру.

- Может, шерстью внутрь наденем?

- Нет, собаки не признают. Княжич велел из этого – второго медведя соорудить.

- Вы полегче, полегче, ребята, не мните малого, - прикрикнул один из мучителей, заметив, что Атею между делом то один, то другой отвешивают оплеухи. – Он и так на ногах еле стоит.

- А ты не дергайся, уколю! – захохотал в ухо пленнику.

Он и в самом деле достал большую иголку и принялся зашивать на Атее шкуру.

- Вот княжич трапезничать закончит, а тут и мы с «медведем» поспеем. Собак-то не кормили?

- Как можно! Сытые псы нешто будут так стараться? Княжич любит, чтоб шерсть клочьями летела.

«Это что же, меня вместо медведя собаками травить собираются»? – Атея пробил холодный пот. Из последних сил он рванулся, растолкал мужиков, но кто-то подставил ему подножку, и юноша растянулся на земле.

 – Ишь, какой прыткий! – хохотали вокруг. – Гляди, от собак удерет.

- А мы ему лапки-то чуток спутаем, чтоб не брыкался, да не бегал шибко.

Ременные путы накинули на ноги, руки привязали к вдетому в стену кольцу.

- Пошли, ребята, перекусим, нешто! Пусть медведь в своей новой шкуре пообвыкнет.

Перекидываясь шутками, мужики вывалились из темницы, заложив дверь  снаружи тяжелым брусом.

- Отца моего медведь задрал, и меня, видно, медведь погубит, - прошептал себе под нос Атей. – Хотя, причем тут медведь? Это они, нелюди, меня убьют.

Атей прислонился к стене и задумался. Он, потомок скитских царей, нес в себе древнее знание. Видно, не суждено ему передать этот светоч другим. Ему же самому он светил и грел сердце. Атей знал, что смерти нет. Да, тело его умрет, истлеет, как старая одежда. Но дух – нет, дух – вечен! В какие дали понесется он? Что ждет его за чертой, разделяющей Явь и Навь?

И вдруг ножом по сердцу полоснуло: Яся! Как может он оставить ее, беззащитную в скором материнстве? Как может он не увидеть своего сына? Нет, не имеет он права оставить Явь. Не сейчас. Не здесь.

Атей дернул кольцо, к которому прикрутили его руки. Крепко! Не освободиться самому. Нужно готовиться к битве с собаками и людьми.

Юноша приложил зашитую в шкуру руку к тому месту на груди, где висела ладанка.

- О, Всевышний! Помоги сыну своему, пролей на него серебряный дождь своей благодати, исцели раны его, наполни силой тело и мужеством – душу!

То ли говорил Атей, то ли думал – не в этом суть. Только боль вдруг ушла куда-то, мышцы наполнились мощью, сердце – отвагой.

- Благодарю тебя, Отец!

Знакомая конопатая рожица возникла в открытых дверях.

- Вот и до тебя черед дошел, чужеземец. Пожалуй на княжескую забаву! – громко. И тихо, шепотом. – Милана – сестренка моя. Ты ее от княжича спас. Я спасти не могу, но помочь тебе попробую.

Парнишка достал нож и надрезал путы на ногах Атея.

- Ты пока шибко не беги, чтоб путы порвались уже снаружи, не то не сносить мне головы. Как выведу тебя – беги на закатное солнышко. Там река недалече. Собаки за тобой в воду не полезут: сытые они, я накормил до отвала. Стражники княжича меду хмельного перекушали: тоже в реку не сунутся. Ну, а княжич воды, как огня боится! Переплывешь реку – там пещера в крутом берегу. Там и укроешься.

- Эй, конопатый, уснул, что ли? – в дверь заглянул один из стражников. – Княжич гневается. Подавай сюда медведя!

Послеполуденное солнце вяло катилось под горку. Тени вытянулись от рубленых изб, показывая, что уже и вечер  недалече.

«Избы – как у нас в деревне, - непроизвольно отметил Атей. – Крыши двускатные, тесовые, вот только у нас их украшают петухами, а здесь – стрелы торчат».

Возле самой большой избы с высоким резным крылечком развалился на лавке княжич. Съеденная только что пища отрыгивалась шумно, мутные глазки бессмысленно уставились на странного «медведя». Но тут же в них сверкнула, проясняя взгляд, злоба.

- Привести собак! – властно кинул томящимся вокруг стражникам.

Четверо мордоворотов спешно затрусили за избу и уже через несколько мгновений вернулись с собаками.

- Ну что, заступничек, отведаешь сейчас княжеской забавы!

Атея толкнули сзади, да так сильно, что он упал на четвереньки.

- О-го-го, вот вам и настоящий медведь! – угодливо зубоскалили стражники.

- Ату его, ату! – и отпустили собак.

Острый звериный запах, замешанный на крови, взъярил собак, и они бросились к Атею. Не успел юноша подняться на ноги, как самый огромный из кобелей сомкнул челюсти на медвежьей морде и принялся рвать ее, рыча и мотая головой. Драная шкура не спасла от собачьих клыков: лицо Атея в мгновение превратилось в кровоточащее месиво. Сзади, с боков тоже рвали, вгрызались, тянули.

- Ату его, ату, ату!

Нечеловеческим усилием Атей поднялся на ноги, отбросил от себя повисшего на носу кобеля, рванул путы на ногах. Подрезанные ремни легко порвались, и юноша во весь дух пустился бежать на закатное солнышко. Кровь заливала глаза, собачья свора не отставала, кусая за ноги, топали следом и орали стражники.

- Только бы не споткнуться, только бы не упасть! – пульсировало в голове.

Река блеснула впереди: спасение! Атей с разбега влетел в воду и, борясь с течением и намокшей шкурой, погреб в глубину. Кое-кто из собак кинулся следом, но течение было настолько сильно, что сразу же снесло преследователей ниже.

- Ату его, ату, ату!

Стражники на нетвердых ногах топтались по песку, однако, ни один из них в воду не полез. Вскоре вернулись и мокрые собаки.

Атей не оглядывался. Он греб и греб к противоположному обрывистому берегу, чувствуя, что еще немного – и тяжелая шкура утянет его на дно. Атей рванулся вперед, уцепился за торчащие из обрыва корни и, набрав в грудь побольше воздуха, ушел с головой под воду.

- Гляди, гляди – утонул!

- Не доплыл-таки до берега, зверюга.

- Вот и славненько. Теперь княжичу так и доложим: утонул, мол, и вся недолга. А не то он головы нам снял бы за то, что упустили парня.

- Пестряк, Волчок, домой!

Когда голоса стражников и лай собак стихли, Атей выполз на берег. От потери крови кружилась голова, ноги тряслись и не держали, страшно болело искусанное собаками тело. Опасаясь, что погоня вернется, юноша на четвереньках пополз вдоль обрыва по узенькой кромке смешанного с глиной песка. Где-то здесь должна быть пещера. Должна быть. Должна!

Помутившимся взором, уже теряя сознание, юноша заметил большую дыру в отвесном берегу и рванулся к ней.

- Смотри-ка, наш мишка вернулся! – еще успел расслышать и провалился в черноту.

Сознание вернулось к Атею на удивление быстро. Он почувствовал, как чьи-то ловкие руки вытаскивают его из медвежьей шкуры, бережно снимают одежду, обтирают раны теплой водой, смазывают их чем-то вонючим и маслянистым. Однако перед глазами маячила какая-то кровавая пелена, и ни одного силуэта невозможно было разглядеть.

- А что, Звон, целы глаза-то у парня?

- Кто его знает! Если и целы, то вряд ли он обрадуется, если увидит свое отражение. Думаю, бедолагу и мать родная теперь не узнает, а невеста точно другого найдет.

- Хватит пустозвонить, балаболы. Лучше подумаем, что мы с парнем делать будем? Тут его оставить – верная смерть бедняге.

- Не сидеть же нам в пещере, пока он поправится! До Купала три дня осталось, а нам еще топать и топать.

- Может, подбросим его какой-нибудь сердобольной старушке на крыльцо?

- Ты что, забыл, какими гостинцами нас в деревне встретили? Твои бубенцы впереди тебя бежали от этих подарков! Мишку вот не уберегли, пропал наш товарищ мохнатый.

- Пойми-ка этих поселян! Одни рады скоморошьей шутке-прибаутке, а другие от нас как от злодеев шарахаются.

- Ты, поди, забыл, какую поговорку они по миру пустили: «Вор стащит деньги, тать уведет коня, а скоморох – красну девку, да в придачу умыкнет все, что вор и тать не углядели»?

- Нужны были нам их девки! Все, как одна, - рыжие да конопатые. Перед ними, что бубенцами звени, что монетами – все едино. Этих - ни развеселить, ни удивить, ни обрадовать.

- Ну, им же хуже, коли веселье – радость их стороной обходят.

- Так-то оно так, да вот только придется нам весело и радостно парня на себе тащить, пока ногами сам ходить не сможет.

- Ты что, Звон, уж, не на Замри-гору ли его с собой взять собрался? Это же случайный человек, мы его не знаем совсем. Тебе ли объяснять, что Замри-гора – место заповедное, а на Купала только скоморохи могут на ней быть?

- Знаю, знаю я все это, братишка. Вот только бросить беззащитного человека не смогу. А ты?

- Что – я? Я тебе колода бессердечная, что ли? И мне парня жалко.

- А коли жалко, то и рассуждать нечего. Айда в лес за жердями! Сделаем носилки, да и понесем беднягу по очереди. Может, он тоже из наших, из скоморохов будет, коли его в медвежью шкуру обрядили?

- А и верно, как это я не подумал? Обмоем его раны в заповедном роднике – сразу заживут.

Тоненько зазвенели колокольчики, загремели бубенцы в такт легким шагам – и стихло все в пещере.

«Похоже, мне повезло», - сквозь боль протиснулась мысль в голове Атея. И снова – чернота беспамятства погасила кровавые разводы перед глазами.

ГЛАВА 18.

Динь-динь, динь-динь…

То ли бубенцы звенят, то ли хрустальные капли срываются с мокрых камней. Чудится Атею  лесное озеро с водопадом, то самое, в котором они с Ясей плавали в прошлый праздник Купала.

Динь-динь, динь-динь…

То ли бубенцы звенят, то ли серебряный девичий смех рассыпается над водою.

Динь-дон, динь-дон…

Колышутся носилки в такт шагам, а Атею кажется, будто баюкают его ласковые волны озера.

- А что, Звон, далече еще до Замри-горы? – юношеский голос полон любопытства.

- К вечеру как раз доберемся.

Атей, хоть и не видит своих нежданных друзей, но научился уже различать их по голосам. Ватага скоморохов невелика, их всего-то шестеро. Старшего, вожака, зовут Мухомор, так же, как главный скомороший гриб. Вряд ли он стар, но уж точно – зрел, мудр и опытен. Его все слушаются беспрекословно, с пустяками не обращаются. Братья Звон и Пересвет помладше. Они вечно спорят, но никогда не ругаются. Видимо, именно они сейчас несут носилки. Дрон – молчун. Атей только недавно с удивлением обнаружил его присутствие. А вот Ветер – швыряет слова направо и налево, словно пригоршни осенних листьев. Вот и сейчас он не смолчал:

- Ты, Кузнечик, молодой еще, нынче впервые на Замри-гору попадешь. Смотри, не свались, когда она до неба дорастет.

- До неба? Эко, врать ты горазд!

- Кто врет, кто врет? Ты любого скомороха спроси, каждый тебе про то скажет. Ночь-то Купальная, дивом дивным и тайной тайною полная. В такую ночь кругом чудеса. Вот на реке, сказывают, вдруг рябь странная по воде пойдет, а ветерок – и не дунет. Рыба сама в сети идет, а раки на берег лезут, шальные. В лесу – свои чудеса. Деревья хороводятся, с места на место перебегают, листьями да плодами обмениваются.

- Да ну!

- Истину тебе говорю! Глядь – на дубу вдруг рябина заалеет, а на осине – желуди вырастут. А яблок березовых ты никогда не пробовал? Коли не испугаешься, можешь нынче ночью их отведать.

- Ты еще про зверей забыл рассказать, - с усмешкой напомнил Звон.

- А что тут рассказывать, сам услышит. Как заревут барсуки по-медвежьи, как закаркают соловьи, а волки козлятами заблеют – сразу поймет, что в Купальную ночь любые чудеса возможны.

- Как же я все это увижу и услышу, коли гора до неба дорастет? На небе, поди, одни только звезды.

- Не звезды, а золотые бубенцы скоморошьи! Эта ночь – наша ночь! На всех праздниках людских мы – главные затейники, а вот Купальная ночь – только для скоморохов, без чужаков. Как дойдем до Замри-горы, сам увидишь: только скоморохи на ней собираются. Песни, музыка, пляски – только для себя. Ого, как умеем мы веселиться! Небу жарко станет. И никто чужой этого не увидит, потому что на небе чужих не бывает.

- А ну, балаболы, смените-ка  Пересвета со Звоном, - приказал Мухомор.

Носилки подхватили свежие руки, и разговоры смолкли: не очень-то поговоришь с ношей в руках!

Динь-динь, дон-дон, - снова звенят бубенчики, а в небе им вторит небесный колокольчик – жаворонок. Динь-динь-динь…

Сумерки уже запеленали лес, когда путники подошли к подножью холма. Был тот холм не то, чтобы мал, но и не велик. Деревья обступали его со всех сторон, но ни одно не решилось взобраться по пологому склону. Зато трава стояла такая высокая и густая, что юный Кузнечик просто потерялся в ней.

Этой ночью обычно безлюдное место светилось огнями костров, звенело сотнями нашитых на одежду бубенчиков, полнилось веселыми голосами, песнями, смехом.

- Ну, пришли, однако, - Мухомор удовлетворенно вздохнул и обернулся к товарищам. – Припозднились мы маленько, в потемках хвороста для огня уже не сыщешь. Да нас у любого костра с радостью примут, из любого котелка похлебкой накормят.

И верно, уже через пару минут вновь прибывшие хлебали ароматную, приправленную Купальными травами еду, благодаря и нахваливая хлебосольных товарищей.

Атея на носилках положили поближе к огню, чтоб не озяб, накормили с ложечки, рассказали его историю и оставили в покое.

Как только взошла луна, разговоры, песни, смех смолкли, и только неугомонный Ветер шептал Кузнечику на ухо:

- Смотри, смотри, вот сейчас она расти начнет.

- Когда же, когда? Я ничего не вижу. Вокруг костра – круг травы, дальше – темень.

- Да ты на звезды, на луну смотри. Видишь, они все ярче становятся, все крупнее? Это значит, мы к ним все ближе и ближе.

- А, по-моему, они такие же, как всегда.

- А это что вокруг, по-твоему?

- Ты о тумане?

- Какой туман! Гора уже до облаков доросла, сейчас через них пробьется, и мы ее остановим.

- Мы?

- Ну да, мы, все скоморохи. Вот-вот, сейчас…

Белый занавес тумана и в самом деле вдруг уполз вниз, словно скатился с пологого склона холма. В призрачном лунном свете Кузнечик разглядел огромную  кучу хвороста  на самой верхушке Замри-горы. Вот к ней подошел один из старейшин с горящей веткой в руках, вот воздел факел к небу…

- Гора, замри! – единым дыханием слетело с губ собравшихся скоморошье заклинание.

И в то же мгновение вспыхнул на вершине холма костер.

- Бежим скорее вверх, там, у костра, сейчас появится родник с целебной водой!

- А больного товарища забыли?- строго осадил Ветра Мухомор.

Атея подняли и понесли к костру. И впрямь, в двух шагах от бушующего пламени в небольшой впадине из земли сочилась вода. Она быстро наполняла крохотное озерцо. Ни один из скоморохов не упустил возможности испить волшебной водицы, умыться ею. Они знали, что вода эта смывала все беды, болезни, сглазы и уносила прочь с Замри-горы. Старики от нее молодели, молодые обретали мудрость.

Мухомор сам раздел Атея и на руках отнес к источнику. Осторожно опустил израненное тело в воду, поплескал ее на голову и лицо юноши.

- Купальная водица,

Спеши на грудь пролиться,

Пусть сила и здоровье

Больному возвратится,

А хворь и лихоманка

С Замри-горы умчится!

Атей почувствовал, как вода на его коже вскипела сотнями крохотных пузырьков, щекоча и затягивая раны, как вдруг открылись опухшие веки, прояснилось перед глазами. Первое, что он увидел, - бездонное звездное небо и огромную луну. Русобородый белозубый мужчина в рогатом колпаке с бубенчиками склонился к его лицу:

- Ну что, соколик, пришел в себя? Как звать-то тебя?

- Атеем.

- Ничего, Атей, теперь быстро поправишься. Ишь, как раны-то на тебе затягиваются, прямо на глазах! Жаль только, рубцы уж очень безобразные. Не красавцем будешь, не красавцем.

- Лишь бы жена узнала, не испугалась, - попробовал отшутиться Атей.

- А ты женат? М-да, - Мухомор почесал в затылке. – Тут только Серебряная Маска поможет.

- Серебряная Маска? – невесть откуда взявшийся Кузнечик уставился на вожака любопытными глазенками.

- На рассвете ее достанут из потайного места. Только один из ватаги имеет право Серебряную Маску надеть.

- А зачем ее надевать-то, маску эту?  

- Она все беды отвращает, может внешность изменить и даже голос. Для бродячих артистов – это самый главный талисман. Ради него, да еще источника целебного, и собирается скоморошья братия на Купала к Замри-горе.

- Откуда же здесь Серебряная Маска взялась?

- О, это давняя история! Много-много лет назад от теплых морей на север в страну незаходящего солнца шел убеленный сединами чародей. Шел он, шел, да и притомился маленько. Сел отдохнуть у холма, а самого грусть-тоска гложет: силы-то на исходе, а идти еще о-го-го как далеко!

Вдруг откуда ни возьмись – ватага скоморохов. Песни, пляски, шутки-прибаутки – все кругом вверх дном! Рассмеялся усталый чародей, в пляс пустился, откуда только силы взялись? А потом одарил нежданных весельчаков, угостил их вином. А на прощанье достал из сумки Серебряную Маску, ту самую, что по сей день на Замри-горе хранится. Не решились скоморохи взять такую ценность с собою в странствия, схоронили на вершине холма, чтобы пользоваться ею раз в году, в день, когда повстречали они чародея. С тех пор, где бы ни были скоморохи, хоть в самой дальней дали, а в день Купала стараются они дойти-добраться до Замри-горы, где их самый главный талисман хранится…

- Ну, мне Серебряная Маска ни к чему! – Кузнечик беззаботно сверкнул улыбкой. – Меня моя внешность вполне устраивает.

- Я думаю, из нашей ватаги никто не захочет внешность менять.

- Уж Ветер – точно! У него в каждой деревне по зазнобе. Вдруг они его потом не узнают! – захихикал Кузнечик.

- Пусть Атей наденет волшебную маску, она ему его собственное лицо вернет.

- Угу! – Кузнечик кивнул головой и помчался оповещать о решении вожака остальных членов ватаги.

Пять дней спустя Атей подходил к своей деревне. С друзьями скоморохами он расстался сразу после Купальной ночи. Мухомор, которому приглянулся  юноша, звал его с собой, доказывал, что именно на скоморохах мир держится, да все без толку.

- Нет, братцы, у вас свой путь, у меня – свой. Спасибо, что не бросили меня, вылечили, лицо мое вернули. В нашей деревне вы всегда желанными гостями будете. Только мне с вами никак нельзя, меня жена ждет, сын вот-вот родится. Да и предназначение у меня в этом мире другое.

Атей не стал уточнять, какое именно, а скоморохи не спросили. Так и расстались у подножия Замри-горы.

Теперь, слушая серебряный бубенчик жаворонка в небе, Атей вспоминал своих новых друзей. Жаворонок был их любимой птицей. Красные ягодки ландышей на поляне снова напоминали скоморохов: ландыш – их любимый цветок. Вон на дубу сверкнула ярким язычком пламени шустрая белка – опять воспоминание. Такой же зверек был и у скоморохов. Его любили и берегли как талисман, приносящий удачу.

Однако чем ближе к дому подходил Атей, тем быстрее вытесняли воспоминания из его головы новые мысли: о жене, о сыне. Скоро, совсем скоро обнимет он Ясю, станет свидетелем рождения Зореня, прижмет к груди его крошечное тельце!

Вот и околица. Деревня, погруженная в предутренний сумрак, еще спит. Скорее, скорее к дому! Три ступеньки, дверь – настежь…

- Яся, родная моя, встречай мужа!

Тихо и пусто в избе. Зыбкий полусвет – полутень таится в углах, паутина на матице, пыль на посудной полке. Взгляд Атея скользит от предмета к предмету, а сердце уже сжалось в предчувствии беды.

- Худо, ой, худо-то как! – слышится знакомый голос из-за печки. – Все меня бросили, все покинули, никому-то несчастный домовой не нужен! Глаза б мои не глядели на дом этот безлюдный. Тоска зеленая, брюхо голодное, жизнь никчемная!

- Шустрик! – негромко позвал Атей. – Ты где, покажись!

Причитания смолкли, что-то зашуршало за печкой, упал ухват, заскрипели половицы под невидимой ногой.

- Никак, Атей вернулся! – воздух сгустился в неясную фигуру, и вот уже напротив юноши стоит маленький пушистый домовой.

- Где Яся, приятель?

- Где Яся? Где хозяйка? И это ты у меня спрашиваешь? – Шустрик возмущенно засопел и даже ножкой притопнул. – Как будто она мне докладывает, куда идет!  Конечно, кто я ей? Всего-то домовой – ни сват, ни брат, ни друг сердечный. Примчалась, как ветер, пару рубах в узелок сунула, да и была такова! А мне – ни слова, ни полслова. Да, Славень бы так никогда не поступил, дружище мой. Уж его-то домовой точно знает, куда они с Поляной отправились.

- Что ты говоришь: Славень и Поляна тоже ушли? Да отвечай же толком, не тяни кота за хвост!

- Где ты кота видишь? Кот давным-давно меня бросил. Здесь, как хозяйка ушла, и мыши-то водиться перестали: кому охота с голоду помирать? Один Шустрик несчастный вот-вот голодную смерть примет. Смотри, я уже как клоп, что человека полгода не видел, насквозь просвечиваю. У тебя хлебушка не найдется?

- Хлебушка? Ах, да, хлебушка. На-ка вот, тут еще булки остались, - протянул Атей домовому синеглазкину трубочку.

Шустрик схватил незнакомый предмет, попробовал его на зуб, заглянул с одного бока, с другого, понюхал и – обиженно сунул трубочку обратно в руки Атею.

- Ты что, издеваешься над голодным домовым? Вот скажу тебе – худо! – не обрадуешься. Хотя, оно и так худо, ой, худо-то как!

- Не злись, приятель, будет тебе еда. Вот, смотри…

Атей надавил на один конец трубочки, а из другого показался небольшой шарик, который на глазах изумленного домового тут же подрос, округлился в ароматную свежую булочку. Атей надавил еще раз – и новая булочка уже лежала на столе.

- Ты что, колдуном вернулся? – опасливо скосил на хозяина глаз Шустрик.

- Нет, приятель, этого не опасайся. Лучше ешь поскорей, а то остынут.

Дважды повторять не пришлось. Обе булочки в мгновение ока перекочевали в животик домового.

- Эх, теперь бы молочка парного! – мечтательно промурлыкал Шустрик и даже глаза прищурил от предвкушения необыкновенного блаженства. – Слушай, хозяин, а не пойти ли нам к Зариме? Поляна свою корову наверняка к ней отвела. У Зорьки молочко вкусное, давненько я его не пробовал!

- Ну, конечно, к Зариме! – обрадовался Атей. – Если Поляна у нее корову оставила, то уж, верно, сказала, куда ушла.

Уверенный в том, что домовой следует за ним, Атей, не оглядываясь, выбежал на крыльцо и зашагал к дому Поветихи, где теперь хозяйничала черноокая красавица.

Ветхая избушка деревенской знахарки существенно изменилась за время отсутствия Атея. Чувствовалось, что здесь не обошлось без сноровистой мужской руки: на крыше – новый тес, крыльцо сияет свежими ступеньками, исчезли подпорки, берегущие ненадежные стены хлева от полного развала, трава вокруг подворья аккуратно выкошена. По двору расхаживают сонные куры, косятся недовольно на огненно-рыжего петуха, орущего на новой ограде.

Из хлева несутся звуки молочный струй, ударяющих в подойник.

- Ага, Зарима корову доит, - догадался Атей и прямиком направился к хлеву.

Следом, пуская сладкую слюну, затрусил Шустрик.

- Ах! – Зарима не сразу признала в темном силуэте, что возник в светлом дверном проеме, мужа подруги.

- Не пугайся, красавица, это я, Атей.

- А чего ей пугаться, будто ее защитить некому? – сильные руки сгребли Атея в охапку и легонько встряхнули.

Юноша обернулся.

- Сил! Ты что тут…

- Что-что, живу я тут, вот  что. Зарима – жена мне теперь. Весень нас свел – окрутил.

Женщина улыбнулась мужу, поздоровалась с гостем и повела его в дом. Невидимый Шустрик бежал следом и все норовил пристроиться к полному подойнику в руке Заримы.

- Налей-ка чашку молочка Шустрику, - шепнул ей на ухо Атей. – Изголодался совсем наш домовой.

Зарима залилась краской: как это она забыла о брошенном в Ясином доме Шустрике? Ни разу не отнесла старому знакомому угощение. Торопливо процедила молоко и, налив большую глиняную кружку, поставила ее на край лавки, поближе к печке. Сил, занятый разговором с Атеем, не заметил, как молока в посудине становилось все меньше и меньше, а Зарима только усмехнулась.

Накормив и напоив гостя, хозяйка села напротив него у стола и принялась рассказывать о том, что интересовало Атея больше всего: о Ясе, Поляне и Славене. И выходило из ее рассказа, что ничего-то ей не ведомо: ни кто тот дядька, который сманил из деревни Ясю, ни то, куда именно направились Поляна с мужем.

- Говорили, что в соседнюю деревню, что за лесом, идут. Туда идти-то недалече совсем, думали на другой день вернуться. А вот ушли – и сгинули куда-то. Ясе скоро рожать, а от нее ни одной весточки не было. В чужих людях, кто ей поможет, горемыке?

- Нечего было того дядьку прохожего привечать! – бурчал за печкой Шустрик, вяло отмахиваясь от Поветихиного домового, желающего показать, кто здесь главный. – Проморгала подружку, красавица, где мы ее теперь искать будем?

ГЛАВА 19.

Мир, открывшийся Ясе, был удивительно красив. От ослепительной синевы неба хотелось  зажмуриться. Легкий ветерок колыхал ветви деревьев, неся несравненные ароматы. Ясе показалось, что она узнает запахи талого снега и полевых цветов, и нагретых солнцем яблок, и еще чего-то, что она никак  не могла вспомнить. Пологий склон, поросший такими родными белоствольными березками и шелковистой травой, заканчивался берегом озера. Здесь росли кувшинки и водокрас, порхали стрекозы и бабочки, щебетали в прибрежных кустах пичуги.

Яся сбежала к воде, радуясь ласковым прикосновениям травинок, зачерпнула полные пригоршни чистейшей воды и, разбрызгав ее, рассмеялась от счастья. Неужели это не сон? Она снова дома! Вот сейчас только умоется – и пойдет разыскивать своего сынишку.

- Здравствуй, внученька! – послышалось за спиной.

Девушка обернулась и не удержалась от возгласа изумления. Перед ней стояли двое: мужчина и женщина, оба молодые и красивые. Он – широкоплечий, статный, русобородый. Волосы перехвачены кожаным ремешком. Руки – такие же натруженные и сильные, как у отца. Женщина – светловолосая, синеглазая – казалась удивительно знакомой.

- Мама? – Яся нерешительно шагнула вперед.

- Не мама, а бабушка, - улыбнулась красавица. – Жаль, что ты никогда не видела нас при жизни. Но мы всегда знали, что у нас растет внучка, иногда приходили в твои сны.

- Так значит, я все еще не вернулась в Явь? – огорчилась девушка.

- Нет, милая, ты в Нави. В светлой Нави. Там, где тебе и место. Но не сейчас, потом, когда закончатся твои земные дела.

- Как же мне быть, бабушка? – Яся схватила женщину за руки и заглянула в глаза. – Мне непременно нужно вернуться в Явь, и поскорее, иначе, как же родится мой сын?

- Ты обязательно вернешься домой, детка. Нужно только немного подождать. Темные ни за что не отстанут от тебя, а здесь ты – в безопасности. Придет срок родин, и мы переправим тебя в Явь, к сыну.

- А теперь – пойдем, мы покажем тебе наш дом, - дед обнял Ясю за плечи.

Опрятный небольшой домик из смолистых сосновых бревен стоял неподалеку, у самого берега озера. К нему вела посыпанная песком дорожка, по бокам которой росли цветы. Таких цветов Яся никогда не видела. Изящные белые лепестки, дрожащие на тонких ниточках бочонки пыльцы, тонкий свежий запах.

- Это лилии, - бабушка с любовью прикоснулась к цветку. – А вот эти – розы. Ты никогда не видела роз?

Яся уткнулась носом в благоухающую прохладу алых лепестков и отрицательно покачала головой.

- Каждый день я выращиваю новые цветы, по настроению.

- Разве это возможно? – удивилась Яся. – Цветы ведь растут так медленно! Когда я была маленькой, я как-то целую седмицу бегала смотреть, не распустились ли бутоны подснежников в роще.

- Здесь все возможно, - рассмеялась бабушка. – Хочешь, я выращу тебе азалию?

Яся не хотела признаться, что она даже названия такого цветка никогда не слышала.

- Лучше вырасти одуванчик. Он такой, такой – как солнышко!

Бабушка еще раз улыбнулась, погладила ладонью землю, чуть прикрыла глаза. Повинуясь ее мысли, из земли потянулся росток, на вершине его округлился бутон, тут же раскрывшийся веселым желтым чудом.

- Ой! – Яся чуть было не запрыгала в восторге, словно девчонка.

- Хочешь попробовать сама? – предложила бабушка.

- У меня не получится.

- Еще как получится! Ты же умеешь мечтать? Вот и представь себе, что ты растишь настоящий цветок.

- Так это – мыслеформы? – разочаровалась Яся.

- Конечно. Ты же не в Яви. Но разве это имеет значение? Смотри: твой одуванчик можно потрогать, понюхать – как там, в Яви. А вот так можно сделать только здесь.

Женщина наклонилась к цветку и что-то прошептала ему. Цветок  сомкнул лепестки, словно отцвел в одночасье, а когда зеленые чешуйки открылись вновь, Яся увидела между ними сочную земляничку.

- Она настоящая? – девушка не верила глазам.

- Конечно, настоящая. Только попроси, и береза угостит тебя яблоками, а крапива – малиной. Чувствуешь, какой аромат у этой землянички? Угощайся.

- Ох, я и забыла, что в Нави питаются запахами!

Яся втянула в себя нежный сладковатый аромат ягоды.

Невысокое крылечко в три ступеньки поражало замысловатой резьбой. Диковинные птицы, звери, цветы переплелись в ней.

- Это дедушка украсил наш дом, - улыбнулась хозяйка. – Видишь, на окошках такие же наличники? И под крышей – ажурные подзоры. Правда, красиво?

- Очень! – искренне восхитилась Яся.

- Каждое утро дед начинает с того, что добавляет к узору новые части, а то, что уже надоело – убирает.

- Он ломает украшения? – ужаснулась девушка.

- Ну, что ты, зачем же ломать! Достаточно представить узор по-другому. Это очень увлекательное занятие, не менее интересное, чем выращивание цветов.

В светелке, куда привели гостью, было необычно пусто. Ни печи, ни лавок, ни полок с посудой на стенах. Даже стола – и того не было. Под окном красовался большой сундук с коваными узорными накладками, а на стене висела расшитая цветными нитками скатерть.

Заметив удивленный взгляд девушки, дед пояснил с усмешкой:

- Сундук – это так, забава. Я же кузнец. Вот и украшаю его то так, то этак.

- У тебя есть кузница?

- Моя кузница – здесь, - дед дотронулся до своей головы.

- Опять мыслеформы? Неужели и это – тоже? – Яся подошла к яркой скатерти.

- Конечно.

Девушке стало как-то неуютно. Мир казался ей зыбким и непрочным, лишенным простейшей опоры.

- К этому быстро привыкаешь, - прочла бабушка ее мысли. – Ведогоню не нужно грубых вещей, а те, что мы создаем силой мысли – просто произведения искусства, не более. Ты не представляешь, как это здорово: менять мир по своему усмотрению! Хочешь, сейчас наступит ночь? Или вместо лета – осень?

- Нет-нет! – испугалась Яся. – У меня и так уже голова кругом идет. И вообще,  я хочу домой, – девушка склонила голову, на глаза ее навернулись слезы.

- Глупышка! – бабушка притянула внучку к себе, и той показалось, что она уткнулась в самую настоящую теплую грудь.

Когда девушка вновь взглянула вокруг, светелка  была полна таких знакомых, дорогих ее сердцу вещей: и печь с горшками и ухватом, и стол – массивный, прочный, дубовый, и расписные глиняные миски на полках. Все, как в доме ее родителей.

- Не хватает папы и мамы, - улыбнулась Яся.

- Кто знает, может, и они появятся здесь. Во сне ведогоню человека нет иных преград, кроме собственного несовершенства.

Бабушка оказалась права: Яся очень скоро привыкла к светлой Нави. Ей даже понравилось создавать свой собственный мирок. Для начала она вспомнила каждую мелочь в своем новом доме – и он появился неподалеку от избы бабушки и дедушки. Потом Яся сотворила чистейший звонкий ключ в окружении милых ее сердцу березок, поляну, усыпанную цветами и ароматной земляничкой. Этого ей показалось мало – и вдалеке, за озером, возникли горы с белоснежными снеговыми шапками на вершинах, а у их подножия – подобие замка, в котором когда-то жил ее отец, Славень, только не такой неприступный и мрачный.

Когда девушке надоело забавляться мыслеформами, бабушка предложила:

- А что, внучка, не хотелось бы тебе встретиться со старыми знакомыми, теми, что  уже покинули Явь?

- Разве это возможно, бабушка?

- Конечно, возможно. Я даже знаю, кто рад будет видеть тебя у себя в гостях.

- Кто, кто, бабушка?

Женщина загадочно улыбнулась и указала на тропинку,   огибающую озеро.

- Пойдешь по ней – сама увидишь.

До чего же приятно идти по тропинке, поросшей мягкой муравой! Яся вспомнила, как любила он бегать босиком, и тут же ощутила ласковое прохладное прикосновение травинок к своим стопам. Поглядела на ноги – на них не было обуви!

- Это что же, я могу одеться, как хочу, или – раздеться?

О том, что и ее одежда – мыслеформы, девушка как-то не думала раньше.

Яся остановилась и стала усиленно фантазировать. Сначала она представила себя в ярко-голубом сарафане с серебристой вышивкой по подолу, в тончайшей белоснежной рубашке с широкими рукавами, стянутыми на запястьях серебряными браслетами.

- Хороша я? – засмеялась.

Потом она решила примерить мужскую одежду. Вспомнила ту, что носил Атей, приукрасила ее немного.

- Нет, этот наряд мне не нравится, - решила. – Может, наряд таврополки подойдет?

Девушка вспомнила, как год назад на далеком острове Крит ей пришлось побывать на празднике таврополов. Яркие разноцветные туники Танцующих с Быками встали перед глазами, но тут же вспомнились бешеные глаза быков, их острые рога и беспощадные копыта. Мгновение – и огромный черный бык возник прямо перед девушкой, роя копытом землю, опустив лобастую голову и выставив вперед рога.

Яся так испугалась! Она напрочь забыла, что пред ней – мыслеформа, порождение ее собственной головы. Не разбирая дороги, девушка кинулась бежать. Тяжелый топот копыт сзади, сопение черного чудовища придавали ей силы. Она мчалась, не замечая ничего вокруг. Только – топот, только – сопение!

- Стой!

Звонкий женский возглас не остановил Ясю. Она с размаху уткнулась во что-то яркое, пестрое, звенящее. Подняла глаза – и встретила лучистый взгляд знакомых черных очей.

- Не бойся, я помогу!

Между Ясей и разъяренным быком выросла прочная каменная стена.

- От кого ты бежала, глупышка?

Только теперь до Яси дошло, что она испугалась собственной мыслеформы. Смущенно засмеявшись, девушка обернулась назад и усилием воли превратила своего преследователя в крошечную пеструю бабочку.

- Лети!

Потом повернулась к своей спасительнице и ахнула: перед ней в немыслимом ярком наряде, в золотых звенящих монистах, браслетах и серьгах стояла Зельфа. Старая мудрая цыганка, открывшая Поляне и ее дочке тайну временных коридоров, поведавшая им о колоколах Самозвонной рощи, затерявшаяся в стране вечных снов – Миургии! Только теперь это была молодая красавица, гибкая, как лозинка, без единого седого волоса в роскошной  гриве цвета воронова крыла, с белоснежной улыбкой и добрыми глубокими глазами.

- Зельфа?

- Узнала! – обрадовалась цыганка.

- Давно ты здесь? – Яся схватила старую знакомую за руки.

- Нет, не очень. Впрочем, в Нави нет времени. Не знала я его и в стране грез.

- Зачем ты вернулась в пустыню, Зельфа?

- Хотела снова стать молодой, найти своего любимого – атамана разбойников. Помнишь, я рассказывала о нем?

- Ну и как, нашла?

- Думала, что нашла. Но все это было обманом, вечным миражом. Так и скиталась я по пустыне без пищи, без воды, так и гонялась за призрачным счастьем. А однажды уснула – и проснулась уже здесь, в Нави. Молодая, красивая, здоровая.

- А атаман?

- Его здесь нет и быть не может. Тяжки его грехи, долго ему их искупать. Может, он сейчас в нижних сферах, а может – снова в Яви, отбивается от разбойников, как когда-то отбивались от него самого его жертвы. Но что ты здесь делаешь, девочка? – Зельфа уставилась на Ясю проницательными глазами.

- Я прячусь здесь от Темных, - Яся уже собралась, было, поведать цыганке свою историю, но та опередила ее.

- Верно, верно, на твоей ладошке я видела явную опасность, смертельную опасность. Она связана с твоим ребенком. У тебя есть ребенок?

- Еще нет, Зорень должен родиться через три месяца.

- Передо мной – только один ведогонь. А где же твой сын?

- Он остался в Яви, вместе с моим телом.

Цыганка прикрыла глаза, помолчала минуту. Этого времени оказалось достаточным, чтобы узнать обо всем, что приключилось с Ясей, и о том, что может ждать ее впереди.

- Нелегкая у тебя доля, девочка, - покачала головой Зельфа. – Много горя, много бед вижу в судьбе твоей.

- Я не рожу сына? У меня не будет Зореня?

- Будет, будет у тебя сын, а вот родишь ли?

Цыганка замолчала и загадочно взглянула на Ясю.

- Впрочем, судьбы наши мы сами выбираем. Не страшись будущего, девочка, никому еще не давали таких испытаний, которые они не в силах были выдержать.

Тайный смысл речей цыганки Яся так и не поняла, но на душе у нее стало неспокойно.

Разговаривая о том, о сем, вспоминая прошлое, Яся и Зельфа шагали по лесу. Они то наслаждались тонким ароматом цветущих ландышей, то ловили в ладони опадающие желтые листья, то утопали по колено в снегу. Им не было ни жарко, ни холодно: соответственно сезону сама собой менялась их одежда.

- Зельфа, что это творится с погодой? – удивлялась Яся.

- Ничего особенного. Просто мы сами не следим за временем года, поэтому постоянно попадаем в те сезоны, которые создают другие обитатели Светлой Сферы. Это естественно.

Однако Ясе надоела эта чехарда вокруг, она сосредоточилась, вернула лето и потом, разговаривая со своей спутницей, не забывала питать мыслеформу своей волей.

У огромного дуба цыганка остановилась.

- Пойдем в мою пещеру на берегу озера? – предложила она Ясе.

Только теперь девушка вспомнила, что бабушка послала ее к кому-то совсем  по другой тропинке.

- Я приду к тебе в другой раз, не обижайся, - Яся тронула цыганку за руку и заглянула в глаза. – Сегодня меня ждет еще кто-то.

- Кто?

- Бабушка сказала, что тропинка приведет меня сама. Знать бы еще, где эта тропинка!

- Ну, это мы сейчас узнаем.

Зельфа взяла девушку за руку и, уже через мгновение, поняв, о какой тропинке идет речь, вывела Ясю прямо к ней.

- Теперь я знаю, кто ждет тебя, но это – сюрприз!

Яся расцеловала спутницу и простилась с ней. Стараясь больше не думать ни о чем, кроме погоды, девушка побежала вдоль озера. Очень скоро она увидела цветущую поляну, маленький домик у самой воды. Дверь была гостеприимно распахнута. Яся, не задумываясь, вошла внутрь.

- Пришла, Ясочка? А мы уже заждались тебя.

Ясе улыбались две пары приветливых глаз. Но кто же это? Девушка никогда не видела ни симпатичной пухленькой женщины, ни крепкого высокого мужчины с кудрявой бородкой.

- Извините, я, кажется, не туда попала, - Яся словно не заметила, что ее назвали по имени.

- Туда, туда, милая! Это же я, Поветиха, а это – мой Сучок.

- Бабушка Поветиха? – рот Яси сам собой раскрылся от изумления.

- Что, не признала меня в эдакой красотке? – женщина подмигнула оторопевшей гостье и расхохоталась. – Неужто ты думаешь, что здесь, в Нави, я останусь дряхлой старухой, какой ты меня запомнила? Мы все здесь молоды и красивы, как в лучшие годы своей прошлой жизни. Ну-ка, Сучок, подумай об угощении, а я гостье нашей дорогой свой садик покажу.

Не успела Яся опомниться, как оказалась на той самой пестрой полянке, что окружала домик Поветихи и Сучка.

- Вот, тут у меня собраны растения, которые годятся, чтобы лечить. Их аромат, форма, цвет – все целебно. Смотри: душица, гвоздика, здесь – мята, а здесь – имбирь…

- Бабушка, - Яся потянула Поветиху за рукав.

- Бабушка? – расхохоталась женщина. – Ты уж лучше меня тетушкой называй.

- Ну, хорошо, - согласилась девушка. – Тетушка Поветиха, ты что, и в Нави – знахарка? Кого же ты лечишь, коли здесь все молоды и здоровы?

- Видела бы ты, в каком виде иные ведогони из Яви к нам попадают! – на щеках Поветихи заиграли лукавые ямочки. – Ты думаешь, болеет только тело? Нет, дочка, коли, уж тело заболело, значит, ведогонь давным-давно нездоров.

- Постой, постой, ба… Тетушка! – Яся взволнованно остановилась. – Так значит, Темный меня обманул, когда говорил, что нельзя людей лечить: своему ребенку, мол, навредишь? Ты даже здесь лечить умудряешься – и ничего!

- Лечить, Ясочка, нужно с умом. Болезни – они ведь разные. У иного горло болит, ты его – молоком горячим, медом потчуешь, а того не знаешь, что это ему высшие знания передают, оттого и горло не в порядке.

- Причем тут горло? – не поняла Яся.

- Вот-вот, я тоже этого не понимала, да и сейчас еще не до конца разобралась. Знаешь, есть болезни, которые лечить ни в коем случае нельзя: от лечения один только вред.

- Почему?

- Такие болезни Всевышним посылаются тем, кто грешен, чтобы одумались они, исправились. Вылечишь такому живот – а у него сердце заболит. Сердце вылечишь – к нему несчастья чередой придут. Тут не лечить нужно, а помочь разобраться, что человек делает не так? Иначе можно на себя его болезнь перетянуть, или, того хуже, - на детей своих и внуков.

- Значит, прав был Темный?

- Отчасти. В иных болезнях люди не виноваты, как таким не помочь?

- Как же угадать, тетушка, кому помогать, а кому – нет?

- Помогать всем нужно, только с умом. Я тебя научу, детка.

Яся забыла обо всем на свете. Она слушала и слушала Поветиху, и казалось девушке, что нет ничего важнее открывающихся ей знаний. Знахарка, наконец, остановилась и внимательно посмотрела на Ясю.

- Вижу, на роду тебе написано – людей лечить. Самое главное лекарство – это сердце твое, сердце, способное к состраданию. Храни в себе жар сердца, девочка, огонь его неугасимый тебя от зла убережет и людям поможет.

ГЛАВА 20.

Яся сидела на берегу озера и наблюдала, как пробегает рябь по воде, как ломается и дробится отражение остролистного камыша, как играет солнце на глянцевой поверхности листьев кувшинок. Неподалеку от внучки трудилась бабушка: она вновь и вновь меняла форму лепестков только что созданной оранжевой лилии. Неслышно подошел дед, присел рядом с Ясей.

- Скучаешь?

- Не привыкла я, дедуля, к безделью. Мне бы корову подоить, обед приготовить, огород выполоть.

- Корову мы тебе сейчас организуем.

- Нет, дедушка, не надо. Зачем корова, если молоко ее никому не нужно?

- Придумай себе дело по душе, чтоб не скучать. Расти цветы, например.

- Не хочется, дедушка.

- Э, дружочек, да ты совсем затосковала, я вижу. Чем бы тебя занять?

- Нет интереснее занятия, чем познавать окружающий мир, - заявила подошедшая бабушка. – Ты бы, дед, научил Ясю быстрому передвижению: пусть путешествует по Нави, пока в Явь ей дорога закрыта.

- И верно, как это мне самому в голову не пришло?

Оказалось, чтобы быстро передвигаться, не нужно было, сломя голову, бежать по дороге, не нужно продираться сквозь кустарник, не нужно даже ногами переступать. Можно просто летать.

О, как упоителен свободный полет! Яся вспомнила, что вот так же она летала во сне. Оттолкнешься от земли – и ты уже между веток деревьев, летишь и боишься зацепиться за сучки. Рывок – и небо принимает тебя в свои объятия. А ты кувыркаешься, озоруешь, падаешь вниз и снова взмываешь от самой земли.

Убедившись, что внучка освоила полеты, дед обнял ее на прощанье и подбросил вверх:

- Лети, Ясочка! Обратную дорогу тебе сердце подскажет.

- Почему ты не стал учить ее мгновенному мысленному перемещению? – спросила бабушка, глядя вслед улетающей внучке.

- Во-первых, она еще не знает Нави, поэтому не может представить себе то место, где ей хотелось бы побывать. А, во-вторых, летать – это так замечательно! Пусть почувствует себя птицей.

- Лечу! Лечу! Лечу! – Яся неслась в воздухе, остро ощущая свою невесомость. Что-то мелькало по сторонам и внизу, но девушка хотела видеть только небо.

- Лечу-у-у!

Когда первая волна восторга схлынула, Яся огляделась вокруг. В воздухе то там, то здесь мелькали другие ведогони. Внизу виднелись какие-то строения, меняющие очертания рощи и луга, ручьи и реки.

«Совсем, как у нас, в Яви», - подумалось девушке.

Ей захотелось опуститься, побродить по земле, встретиться с теми, чьи жилища она видела.

Симпатичные белые домики с резными крылечками и ставнями, с тесовыми крышами, совершенно не потемневшими от дождей и снега, собрались в живописную группу. Между домами росли деревья и кустарники, удивляя разнообразием цветков и листьев. Некоторые из растений гнули ветви под тяжестью плодов. Знакомые Ясе яблоки и груши соседствовали с совершенно неизвестными, затейливой формы и расцветки, фруктами. За домами тянулись бескрайние поля, пестреющие цветами. Изумительно приятные запахи смешивались, то и дело менялись, пополняясь новыми.

Из окошка одного из домов высунулась женская головка и улыбнулась девушке.

- Ясочка, вот радость-то! Я так и знала, что ты к нам пожалуешь.

Гостья не успела удивиться, а Поветиха уже спешила к ней навстречу.

- Разве ты здесь живешь, тетушка? – Яся ничего не понимала.

В прошлый раз избушка Поветихи и Сучка показалась ей совсем другой, да и соседей девушка не заметила.

- Ну, что ты, милая, это – наша лечебница. Здесь я тружусь. Хочешь взглянуть?

Уговаривать Ясю не пришлось: все, что касалось врачевания, всегда ее интересовало.

Войдя в один из домов, Яся не поверила своим глазам. Она оказалась в огромном помещении, таком огромном, что его стены и потолок терялись где-то вдали. Девушка шагнула назад, к двери, выглянула наружу. Нет, она не ошиблась: домик был крошечный, такой маленький, что Яся легко обошла бы его вокруг тремя дюжинами шагов.

Поветиха, ничего не объясняя, только усмехнулась и, подмигивая лучистыми глазами, потянула девушку внутрь.

- Гляди, вот здесь лечат ведогони, те, что недавно явились в Навь.

В помещении свободно плавали огромные мерцающие пузыри. Сквозь их прозрачные стенки видны были очертания человеческих фигур. Ведогони то ли спали, то ли грезили наяву. Рождаемые ими мыслеформы вспыхивали искрами и вливались в оболочку шаров.

Яся заметила, что движение шаров не беспорядочно. Подчиняясь какому-то ритму, они перекатывались то в одну сторону зала, то в другую, то кружились на месте, меняя цвет.

- Время от времени мы очищаем и восстанавливаем лечебные зоны, - Поветиха заговорила, предваряя готовые посыпаться вопросы. – Цвет, аромат, музыкальные ритмы – это лекарства для ведогоней. Нужно хорошо потрудиться, чтобы, не ошибившись, выстроить лечебную композицию.

- Что-что? – не поняла Яся.

- Ах, да, тебе многие понятия не знакомы еще. Смотри: вон тому ведогоню, с черными пятнами на голове и животе, нужны для лечения желтый и фиолетовый свет, запах лаванды и мяты, а также особая музыка. А этому, с поврежденной грудью, - свет зеленый, запах герани и звуки совсем другие. Вот мы, лекари, и собираем все части «лекарств» в одно целое, так же, как на земле из трав готовят целебный отвар.

Яся забыла о времени, да, честно говоря, его и не существовало в этом мире. Она с удовольствием помогала тетушке Поветихе и «мотала на ус» все, что открывала ей знахарка. Теперь Яся не сомневалась в своем предназначении: она должна лечить людей.

- У каждого человека свой путь в Яви, - наставляла ее Поветиха. – Дорожку эту каждый сам выбирает, загодя, до рождения. А когда родится – забывает, что выбрал.

- Как жаль! Если бы я помнила о том, что мой путь – путь целительницы, не поверила бы Прохожему Дядьке, не пошла бы с ним из деревни, не оставила бы сына.

- Не жалей, Ясочка, ни о чем. На каждой тропинке, которую человек выбирает по своему усмотрению, стремясь к цели, ждут его и потери, и обретения. Не уйди ты из дома, не попала бы сюда, разве что во сне.

- Постой, постой, тетушка! Ты говоришь, что во сне люди могут приходить в Навь, значит, и уходить из нее. Выходит, это не так трудно – вернуться мне назад, к моему телу?

- Как тебе сказать? Пути, открытого ведогоням во сне, тебе не одолеть, так как попала ты сюда с помощью переходного зелья. Это дело осложняет, но не настолько, чтобы ты печалилась, - улыбнулась Поветиха погрустневшей ученице. – Как только подойдет срок, мы поможем тебе вернуться в тело, не беспокойся.

- Но здесь совсем не чувствуется ход времени, - прошептала Яся. – Как я узнаю, что срок подошел?

- Сын позовет тебя, - Поветиха еще раз улыбнулась и заговорила уже о другом.

Зов ребенка Яся почувствовала очень скоро. Это был не голос – просто ощущение, испытывать которое раньше ей никогда не доводилось.

- Пора! – бросилась она к Поветихе.

- Пора – что?

- Пора мне вернуться в тело. Сын позвал меня.

- Хорошо. Сейчас мы отправимся к Воротам Жизни.

- Это далеко? Мы успеем?

- Успеем, - усмехнулась Поветиха. – Разве дед не говорил тебе, что в Нави достаточно представить место, в котором желаешь очутиться, - и ты уже там?

- Но я же не знаю, где мне нужно очутиться! – на Ясю накатило отчаянье. – Я не смогу представить это место!

- Не беда, я-то знаю! Возьми меня за руку и не думай ни о чем, чтобы не мешать мне.

Через мгновение все вокруг изменилось. Исчезли домики лечебницы, цветущие деревья и лужайки. Воздух стал непрозрачным, мерцающе-жемчужным. В этом странном тумане Яся разглядела череду размытых силуэтов.

- Странные ведогони, - прошептала она на ухо Поветихе. – У них нет лиц, только очертания фигуры.

- Это – ведогони детей, ждущих воплощения. Здесь, в Нави, мы такие, какими были в последней жизни. Те, кто готовы родиться вновь, теряют прежние черты, чтобы в Яви обрести новые.

- Ах, тетушка, в этой череде ведогоней – и мой сын?

- Нет, милая, твой сын уже в Яви, его ведогонь – в его тельце, которое скоро должно родиться. Ведогони детей попадают к матерям на третьей луне беременности.

Ясе очень хотелось подробнее расспросить Поветиху о тайнах рождения, но зов ребенка вдруг стал таким сильным, что она не могла думать ни о чем другом.

- Ну, тебе пора, я вижу!  - Поветиха обняла Ясю и отпустила ее руку. – Лети, милая.

Пространство завертелось, закружилось, втягивая будущую мать в гигантскую воронку.

…Темный сидел возле неподвижного брюхатого тела женщины и всматривался в ее лицо.

- Никаких изменений, - бурчал он себе в усы.

Ему давно наскучило ожидание. Старухи уверяли: срок родин близок, но внешне это никак не проявлялось.

- Это потому, что ты – мужик, тебе этого никогда не понять, - фыркали Черные вдовы так, будто они сами когда-то рожали. – Вот посмотришь, к вечеру мамаша явится в свое тело, не утерпит. А утром малыш появится на свет.

 – Этого никак нельзя допустить! – Темный хмурил брови. – Яся-то еще светлая, нужно прежде сделать ее такой, как мы.

- Если ведогонь матери в теле – роды не остановить.

- А если не пускать его в тело?

- Ребенок умрет, не родившись. Можно оттянуть роды только на сутки. Разве что…

- Говори, не тяни: есть способ увеличить срок?

- Способ-то есть, да только подойдет ли он? Вы же хотите, чтобы родился колдун – черный колдун?

- Ну да, ради этого все и затеяно.

- Если натереть тело матери соком ведуницы, то можно как бы усыпить ребенка на некоторое время. Он не станет рваться наружу, зато ведогонь младенца начнет раздваиваться.

- Ну, и что с того?

- Когда тело новорожденного появится на свет, в нем будет только часть ведогоня, на который мы сможем повлиять и с помощью ритуалов превратить его в наследника Старого колдуна. Вторая часть останется в Нави – светлая, как мать. Если обе половинки когда-нибудь встретятся, то…

- Не встретятся, это я устрою, - Темный был рад, что нашелся хоть какой-то выход. – Теперь самое главное – изловить ведогонь матери до того, как он проникнет в тело. Готова ли сеть?

- Давно, давно готова! – старухи побежали-покатились в дальний угол своего жилища и притащили оттуда что-то черное, легкое, ажурное.

Старшая из вдов приложила ухо к животу роженицы, послушала немного и с уверенностью заявила:

- Пора!

Тут же появился припасенный заранее кувшин с какой-то пахучей жидкостью, которой смочили легчайшую черную паутину. Ароматную сеть накинули на тело будущей матери.

- Чернобыльник – лучшая трава для приготовления пахучих поводков, а уж из сети, пропитанной отваром этой травки, ни один ведогонь сам не вырвется.

Все четверо сидели теперь по краям кровати и напряженно всматривались в лицо лежащей на ней женщины, боясь пропустить первые признаки возвращения ведогоня. Время тянулось бесконечно медленно, казалось, что никогда не закончится это ожидание. И вдруг…

- Завязывайте сеть, скорее! – завопила старшая из старух, непонятно каким образом уловив возвращение ведогоня.

Яся, опустившаяся на свое тело и готовая слиться с ним, вдруг поняла, что ей мешает тончайшая преграда. И тут же ведогонь забился в ароматных оковах.

Темный глотнул переходного зелья. Вскоре он оставил свое тело на попечение тетушек и, подхватив заключенный в сеть ведогонь Яси, привычно направился в тоннель между Явью и Навью.

- Вот, - сказал он Старому колдуну, добравшись до его избушки-развалюшки в Великом Хаосе. – Я принес тебе ведогонь твоей внучки. Делай с ним, что хочешь, только имей в виду: роды нельзя оттягивать до бесконечности. Надеюсь, ты уже придумал, как светлый ведогонь превратить в темный?

- Придумал, придумал! – пробурчал Старый колдун, не желая сознаться, что от него в этом деле абсолютно ничего не зависит: Яся должна была стать темной добровольно.

- Ну, коли так, привяжем сеть к порогу, чтоб не улетел, а сами угостимся чем-нибудь, оголодал я.

Яся не почувствовала, как потянулось к избе деда зловоние, не услышала, как смачно засопели в два носа пирующие. Сквозь пряный запах чернобыльника не пробивался ни один другой. Звуки, доносящиеся в ароматную темницу, просто не воспринимались пленницей. Она слышала только одно – зов своего малыша.

«Если я не выберусь отсюда, мой сыночек не сможет родиться», - терзала Ясю единственная мысль. Она не представляла, как сможет избавиться от удерживающей ее сетки. Она чувствовала, что совсем скоро ей предложат выбор: стать темной и родить черного колдуна – или убить своего ребенка, не дав ему родиться. Что выберет несчастная мать?

ГЛАВА 21.

Золотистое солнце садилось в тучу, напомнив Поляне ее рыжую наседку, которая вот так же усаживалось в корзине с яйцами. Завтра будет дождь – машинально подумалось. Деревня полнилась уютными вечерними звуками: мычанием ждущих хозяек коров, скрипом колодезных воротов, смехом детворы и строгими окриками их отцов.

«А у нас сейчас все собрались на Веселой горке. Костры горят у подножья. На самой вершине из шалаша выплывает девичий хоровод», - сердце Поляны тоскливо защемило. Она готова отдать все на свете, лишь бы оказаться сейчас там с дочерью и мужем!

- Деревня довольно большая, - огляделся по сторонам Славень. – До ночи не успеем обойти все дома.

- Зачем обходить все дома, если в деревне есть трактир? Там все деревенские новости известны. Правда, трактирщик здесь – весьма противный.

- Не беда, я с ним сам поговорю, - Славень решительно зашагал по единственной улице, выискивая нужную избу.

В трактире было не многолюдно. Кроме сияющего жирной физиономией хозяина еще два путника примостились на лавке за длинным столом, да местный пьяница торчал у стойки, выпрашивая в долг выпивку.

Увидев входящих в двери мужчину и женщину, трактирщик выскочил им навстречу, кланяясь и услужливо заглядывая в глаза.

- Рад видеть вас у себя, - лебезил трактирщик. – Чего изволите? Ужинать, ночевать?

- Кувшин кваса, пожалуй, - Славень подмигнул Поляне, чтоб не вмешивалась в разговор.

- Сейчас, сейчас, квас у меня – отменный. Холодненький! Вот только в погреб сбегаю.

Трактирщик слегка замялся:

- А платить чем будете?

- Ты не сомневайся, заплатим, – Славень выложил на стойку свои пудовые кулаки. – А коли такая плата за твой квас  неподходящая, так нам его и не надо.

Кузнец сгреб трактирщика за грудки и, приподняв, слегка тряхнул:

- Ну-ка, вспомни, любезный, где живет дядька, у которого гостит брюхатая молодица из другой деревни?

Трактирщик вжал голову в плечи и, болтая ногами в воздухе, залепетал:

- Ка-какая молодица? Н-нету никаких чужих молодиц в нашей деревне.

- Так ты еще и врунишка? – Славень еще раз встряхнул трактирщика. – Вспоминай скорей, не то мое терпение лопнет!

- Да нет же, нет никаких молодиц! – заверещал трактирщик зайцем, попавшим в силки. – Скажи ему, Зол!

Пьянчужка у стойки тут же откликнулся:

- А и нет молодицы, верно! Тем более – брюхатой.

- Ну, что я говорил? Нет – и нет!

Славень опустил трактирщика на пол.

- Похоже, не врет.

- А может быть, он просто еще не знает? – Поляна потянула мужа за рукав. – Ведь Яся только вчера из дома ушла.

- Яся? – трактирщик вгляделся в женщину и побледнел от страха. – Уж не тебя ли с дочкой хотели поймать в моем трактире прошлой весной?

Поляна насмешливо взглянула на дрожащего толстяка.

- Признал, значит? И я не забыла, как ты нас на лугу изловить хотел.

- Это не я, это не я, - лепетал трактирщик, теребя трясущимися пальцами грязный передник. – Меня заставили.

- Что еще за история? – нахмурился Славень.

- Не бери в голову – дело прошлое, - Поляна вновь обернулась к трактирщику. –Если знаешь что о Ясе – говори, не то будет, как в прошлый раз.

Несчастный трактирщик бухнулся на колени и пополз к женщине:

- Не погуби, не погуби, милая! Не знаю ничего про дочку твою. Не видел ее с прошлой весны.

Брезгливо отвернувшись, Поляна взяла мужа за руку и потянула к выходу:

- Этот – точно ничего не знает. Пойдем-ка к колодцу. Бабы – народ востроглазый, да и на язык легки. Уж если они ничего про Ясю не скажут, значит, и правда ее здесь нет.

Как и в любой деревне, колодец был не только источником воды, но и местом общения ее женской половины. Здесь рождались сплетни, выяснялись отношения, передавались секреты рукоделия.

Поляна подошла к колодцу одна, оставив Славеня за углом избы: мужчине не место там, где собираются бабы. Женщины, успевшие подоить коров и управиться с остальной  животинкой, рады были отвлечься от повседневных забот. Прервав поток местных сплетен, они уставились на незнакомку.

- А что, бабоньки, не появлялась ли в вашей деревне молодица на сносях?

- Молодица?

- Брюхатая?

- А тебе она зачем?

- Так появлялась, значит? Это дочка моя из дома сбежала.

- Сбежала, говоришь? – глазенки женщин загорелись любопытством. – Неужто окрутил ее тот мужик здоровенный? Почти старик – а урвал себе женку молоденькую.

- Да нет, бабоньки, не муж он ей, - сердце Поляны готово было выпрыгнуть из груди. – Где он живет, скажите, не утаите от матери!

- Он – не здешний.

- Это точно, не наш мужик.

- Мы их утречком видели, на зорьке. Не похоже было, что дочка твоя против воли с ним шла.

- Ах, бабоньки, ах, милые, куда же они пошли-то?

- А к озеру, должно. Вон туда.

- К озеру? Это – где камень на берегу?

- Был, был камень когда-то. Да вот как  прошлой весной в земле утоп, так больше и не видел его никто.

- И дочки твоей мы больше не видели.

Поляна поблагодарила женщин и побрела к мужу.

- Они здесь проходили, а куда ушли – никто не сказал.

- Что будем делать?

Поляна пожала плечами:

- Пойдем к озеру.

Солнышко готово было уже скрыться за деревьями, когда Поляна и Славень подошли к озеру. Вода, тронутая румянцем заката, была тиха и спокойна. Прошлогодние камыши шелестели, ловя сухими листьями слабый ветерок.

- Здесь где-то должен быть камень, - Поляна огляделась по сторонам. – Большой такой, серый.

- Зачем нам тратить время на поиски камня? Ты думаешь, Яся сидит на нем целый день и ждет, когда мы появимся рядом?

- Камень не простой. Если повезет, он поможет нам в поисках дочери. Только бы найти его до темноты!

Поляна пошла вдоль берега, временами разводя руками камыши, напрягая зрение и память. Однако камень как в воду канул.

- Эй, Поляна, а ты не ошиблась в размерах валуна? – окликнул женщину муж.

- Нет, камень, в самом деле, был большим и теплым. И еще у него была хранительница, помогающая понять то, что он открывал вопрошающему. Прошлой весной, когда мы с Ясей отправились на твои поиски, хранительница рассказала нам о временных коридорах, тех, что начинаются в Самозвонной роще.

- А я уж думал, что нашел камень, - Славень топнул ногой по торчащему из земли серому булыжнику величиной с человеческую голову. – Смотри, тут еще один рядом, точно такого же цвета.

Поляна подошла к мужу и внимательно присмотрелась к камням.

- Хранительница говорила, что камень может уходить в землю, если люди забывают о Добре и творят зло. Но этот камень – весь на поверхности и такой маленький! О, да тут их – целое семейство! – женщина опустилась на колени и потрогала пальцем разбросанные неподалеку друг от друга одинаковые серые гладкие булыжники.

- Может быть, камень раскололся? – Славень присел рядом с женой и, подняв один из булыжников-близнецов, принялся вертеть его перед глазами. – Хотя – не похоже. Ни одного острого угла! Такие камни я встречал на берегу горной реки, где вода обтачивала их и делала округлыми. Но озеро – не горная река, не море, ему не под силу так отшлифовать камни.

Поляна положила на камень ладони:

- Теплый, как тот, большой. Может, у него тоже есть хранительница?

- Не столько хранительница, сколько нянька.

Поляна обернулась на негромкий женский голос. Та, кому он принадлежал, - невысокая, хрупкая, в сером неприметном одеянии - невесть откуда появилась и теперь настороженно всматривалась в Поляну и Славеня.

- Почему нянька? Прошлой весной ты назвалась хранительницей вещего камня и помогла мне узнать дорогу к мужу. Вот он, я его нашла. Спасибо, милая! – Поляна поклонилась женщине.

- Рада за тебя, однако, снова помочь не смогу.

- Я чем-то тебя обидела?

- Ну что ты, нет, конечно! Просто прежнего камня больше не существует в природе, не у кого совета спрашивать.

- Неужто навсегда под землю ушел?

- Не угадала. Камень вырос, пришла пора ему обзавестись потомством. И вот – пожалуйста: вместо  одного – дюжина крошек. Потому-то я себя нянькой и назвала.

- Разве камень – живой? – Славень недоверчиво ухмыльнулся.

- Конечно живой. Только жизнь его так медленно течет, что никто ее не замечает. А вот женихи у камней – те быстры и легки, но тоже незримы для людей. Их полным-полно в воздухе, этих тиунов. По весне, когда солнышко пригреет, камни справляют свадьбы. А после – рождаются вот такие малыши, - хранительница погладила сухой ладошкой один из серых булыжников. – Пройдут годы, сменится не одно поколение людей, и камни – вырастут, разбредутся в разные стороны. Каждый найдет свою хранительницу.

- А ты?

- Я уже выбрала себе воспитанника, он останется со мной здесь, у озера.

- Жаль, что этот кроха не может подсказать нам, где искать дочку, - вздохнула Поляна.

- Дочка ваша попала в тенета черного паука, это я почувствовала сегодня на заре, когда она мимо проходила. Скоро ее не найдете, легко назад не получите: нынче в полночь перешагнет она границу Света и Тьмы,  не поспеть вам за ней.

- Что же делать нам, милая, подскажи! – Поляна еле держалась на ногах.

- Ты уже однажды прошла по пути, ведущему к Каменной Книге. Там найдешь ответ и теперь.

Мгновение – и нет хранительницы. Только двенадцать крутолобых булыжников сереют в траве.

- Так я и знал! – Славень бережно обнял жену за плечи. – Не угомонился мой папаша, увел-таки Ясю из дома. Вишь ты – наследник ему потребовался! Видно, рано мы успокоились, родная, рано оружие сложили. Придется еще не раз вступить в бой с Темными Силами.

До Самозвонной березовой рощи Поляна и Славень добрались уже в полной темноте, хотя и дорога была известна, и уставшие путники торопились изо всех сил. Ни одной звездочки не видно среди туч, мелкий холодный дождичек начал накрапывать не ко времени.

Поляна остановилась на опушке и прислушалась.

- Гудит-звонит колокол невидимый, слышишь, Славень?

- Как же не звонить ему, когда зло на белый свет рвется?

- Думаешь, не одной Ясе беда грозит?

- Уверен в этом. Весь род людской в опасности. Темные Силы объединяются, и отец мой – среди них. Видно, мало им места во Тьме, хотят людей Света лишить, чтобы было, где разгуляться.

- Неужто одолеют нас Темные?

- А это, как бороться будем. По прутику веник сломать – раз плюнуть, а коли, связан он крепко – тут уж придется попыхтеть. Так и люди: не в одиночку нужно бороться, а всем вместе.

- Эх, кабы знать, откуда оно, это зло, выползет!

- Вот это-то мы уже и знаем. Не зря Чужак в деревне у нас объявился, не зря мужиков к зелью приучал: готовил дорогу Темным Силам.

- Мы же Чужака из деревни прогнали, дурман-траву с корнем вырвали.

- Выходит, не с корнем. Остался один маленький расточек, на который очень рассчитывает мой отец. Это – Зорень, не родившийся еще сын Яси. Недаром отец говорил, что будет у него новый наследник. Лишим его и этого наследника – расстроим планы темных сил.

- Что ты говоришь, Славень? – Поляна испуганно взмахнула ресницами. – Как можно убить младенца, да еще не родившегося!

- Кто сказал – убить? Нет, Зорень должен обязательно родиться, только на Белом Свете, а не во Тьме. И воспитать мы его должны в доброте и любви, а не во зле и ненависти. Вот и выходит, что наша часть в общей битве – это найти Ясю и не дать Зореня в обиду.

- Так чего же мы стоим? – Поляна схватила мужа за руку и потянула в глубь рощи. – Скорее отыщем поляну с тремя камнями, что ведут во временные коридоры, и – на Крит, к Каменной Книге!

- Не спеши, - Славень обнял жену и усадил ее под березу. – В темноте мы только последние силы потеряем, ища камни. Придется ждать рассвета. А пока – отдохни, любимая.

Славень уселся рядом с женой и положил ее голову к себе на колени.

Шумит, свистит ветер в голых еще ветвях берез, гудит, стонет невидимый колокол тревожно и протяжно. Чудится Поляне, что за деревьями, в глубине рощи мерцает огонек костра, что старая цыганка Зельфа, прикрыв глаза и покачиваясь, поет свою заунывную песню. Посверкивают серьги в морщинистых ушах, побрякивают на груди монисты. Вьется, вьется, завораживает пламя, взлетают вверх снопы искр…

- Проснись, любимая! – теплые губы мужа коснулись щеки Поляны. – Светает.

В глубине рощи – остов шалаша цыганки, серый круг давно остывшего кострища. Нет Зельфы. Тропинка к заветной поляне с тремя камнями поросла муравой. Сквозь прошлогодние сухие стебли пробиваются острые зеленые копьеца. Три камня – три дороги в безвременье.

- Осторожно, Славень, не наступи на другой камень: разнесет нас в разные стороны. Нам нужен вот этот, средний, - Поляна взяла мужа за руку, и они одновременно шагнули вперед. И вот уже вокруг – темнота и застоявшийся воздух подвала. Поляна нащупала ногой ступеньку лестницы.

- Сюда, наверх.

ГЛАВА 22.

Пестрый южный город принял путников в свои объятия. Славень с любопытством оглядывался, дивясь и ярким одеждам смуглолицых прохожих, и крохотным осликам, несущим на себе неподъемную кладь, и необычным домикам, собранным в сбегающие к морю улицы.

Поляна уверенно вела мужа по знакомому городу к гавани. Конечно, именно там следовало искать лодку, на которой в полнолуние они отправятся к Каменной Книге. А вдруг им повезет, и корабль капитана Рэя окажется в бухте!

Нет, не повезло. На зеркально гладкой поверхности моря было пусто. Ни одного корабля! Рыбацких лодок тоже не видно. Естественно, кто же из рыбаков останется на берегу в такую чудесную погоду!

Знакомая таверна, словно вытащенная на берег рыбина с отверстой пастью-дверью, жарилась в палящих лучах солнца. В этот ранний час оно жгло уже немилосердно.

- Поесть бы, - сглотнула Поляна слюну.- Только платить за еду нам нечем.

- Ничего, еду мы себе заработаем, - Славень уверенно направился к таверне. – Быть того не может, чтобы паре крепких мужских рук не нашлось здесь дела.

Путники переступили порог.

- Ну, что я говорил! – Славень подмигнул жене.

В таверне после ночной драки все было вверх дном. Разбитые лавки, перевернутые столы, горы глиняных черепков на полу. Посредине всего этого разгрома стоял толстый черноволосый мужчина и сокрушенно почесывал затылок.

- Что, любезный, некому навести здесь порядок? – Поляна без труда вспомнила язык местных жителей. – Не найдется ли работы для меня и моего мужа? Мы готовы помочь за хороший обед.

Хозяин таверны всплеснул руками, зацокал языком, обрадовано затараторил, указывая, что нужно починить, а где – убрать. Не прошло и часа, как Поляна и Славень уже сидели за столом в принявшей прежний вид таверне и уплетали за обе щеки все, что принес им благодарный хозяин.

Между тем безлюдный берег оживал. Откуда-то появились горластые женщины с корзинками. Они всматривались в море и лениво переругивались в ожидании рыбаков. Вот на горизонте замаячили лодки, неся к берегу сети и рыбу, вот уже женщины перетряхивают живое серебро в свои корзинки и торопятся вверх по улице к рынку, а уставшие рыбаки развешивают сети для просушки.

- Чтобы купить лодку, придется заработать денег, - озабоченно говорит Поляна мужу. – В полнолуние течение поворачивает в сторону берега, где находится Каменная Книга. Попасть туда можно только морем.

- Хорошая лодка стоит дорого. Как же смогли вы купить ее в тот раз, когда искали меня?

- Тогда у нас было время и – целительский дар. Мы с Ясей на базаре лечили людей. Так и про Книгу узнали, и деньги заработали. Теперь и дара нет, и – времени мало. Полнолуние случится дня через два – три. Что будем делать?

- Безвыходных положений не бывает! – Славень решительно встал из-за стола.- Что-нибудь придумаем.

Ленивые полуденные волны перекатывали мелкую гальку у ног Славеня и Поляны, сидящих на берегу поодаль от вытащенных из воды лодок и сохнущих на ветру сетей. Кузнец задумчиво глядел на море, мерцающее бликами солнца, на белых чаек, на облака. Как же заработать денег на лодку – свербело в голове?

Все утренние попытки предложить услуги грузчика на базаре оказались тщетны. Торговцы, прельстившиеся крепкими руками и могучей спиной иноземца, не могли растолковать ему, что от него требуется: Славень не знал языка. Поляна, было, попыталась выступить в роли толмача, но вмешательство женщины не понравилось торговцам.

Славень поднял плоский камешек и бросил его так, как, бывало, в детстве. Камешек, подпрыгивая на воде, сотворил восемь «блинчиков» и юркнул на дно. Следующий камешек подпрыгнул всего четыре раза. «Наверное, тяжелее оказался», - подумал Славень. Его рука уже нащупывала новый голыш. Почему-то вдруг вспомнилось, как Гор, маг в одном из пройденных Славенем параллельных миров, поднимал камни одним только переплетением слов заговора. Как это он говорил?

Славень припомнил и прошептал слова, непонятные и бессмысленные на первый взгляд. Когда-то их произнес Гор – и огромный валун застыл в воздухе, разом лишившись своего немалого веса. Под рукой Славеня что-то задвигалось – и вот уже россыпь гальки застыла в воздухе на уровне груди кузнеца.

- Что это, что? – Поляна испуганно вскочила на ноги.

Славень размахнул камешки рукой – они подались в разные стороны, но не упали.

- Странно! – кузнец поднялся на ноги и протянул руку к крупному валуну, на котором только что сидел. – Сридун мохау аум!

Валун всплыл в воздухе, как протухшее яйцо в воде.

- Это что – колдовство? – Поляна не верила своим глазам.

- Это – магия Гора. Выходит, я потерял только дар отца, а наука чародея пригодится мне и в нашем мире.

- О! – Поляна не находила слов.

Возвращение магии было кстати сейчас, когда они оказались безоружными перед Темными Силами!

- Я же сказал, что из любого положения всегда найдется выход! – рассмеялся Славень и подмигнул жене.

Он щелкнул пальцами и что-то пробормотал себе под нос. В воздухе появилась алая роза.

- Это – тебе!

- А не вспомнишь ли ты такого заклинания, чтобы тут лодка появилась?

- Такого я не знаю. Гор научил меня только тому, что поможет в мире демонов. Хочешь, я обрушу в море вон ту скалу?

- Разве от этого у нас появится лодка?

- Значит, не хочешь, - кузнец пожал плечами. – Тогда придется заработать деньги на лодку.

- Уж не магия ли тебе в этом поможет? – скептически сощурилась Поляна.

- Именно!

Славень взял жену за руку и потянул ее за собой.

По улице города двигалась вереница повозок, нагруженных желтыми глыбами песчаника. Точно такие же повозки заметил Славень утром по пути на базар. Стоило окинуть взглядом дома по обе стороны улицы – желтые, под красной черепицей – как становилось ясно, что все эти повозки направляются из каменоломни на строительство нового дома.

- Спроси, как найти каменоломню, - попросил Славень жену.

Камень – желтый песчаник – добывали за городом. Пыльная дорога вела к огромному котловану, в котором копошились полуживые от жары и непосильной работы невольники. Угрюмые надсмотрщики находились тут же, вертя в руках плети и охаживая ими замешкавшихся работников. Под легким деревянным навесом упитанный волосатый управляющий, подобострастно вытянув шею и оттопырив толстый зад, слушал брань хозяина – невысокого вислопузого господина, багрового от злости и брызгающего слюной.

- Ого, нам повезло! – Славень весело взглянул на жену. – Управляющий чем-то не угодил хозяину.

- Ясно – чем, - Поляна указала на вереницу пустых тележек,  запряженных осликами, ожидающих, когда их нагрузят камнями. – Рабы не успевают ломать камни, а заказ, видимо, срочный.

- Отлично! Думаю, к следующему утру у нас уже будут деньги на лодку. Переведи-ка то, что я скажу.

Славень подошел к навесу и поклонился.

- Я хочу предложить вам, любезные, свои услуги по добыванию и погрузке каменей.

Краснолицый обернулся, и слюна полетела уже в сторону нахального чужеземца.

- Ты что, циклоп или великан, чтобы тягаться с моими рабами? Не видишь, они не поспевают вовремя сделать работу? Их – четыре дюжины! Чем можешь помочь ты – один? Проваливай  подобру-поздорову!

- Эти тележки я заполню камнями один – и всего за полчаса. Если, конечно, ты заплатишь за работу.

- Один? За полчаса! – толстяк сначала расхохотался, а потом еще больше побагровел от ярости. – А ну, проваливай, покуда цел!

Славень положил ладонь на обломок валуна и шепнул заветные слова. В тот же миг валун распался на несколько кусков.

Хозяин каменоломни и управляющий вытаращили глаза и потеряли дар речи. Через минуту управляющий справился с заплетающимся языком и пробормотал:

- Колдун! Хватай его!

- А ну-ка, закрой свою вонючую пасть! – хозяин тоже пришел в себя. – По мне – хоть сам дьявол, лишь бы помог вовремя выполнить заказ. Сколько ты хочешь за работу? – обратился он к Славеню.

- Столько, сколько стоит хорошая лодка.

- Дороговато, - прикинул в уме хозяин, но тут же вспомнил, что за невыполнение заказа его обещали оставить без головы, и махнул рукой. – Согласен.

Кузнец огляделся по сторонам, выбирая, какую скалу обрушить. Одна показалась ему подходящей. Велев убрать подальше всех людей, он тоже отошел на безопасное расстояние. Теперь нужно было сосредоточиться. Славень смотрел на шероховатую желтую поверхность камня, уже кое-где изъязвленную трещинами. Он представил кристаллы, из которых состояла скала, мысленно проник в толщу камня и толкнул кристаллы  в стороны. Скала осела, распадаясь на обломки, устилая все вокруг желтой пылью.

- О-о-ох! – послышалось за спиной.

Это управляющий осел вместе с пылью. Глаза хозяина каменоломни сверкнули алчным огнем. Он сразу понял, что запаса камня хватит на десять заказов. «Вот бы вместо моих дармоедов – одного этого силача заполучить»! – мелькнула мысль.

Между тем, Славень заклинанием поднял камни в воздух и, едва касаясь их, подтолкнул к повозкам. Другое заклинание – камни снова обрели вес и улеглись в повозки, напугав запряженных в них осликов.

- Готово, хозяин! – Славень обернулся к толстомордому. – Гони монету.

- Э, э-э, - замямлил хозяин, придумывая, как бы задержать ценного работника. – Деньги у меня дома. Сейчас привезу, подожди немного.

А сам, отойдя в сторону, процедил сквозь зубы управляющему:

- В кандалы его! Немедленно.

Славень усмехнулся и прошептал:

- Сридун, мохау, аум!

Толстое тело хозяина всплыло в воздух легче облачка и закувыркалось, махая руками и ногами. Из карманов посыпались золотые монеты.

- А говорил, что деньги – дома. Нехорошо обманывать! – Славень подобрал сверкающие кругляши и зашагал вместе с женой прочь.

- Опусти, опусти меня, проклятый! – верещал толстяк, вертясь в воздухе.

- Сам опустишься, когда злость из тебя выйдет.

Славень шепнул еще что-то и, не оглядываясь, направился к берегу моря.

К вечеру в таверне было не протолкнуться. Сальные свечи коптили, задыхаясь в спертом воздухе. Смрад от пропитанных потом и морской солью рубах смешивался с вонью жареной рыбы и перегаром из глоток гуляющих моряков. Как и год назад, толстый неопрятный хозяин таверны разливал по глиняным кувшинам вино, а пышнозадые девицы разносили его по столам, ловя колыхающимися ягодицами щипки и шлепки подвыпивших посетителей.

Поляна и Славень сидели в полутемном углу за дальним столом и доедали свой ужин. Купленная ими лодка дожидалась полнолуния, готовая выйти в море в любой момент. Шторма не предвиделось, однако, в бухту набилось множество судов.

- «Погибелье» - это, брат, дело серьезное, - поучал потрепанный жизнью и штормами моряк безусого юнца на другом конце стола. – В это время в море лучше не соваться, лучше на берегу пересидеть. Плохое время, сволочное место.

- «Погибелье»? – глаза молодого засверкали любопытством. – Я об этом не слыхал раньше.

- Хорошо об этом слышать, сидя в таверне за кружкой вина. А вот в море…

- Что, что – в море?

- «Погибелье» - вот что в море. Через каждые одиннадцать лет в эти воды лучше не соваться: чертовщина какая-то здесь происходит. Думаешь, зря все эти парни в таверне сидят, словно крысы сухопутные? Шепота моря боятся – вот и сидят.

- Шепота моря? Разве море умеет шептать?

- Эх ты, зелень пучеглазая! Если море нашептывает смерть, то хоть уши затыкай – все равно услышишь. Не спастись от него, не спрятаться. Никто слов не различает, но страх такой охватывает, что люди с ума сходят. Крушат все, что под руку попадется, кожу на себе рвут, за борт бросаются. Даже самые лучшие пловцы плыть не могут – засасывает их в пучину какая-то сила. И так через каждые одиннадцать лет.

- Так сегодня как раз?..

- Может, сегодня, может – завтра, точно как вычислишь? Я, к примеру, лучше всю неделю в таверне просижу, а в море – ни-ни!

Поляна и Славень переглянулись: что это – правда, или обычные байки опытного моряка, желающего произвести впечатление на юного товарища?

- В любом случае нам придется выйти в море, - отвечая на немой вопрос жены, Славень взглянул на почти полную луну, заглядывающую в открытую дверь таверны. – Нельзя пропустить полнолуние, нужно торопиться, ведь Яся в опасности!

На берегу, за стеной таверны, послышались возбужденные голоса. Поляна сначала не обратила на них внимания, но слово «колдун», то и дело мелькающее в разговоре, заставило ее насторожиться и прислушаться.

- Проклятый колдун, куда же он подевался? – узнала Поляна голос управляющего каменоломней. – Весь город облазили: как сквозь землю провалился!

- Не найдем его – худо придется, - отозвался другой, незнакомый голос. – Хозяин свирепеет все больше. Не сносить нам головы.

- Рассвирепеешь тут, - подхватил третий. – Кому же понравится висеть в воздухе, как мыльный пузырь? Хорошо хоть в таком положении драться неудобно, не то накостылял бы он нам по шее.

- Нам-то за что? – возмутился управляющий. – Сам пожадничал, не расплатился за работу, да еще в кандалы приказал колдуна заковать.

- Э, нам от этого не легче. Велел хозяин колдуна сыскать – вот и ищи, не ропщи.

- Жарища – фу, в горле пересохло. Я б сейчас кружечку холодного винца выпил.

- Ну, так и выпей: вот же таверна!

Голоса смолкли, послышался скрип гальки под ногами, и в таверну ввалилось трое далеко не хилых мужчин. Поляна наклонилась к мужу и прошептала:

- Эти трое ищут тебя, чтобы доставить к хозяину каменоломни. Он все еще злится и висит в воздухе. Нужно незаметно убираться из таверны.

- Незаметно – не получится: выход один. Нас обязательно увидят.

- Что же делать?

- Подождем, может, нас не заметят в темном углу.

Между тем, старый моряк и юнец покончили с ужином и стали вылезать из-за стола, намереваясь проветриться на берегу. Вновь пришедшие увидели, что в битком набитой таверне освобождаются места, и двинулись прямо в темный угол, где сидели Поляна и Славень. Пара шагов – и управляющий уперся взглядом в того, кого искал весь день.

- Колдун! – завопил управляющий и ринулся к Славеню.

По дороге он толкнул вылезшего из-за стола моряка и тут же получил по уху в ответ.

- Наших бьют! – юнец вскочил на лавку и, сунув пальцы в рот, пронзительно засвистел.

Из-за соседних столов уже вываливались дюжие матросы. Похоже, все они были с одного корабля, а может, просто захотели размяться в драке.

- Ах ты, сухопутная крыса! – поднятый за грудки управляющий заболтал ногами в воздухе. – Ах ты, гнида паршивая! Моряка - бить?

Кулак нашел глаз управляющего и послал его вместе с головой и туловищем на соседний столик. Задребезжала бьющаяся посуда.

- А-а-а! – пышнозадые бабенки, прикрываясь руками, юркнули за стойку.

- Любезнейшие, любезнейшие, нельзя ли выяснять отношения на берегу? – встрял, было, хозяин таверны.

- Заткнись, налим! – матросы уже вошли во вкус и с азартом крушили столы, лавки, чьи-то зубы и носы, глиняные кувшины и кружки.

- Самое время уйти, - проговорил в полголоса Славень и потянул жену к двери.

- Колдун! Хватай колдуна! – истошно завопил из-под опрокинутого стола управляющий каменоломней.

- Колдун? Это он – колдун? – моряк недоверчиво прищурился. – Ври больше, тухлая селедка!

Однако на всякий случай он все же преградил Славеню дорогу.

- Посторонись, браток, - Славень забыл, что его речь непонятна для окружающих.

- Гляди-ка, не по-нашему бормочет. Ты что, русич?

Синие глаза Поляны обожгли противника.

- Уйди с дороги, а то пожалеешь, - негромко сказала она на местном наречии.

- Хороша киска! – моряк пьяно улыбнулся и потянулся к женщине руками.

В следующее мгновение он свалился под ударом тяжелого кулака кузнеца, ломая спиной лавку.

- Держи их! Хватай!

- Бей русичей!

- Колдун он, колдун!

- Бабу, бабу держи, гляди, какая сдобная!

- А-а-а!

- Колдуна, колдуна вяжи!

Пьяная толпа в момент объединилась против чужаков. Плохо пришлось бы им, но Славень вспомнил еще одно заклинание, слышанное от Гора.

- Астард Ом!

Затвердевшая пленка воздуха отделила беснующихся посетителей таверны от мужа и жены.

- Быстрее, преграда непрочна, - Славень выскочил на берег, увлекая за собой жену. – У нас всего несколько минут.

- Бежим к лодке! В море они не станут нас искать, а в бухте не заметят между других судов.

Вывалившаяся из таверны толпа растекалась по берегу в поисках беглецов. Огромная луна ярко освещала берег, помогая преследователям, однако, лодка чужеземцев уже качалась далеко в море.

Славень взглянул на луну, чуть-чуть менее полную с одного бока, и повернулся к жене:

- Что будем делать?

- Луна еще растет, течение не повернуло к Каменной Книге, пускаться в путь рано. Но на берег возвращаться – опасно. Может, останемся в море хотя бы до утра?

- Море тихое, можно переждать погоню в лодке. Вот только, что там говорили моряки о «погибелье»?

- Я не совсем поняла, о чем речь. Какая-то морская опасность появляется в здешних водах раз в одиннадцать лет. Однако моряк не сказал, сегодня ночь погибелья, или завтра. Он намерен сидеть в таверне всю седмицу.

- Последовать его примеру мы не можем, так что рискнем остаться в море. Приляг, любимая, отдохни, а я покараулю.

Поляна положила голову на колени мужа, плотнее закуталась в шаль и закрыла глаза. И сразу перед ее внутренним взором возникло грустное лицо дочери.

- Где же ты, Ясочка моя? – мелькнула смутная мысль и уволокла Поляну в черную бездну сна без сновидений.

Волны качали лодку нежно и ласково, как мать качает зыбку с дитятей. Луна клубком скатилась в море и утянула за собой нитку серебряной дорожки. Славень смотрел, как звезды текут по небу, как растворяются они в предрассветном сумраке. Море уже готово было родить солнечного младенца, но вдруг оно сделалось пепельно-серым. Линия горизонта размылась, берег исчез за тучами, а волны подкинули лодку небрежно и бесцеремонно.

Поляна открыла глаза и сразу поняла, что все изменилось.

- Шторм! – прошептала она с содроганием.

- Придется возвращаться на берег, - решил Славень.

- Поздно. Смотри!

Море и небо слились в одно черное месиво. Бешеные порывы ветра взбивали пену на вершинах волн и швыряли ее направо и налево. То ли бездна гудела, то ли небо превратилось в колокол.

Славень схватил весла и налег на них, стараясь повернуть лодку носом к волне. О том, чтобы выгрести к берегу, нечего было и мечтать. Поляна вцепилась побелевшими пальцами в борта и молила всех богов подряд, чтобы они не дали волнам уволочь их жалкое суденышко в пучину.

И вдруг все вокруг остановилось. Волны замерли, взметнувшись на дыбы. Застыла лодка кверху носом. Смолк грохот шторма…

Откуда-то из пучины послышался тонкий звук, будто волк молодой завыл. Никаких слов не было, но Поляна поняла: море нашептывает смерть. Судорога свела все мышцы женщины, уши резануло нестерпимой болью, а в душе всплыл и потек, заполняя все тело, страх, страх, СТРАХ…

- Погибелье! – прохрипел Славень перекошенными губами.

 Он вцепился в весло, чтобы не позволить рукам выцарапывать себе глаза, рвать волосы и кожу, ломать кости. Хотелось биться о борт головой, хотелось выпрыгнуть из лодки в застывшую воду.

Море шептало: «Смерть, смерть, смерть»!

Море сулило – боль, боль, боль.

Море раскрыло объятия бездны, и лодка вместе с потерявшими сознание Поляной и Славенем ухнула в разверстую пасть подводного тоннеля. Они уже не видели огромного раскручивающегося спицами в глубине колеса, которое переливалось разными цветами: то серебристым, то золотистым, то оранжевым, то зеленоватым. Не видели они и множества дохлой рыбы, всплывшей на поверхность над светящимся колесом. И никогда не узнали, что спустя несколько дней буря выбросила на берег двух мертвецов. Лица их были разбиты о камни, одежда сорвана. Никто не мог сказать, кто они и откуда. Рыбаки, обступившие мертвые тела, сокрушенно качали головами, многозначительно переглядывались, вздыхали и тихо произносили одно и то же:

- Погибелье. Смертельный шепот моря…

ГЛАВА 23.

Где-то далеко-далеко плескались волны. Или это шумел ветер? Или гудели колокола Самозвонной рощи? Поляна, не открывая глаз, пыталась установить природу звуков, не осознавая, что это звенит у нее в голове. Что-то случилось с ней недавно, что-то страшное. Что?

- Ляна, Ляночка!

Отчего это голос мужа полон тревоги? Но открыть глаза, понять, чем обеспокоен Славень, нет сил.

Крепкие руки трясут ее за плечи, прижимают к груди, баюкают, как ребенка.

- Ляна, Ляночка, ну, очнись же, родная!

Пудовые веки не поднять, пересохшие губы не разомкнуть.

- Ляна, Ляночка!

На щеку упала горячая капля. Неужели это слеза мужа? Поляна никогда не видела Славеня плачущим. Что так расстроило его? Поднимая на веках неимоверный          груз, женщина приоткрыла глаза. И тут же горячие поцелуи покрыли ее лицо.

- Любимая, ты жива, ты очнулась!

Ничего не чувствующими губами Поляна попыталась улыбнуться, прошептать что-нибудь ободряющее.

- Молчи, не говори ничего! Береги силы.

Славень заботливо уложил голову жены на колени и принялся гладить ее волосы.

- Все будет хорошо, - убеждал он то ли ее, то ли себя. – Теперь все обязательно будет хорошо.

Поляна вновь прикрыла глаза и попыталась вспомнить, что же с ними случилось? Среди обрывков цветов, образов, слов постепенно выделилось нечто: темное, грозное, страшное. Вновь поднялись свинцовые волны вперемешку с черными облаками, завыл ветер, рванулся в уши тонкий вой молодого волка. И этот шепот волн: «Смерть, смерть, смерть»! Погибелье – вспомнила, наконец, Поляна.

- Мы живы? – удивилась.

- То-то и оно, что живы, - Славень склонился над женой, провел по лбу прохладной ладонью.

- Где мы?

- Понятия не имею. Я так перепугался, когда увидел тебя без признаков жизни, что оглядеться не успел.

Славень повел глазами по сторонам.

- Странное место. На пещеру не похоже: стены ровные и гладкие, потолок низкий, но явно не каменный. И этот свет ниоткуда.

Поляна сделала усилие и приподнялась, опираясь на локоть. Да, место, куда они попали, было очень необычным. То ли светелка, то ли темница. По стенам волнами пробегал свет: то голубой, то багряный, то золотисто-желтый, то зеленый. Время от времени полная темнота накрывала все вокруг – и снова чередование световых  полосок  на стенах. Иногда Поляне казалось, что помещение колышется, словно лодка на волнах. Звуков не было слышно совсем: полнейшая тишина.

Убедившись, что жена более-менее пришла в себя, Славень встал на ноги и подошел к стене.

- Она гладкая и теплая! – сообщил он Поляне.

Чтобы обойти помещение кругом, времени потребовалось совсем мало.

- Здесь есть дверь! – Славень разглядел плотно прилегающую к стенам створку. – Ты можешь идти, любимая?

- Сейчас, сейчас! – Поляна встала на четвереньки и с помощью мужа поднялась на дрожащие ноги.

Перед глазами все закружилось и поплыло, но она встряхнула головой и собрала силы.

- Подожди чуть-чуть, - слабой рукой женщина сжала пальцы Славеня.

Уже через минуту-другую она сделала шаг, еще один.

- Может быть, посидишь, отдохнешь? – Славень заботливо заглянул в глаза.

- Нет-нет, нужно выбираться отсюда. Вдруг это ловушка? – Поляна поежилась.

Она больше всего не любила неизвестность.

За дверью, которую кузнец легко открыл, поднажав на нее плечом, оказался темный коридор. Он был узок настолько, что Славень с трудом протискивался между стен, да еще и голову наклонил, чтобы не упереться ею в потолок. Коридор заканчивался еще одной дверью, на этот раз подавшейся с большим трудом. Славеню пришлось повозиться, чтобы открыть ее.

- Ой! – Поляна зажмурилась.

Из открытой двери вырвался ослепительный свет. Заслонив собой жену, Славень шагнул вперед.

Огромный круглый зал сиял огнями. Помещение было битком забито сверкающими шарами разных размеров. Их соединяло между собой что-то, напоминающее толстенные веревки. Кузнец сделал, было, еще шаг – ослепительная молния взорвалась прямо у его стопы.

- Стойте!

Голос, остановивший Славеня, казалось, звучал прямо у него в голове, но это был чей-то чужой, властный, не терпящий возражений, голос. Кузнец сжал в руке пальцы жены и замер на месте.

- Сюда нельзя входить. Возвращайтесь туда, откуда пришли!

- Кто это? – прошептала Поляна.

- В свое время узнаешь, женщина!

Поляна нерешительно сделала шаг вперед, встала рядом со Славенем – и у  ног ее тут же взорвалась молния.

- Ты смеешь перечить мне? – голос был полон ярости. – Если хотите остаться в живых – назад!

- Не будем сердить его, - Славень потянул жену в темный коридор. – Кто бы это ни был, мы не готовы вступать с ним в противоборство. Подождем, оглядимся.

- Здравые речи! – похвалил голос. – А женщине скажи, что покорность ее спасет, а любопытство погубит.

Дверь сама собой захлопнулась, толкнув Славеня в темноту.

- Что будем делать? – шепот Поляны был так тих, что еле коснулся уха кузнеца.

- Молчи, не говори ничего: вдруг он читает наши мысли?

Славень взял жену за руку и повел назад, в только что оставленное ими помещение. Там ничего не изменилось: та же пустота и перемежаемая световыми всполохами темнота.

Борясь с головокружением, Поляна присела на пол и оперлась спиной о стену. Теплая гладкая поверхность слегка вибрировала, гася последние проблески воли, навевая сон. Женщина погрузилась в полнейшее безразличие, прикрыла глаза и замерла.

Славень помедлил немного, вглядываясь в бледное лицо жены, убедился, что она не в обмороке, а просто спит, и на цыпочках вернулся к двери в коридор. Ждать, когда неизвестность разрешится как-то сама собой, было не в его характере. Короткий путь в темноте – и вот он уже снова у входа в зал.

- А ты настырный! – голос из-за двери не оставил сомнения в том, что кузнеца обнаружили. – Хорошо, хоть один явился, без женщины. Ну, входи, раз уж пришел.

Дверь бесшумно распахнулась. Славень переступил порог и прикрыл глаза рукой, чтобы не ослепнуть от ставшего совсем нестерпимо яркого света. Чуть раздвинув пальцы, он взглянул вперед. Шары сверкали подобно солнцу, наливаясь светом все больше и больше, хотя казалось, что достигнуть большей яркости уже невозможно.

- Ослепнешь, безумец! – громыхнуло в ушах, и Славень потерял сознание.

Очнулся он от ворчливого старческого голоса.

- Вот навязались тут на мою голову! Нянчиться с вами – не велика радость, а и выбросить в море нельзя. Угораздило же вас попасть в световую воронку!

Славень чуть-чуть приоткрыл веки и скосил глаза в сторону голоса. В двух шагах от распростертого на полу кузнеца суетился маленький старичок. Седые волосы с отдельными прядями рыжего цвета, кустистые брови, торчащие из-под вихров уши внушительных размеров, беспокойно посверкивающие глаза. Самым удивительным было то, что кожа незнакомца зеленела ярче весенней травы.

От удивления Славень распахнул глаза – и тут же старичок исчез, словно его и не было вовсе.

- Неужели мне все пригрезилось?

Кузнец прикрыл глаза, стараясь унять в них боль от тысяч световых иголок. Прохладные пальцы легко коснулись сомкнутых век и положили на них влажную тряпицу.

- Сам не пойму, с какой стати я нянчусь с этим верзилой? – снова задребезжал старческий голосок. – Хотя, возможно, удастся найти ему применение. Эй, ты, очнись, парень!

Палец незнакомца постучал по лбу Славеня, точно по закрытой двери.

На сей раз, зеленый старикашка не исчез. Он сидел  рядом, задумчиво взирая на распростертое перед ним тело.

- Ты кто? – кузнец попытался встать, но обнаружил, что спеленат по рукам и ногам то ли веревками, то ли какими-то липкими лентами.

- Лежи, милок, не дергайся. Будешь смирным – развяжу тебя.

- Ты кто?

- Ромир.

Славень слабо улыбнулся: как будто имя старика что-нибудь разъясняло!

- Хорошо, скажи хоть, где мы?

- В Аквагелиосе.

-Да, все понятно, ничего не скажешь! – Славень пожал плечами, усмехнувшись ни разу не слышанному слову.

- А ты, милок, вопросы-то не задавай. Коли в голове не пусто, сам все поймешь, а коли, в ней ветер гуляет – никто тебе объяснить не сможет.

- Скажи хоть, далеко ли мы от Крита?

- А что это такое – Крит?

- Как, разве в твоей голове ветер гуляет? – не удержался от колкости Славень. – Неужто не знаешь, что Крит – остров?

- Это мне не интересно, - обиделся старичок. – Все ваши острова, леса, горы. Зачем они мне? С меня довольно океана.

- Так ты – водяной? – догадался кузнец, вспомнив свои приключения с другом – домовым.

- Темнота! – вздохнул старичок. – Ты еще рыбой меня обзови, или лягушкой какой-нибудь зеленой.

- А что, кожа у тебя  - того, на лягушачью смахивает, - не удержался опять Славень, в душе ругая себя за невоздержанность языка.

- Много ты понимаешь, жук навозный! – старичок даже побледнел от ярости. – Да знаешь ли ты, с кем разговариваешь?  Я – Ромир первый и единственный, наимудрейший из мудрых, победитель смерти, создатель и правитель Акваграда!

- Ого, дело-то не шуточное! – Славень опять ничего не понял, за исключением того, что ужасно рассердил своего собеседника. – Прости, коли обидел тебя ненароком.

- Ха, обидел! Обидеть можно равного, а ты мне не ровня, недоумок земной!

Старичок коснулся браслета на запястье левой руки и в то же мгновение исчез, растворился в воздухе.

- И верно, куда мне до тебя, лаптю деревенскому! – пробурчал Славень и шепнул несколько слов.

Путы послушно упали на пол.

- Действует, и тут магия Гора действует! – обрадовался кузнец. – Ну, держись, Ромир первый и единственный! Мы еще посмотрим, кто из нас – жук навозный!

По Аквагелиосу Славень проплутал довольно долго. Он крался по каким-то темным коридорам, попадал в заполненные непонятными вещами комнаты, толкался в открытые и запертые двери. Моментально исчезающий зеленый старикашка мог появиться рядом каждое мгновение, поэтому Славень был готов отразить нападение. Хотя хилое зеленое существо вряд ли осилило бы деревенского кузнеца, к тому же владеющего древней магией, но у правителя могли быть подданные. К их появлению не мешало быть готовым.

Тем не менее, никто не попался Славеню на глаза, ни единое живое существо. Всего только раз, войдя в очередное помещение, он отшатнулся от пасти огромной акулы, но тут же понял, что от тупого рыла морской хищницы его отделяет толстая прозрачная стена.

Славень подошел ближе, спугнув рыбину, и заглянул за стену. Там, за прозрачной преградой, была морская бездна. Лениво проплывали рыбы, мошкарой роились какие-то мелкие твари, еле заметные в слабом свете, однако, дна видно не было. «Так мы на корабле, в трюме, - догадался кузнец. – А если есть трюм, значит, есть и палуба – выход на волю. Нужно найти дорогу наверх».

И снова он шел по коридорам, не особенно рассматривая то, что попадалось по пути. Только бы выйти наверх, к свету, к воздуху, к воле! Когда помещения стали повторяться, Славень понял, что выйти на палубу у него не получится. То ли искомая дорога находилась за дверями, которые кузнецу не удалось открыть, то ли… Славень отогнал от себя мысль о том, что ее не было вовсе.

Обойдя все доступные помещения по третьему разу и решив пока не открывать запертые двери заклинаниями Гора, Славень вернулся к комнате, в которой оставил жену. Он ясно помнил, что плотно прикрыл за собой створку двери, а теперь она была приоткрыта. «Может быть, Поляна проснулась и пошла искать меня»?- тревога поневоле зашевелилась у кузнеца на сердце. Он распахнул дверь и замер на пороге.

Поляна все так же сидела, привалившись спиной к стене, закрыв глаза и разметав светлые косы по плечам. Грудь ее мерно поднималась и опускалась, лицо не выражало тревоги или страха. «Слава Богам, она спит»! - обрадовался Славень.

Но тут одна из кос вдруг сама собой начала расплетаться, рассыпалась солнечным ливнем по груди, хотя женщина даже не шелохнулась. Вот и вторая коса расплелась, взметнулась, откинулась за плечо. Сорочка распахнулась, обнажая матовое полушарие груди.

- Что за чертовщина? – Славень шагнул вперед и наткнулся на что-то рядом с женой: что-то невидимое, но ясно ощутимое. Не думая, он опустил на это «что-то» свой пудовый кулак.

- Ты что, ополоумел, паршивец? – заверещал в ответ знакомый голос Ромира. – Так и убить можно!

- Ах, так это ты, бессмертный, боишься помереть под кулаком «навозного жука»? Разве в твоей голове не просвистывало, что нехорошо домогаться замужней женщины?

- Это ты, что ли, ее муж? Ха, подумаешь, какие условности! Была твоя жена, станет моей.

- Да я тебя, жаба зеленая, по стенке размажу! Пошел вон!

- Ай-ай-ай! Грозился теляти да волка съесть. Так, кажется, у вас говорят? – издевался невидимый старикашка. – Против твоих кулаков у меня – голова на плечах. Неглупая голова, надо сказать.

- Сейчас твоя умная голова превратится в глупую расколотую тыкву! – ярился Славень, шаря вокруг руками.

- Ха-ха-ха-ха! – было ему ответом.

Кузнец огляделся по сторонам, выискивая, чем бы запустить в невидимого противника. Увы, помещение было абсолютно пустым. Бегать по комнате с растопыренными руками, ища невидимку, было совсем глупо, поэтому Славень постарался успокоиться. Он уселся рядом с Поляной, обнял ее за плечи, положил голову к себе на грудь: попробуй, мол, отбери мое сокровище!

Ромир, хихикая, потоптался возле обнявшейся парочки, но испробовать на себе мужские тяжелые кулаки не решился. Послышались легкие шаги, бесшумно распахнулась и захлопнулась дверь.

- Ушел, зелень ушастая! – Славень вздохнул с облегчением и погладил жену по щеке.

Будить ее он не хотел: нужно было обдумать создавшуюся ситуацию. Шаг за шагом вспоминая свои блуждания, восстанавливая в памяти ускользнувшие от внимания подробности, Славень пришел к выводу, что они с женой попали на какой-то корабль. Вряд ли это была пиратская посудина: команда явно отсутствовала. Без сомнения, корабль был не обычным: столько незнакомых вещей кузнецу никогда не приходилось видеть. Ну, а капитан… Как там он себя назвал – Ромир первый и единственный, наимудрейший из мудрых, победитель смерти, создатель и правитель Акваграда? Таких людей Славеню не приходилось встречать ни в одном из пройденных им миров.

- Стоп! – мужчина даже подскочил от внезапной догадки. – Все понятно: мы в другом мире.

Поляна недовольно заворочалась и открыла глаза.

- Что случилось?

- Успокойся, любимая, все хорошо. Мы живы, мы вместе, мы в другом мире.

- В другом мире?

- Ну да, в одном из соседних миров. Мы попали на корабль с очень странным капитаном, зеленым ушастым старикашкой, способным становиться  невидимым. Будь осторожна: он положил на тебя глаз.

- Тебе все это приснилось? – улыбнулась Поляна. – Странный сон.

- Какой там сон – самая настоящая явь! Я даже поколотил немного твоего ухажера.

Поляна приложила прохладную ладонь ко лбу мужа:

- У тебя, должно быть, жар.

- Ну, почему ты мне не веришь? – досада сквозила в голосе кузнеца. – Разве не рассказывал я тебе о том, как в поисках магического кристалла мы с Шустриком прошли четыре разных мира?

- Так ты не шутишь? – губы Поляны побелели от волнения. – Теперь нам не добраться до Каменной Книги, не спасти Ясю.

- Мы спасем ее, спасем обязательно! Вот только найдем дорогу в наш мир.

- Ты говоришь, у этого корабля есть капитан? Пойдем скорее и спросим у него, как мы попали сюда? Где есть вход -  там и выход.

- Знаешь, я слегка поссорился с капитаном, - Славень почесал кулак правой руки.

- Ах, вот как! Ну, тогда я сама все узнаю. Кажется, хозяин корабля проявлял ко мне интерес? Это облегчает задачу. А ты не вздумай ревновать!

Поляна решительно встала, одернула сарафан, заплела косы и шагнула к двери.

- Не ходи за мной! – сказала сурово, но, заметив, как нахмурился Славень, вернулась и поцеловала его в нос. – Я тебя люблю, дурашка!

Знакомым коридором женщина добралась до сияющего зала, однако, дверь, ведущая туда, была заперта. Сколько ни толкала ее Поляна, сколько ни упиралась в гладкую поверхность руками и плечом, - все без толку.

- Должно быть, капитан в другом месте, - Поляна в сердцах стукнула по двери ногой и привалилась к ней спиной, решая, что же предпринять дальше?

- Ах, так ты меня ищешь, женщина! – громыхнуло в ушах, и Поляна кубарем вкатилась в зал через проем внезапно открывшейся двери. – Ну что же, милости просим, гостья желанная!

Поляна поднялась на ноги, досадуя, что попала в нелепую ситуацию, огляделась, ища капитана. На этот раз зал выглядел по-иному. Ослепительные шары исчезли, уступив место густо-черным, нигде не сверкали молнии, тусклый свет одного-единственного светильника не справлялся с наползающей из углов темнотой.

Поляна не заметила, откуда рядом с ней появился совсем дряхлый, седовласый, лопоухий старик. Глубокие морщины изрезали его землисто-зеленоватую кожу, ноги дрожали от напряжения, глаза слезились. Женщине стало жаль это хилое существо и стыдно за мужа, который не постеснялся ударить несчастного.

- Простите меня и Славеня за неучтивость, - Поляна улыбнулась хозяину корабля как можно приветливее. – Я очень сожалею, что мой муж обидел вас.

- Это называется – «обидел»? – старичок скривил физиономию и потрогал проступающую через жидкие белые волосенки шишку. – Впрочем, это не имеет значения. Хотя у твоего верзилы и пудовые кулаки, он против меня – слабак. Что, не веришь, женщина? Зря, зря не веришь. Очень скоро ты убедишься в моей правоте.

- Что вы, что вы, я привыкла уважать седины.

- Седины? – старичок усмехнулся загадочно. – А как насчет огненно-рыжих кудрей?

- Вы о чем?

- Я спрашиваю, нравятся ли тебе мужчины с огненно-рыжими волосами?

- Не знаю, - Поляна пожала плечами, не понимая, куда клонит собеседник. – Может быть, нравятся. Что-то я не встречала таких мужчин.

- Скоро встретишь. Ромир первый и единственный – огненно-рыжий красавец.

- Ромир? На корабле есть еще кто-то?

- Ромир – это я, женщина, - старикашка вздернул вверх дрожащий подбородок. – А тебя зовут?..

- Поляна, - машинально представилась она.

- Странное имя, - пробормотал старик. – Ну, да не беда, назовем тебя по-своему, когда станешь моей женой.

- Зачем вам жена? – Поляна не удержалась от бестактного вопроса.

 А в голове непроизвольно мелькнуло: «Тебе, похоже, скоро и сиделка не понадобится».

- Как это – зачем мне жена? – скривился лопоухий. – Для удовольствия, конечно. Не детей же производить на свет! У меня в Акваграде не должно быть перенаселения.

- О каком граде вы упомянули, уважаемый? – Поляна попыталась хоть что-то выяснить. – Далеко ли он от Крита? Вы отвезете нас туда?

- О, сколько вопросов, сколько любопытства – истинная женщина! Должно быть, ты и во всем остальном меня не разочаруешь. А сейчас – пойди прочь! Я скоро буду умирать.

- Что вы, что вы, не умирайте! – Поляна искренне заволновалась.

При мысли, что они со Славенем окажутся совершенно одни в незнакомом мире, на странном корабле и без надежды узнать дорогу в свой мир, ей стало страшно.

- Пойди прочь! – старик притопнул ногой и дотронулся до браслета на своем запястье.

И вот его уже нет. По спине Поляны побежали мурашки: с невидимками ей встречаться не приходилось.

- Хи-хи-хи! – послышалось за спиной, и невидимая ладонь похлопала женщину по ягодице. – До встречи после смерти, цыпочка!

ГЛАВА 24.

Запыхавшись, Поляна вбежала в ту комнату, где оставила мужа.

- Славень, он – сумасшедший! Мы пропали, нам никогда не выбраться отсюда. Этот старикашка назначил мне свидание после смерти!

- Погоди, погоди, не мешай, - Славень с отсутствующим видом стоял в центре комнаты и разглядывал ее стены.

- Ты что, не понимаешь, в какую беду мы попали? – Поляна дернула мужа за рукав.

- А, ты о чем? – Славень удивленно уставился на жену.

- Я говорю – нам конец. Этот капитан, Ромир, - самый настоящий сумасшедший. Нес какую-то ерунду, а потом пошел помирать. Кто же нам покажет дорогу?

- Подожди, я, кажется, кое-что придумал, - Славень ободряюще взглянул в налитые слезами глаза жены. – Видишь, стены в комнате блестящие и гладкие, как зеркало.

- Ну и что?

- Точно такие же стены во всех помещениях корабля, где мне удалось побывать.

- Ну и что!

- Это же неимоверная удача! Сейчас мы сварганим магическое зеркало Гора – и будем знать все, что делается на корабле, не выходя за порог. Главное, чтобы зеркало было и там – и здесь.

- Ну да!

- Гляди! – Славень, прошептав что-то, дотронулся рукой до стены.

Зеркальная поверхность слегка затуманилась, пошла разноцветной рябью – и вот уже в ней возникло изображение покинутого Поляной зала.

- Или капитан все еще невидим, или здесь его нет, - Поляна из-за плеча мужа заглянула в зеркало.

- Для магии Гора невидимость – не помеха. Нет его здесь, голубчика, вот что. Погоди, сейчас мы тебя отыщем, Ромир первый и единственный!

Славень снова что-то прошептал.

- Ой! – Поляна вцепилась в плечо мужа. – Гляди – вот он. Живой еще, - вздохнула облегченно.

- Здесь я не был, - Славень всматривался в отражение незнакомого помещения.

Внушительных размеров зеркальный купол плавно переходил в такой же блестящий пол зала. Ни единого предмета, кроме круглого возвышения в центре. На край этого возвышения, дрожа всем своим немощным тельцем, карабкался лопоухий Ромир. Несколько раз пальцы его соскальзывали с гладкой поверхности, и тогда старикашке приходилось начинать все сначала. Было заметно, что каждая попытка давалась ему все с большим трудом. Наконец старик взобрался не то на алтарь, не то на одр. Чуть-чуть передохнув, он улыбнулся и ступил обеими ногами на алый диск в центре возвышения.

- Ах! – не сдержалась Поляна.

Зеркальный свод над головой Ромира раскололся на две половины и стал раскрываться.

- Небо - смотри, Славень! -  Поляна не верила своим глазам.

Во все увеличивающейся щели над головой старика ярко синело небо с редкими белыми облачками. Видимо, ветер ворвался во чрево корабля и взъерошил волосы старика.

Ромир медленно поднял руки кверху, задрал голову и поймал на лицо первый солнечный луч. В то же мгновение створки свода исчезли под полом.

- Море! – ахнул Славень. – Я только что видел на стенах отражение морских волн!

- Хорошо, что и пол там зеркальный, иначе мы ничего бы не увидели сейчас, - сообразила Поляна.

Теперь над головой старика распростерся голубой свод неба с ярким солнечным глазом в зените. В потоках солнечного света дрожащая согбенная землисто-зеленоватая фигурка выглядела нелепо и жалко. И вдруг…

Поляна протерла глаза и потрясла головой: нет, ей не показалось. Странное, ослепительно-яркое сияние окружило капитана. Казалось, он вспыхнул факелом.

- Мы пропали: он сжег себя! – чем измерить отчаянье в крике Поляне?

Славень прижал к груди рыдающую женщину, гладил ее по голове, целовал мокрые от слез щеки. Он не сразу обратил внимание на то, что столб огня вдруг куда-то исчез, а на его месте, вернее, на месте тщедушного старичка,  теперь стоит высокий широкоплечий огненно-рыжий красавец. Только две детали указывали на его родство с Ромиром первым: зеленая кожа и торчащие уши.

- Вот это да! – Славень развернул жену лицом к зеркалу. – Смотри-ка, жив твой ухажер и похорошел слегка.

- Огненно-рыжий! – ахнула Поляна. – Выходит, он не шутил. Я пропала!

- Ну, это мы еще посмотрим! –Славень шепнул пару слов.

Изображение на стене исчезло.

- Давай-ка, жена, подумаем, как нам быть дальше.

Ромир первый и единственный не замедлил явиться с визитом. Его уверенные, твердые, гулкие шаги холодком отозвались в сердце Поляны. Но женщина подавила страх и улыбнулась мужу:

- Я все поняла, все сделаю, как ты велел.

Дверь распахнулась. Огненно-рыжий капитан возник на пороге. Гости – или пленники – сидели у противоположных стен комнаты спиной друг к другу и хмурились.

- Что, рыбоньки мои, печалитесь? – насмешливо бросил Ромир. – Какая пиявка вас укусила?

Поляна бросила на вошедшего вполне искренний удивленный взгляд:

- А где капитан?

- Как это – где? Кто же перед тобой, по-твоему?

- Я говорю о Ромире первом, седом зеленом старичке. У него еще уши такие огромные и торчат в разные стороны, - не удержалась от колкости Поляна.

Ромир непроизвольно прикрыл ухо ладонью и позеленел еще больше:

- Много ты понимаешь в красоте, женщина! В человеке все должно быть целесообразно: большие уши услышат то, что никогда не услышать вашим фитюлькам. А зеленая кожа – о, это одно из моих великих открытий! Я поселил в коже крошечные водоросли – и теперь у жителей Акваграда нет проблем с дыханием, был бы свет в достатке.

Поляна мало что поняла, но виду не показала.

- Так где же старичок?

- Он умер недавно.

- Так ты – Ромир второй?

- Я – Ромир единственный. Не говорил ли я тебе о встрече после смерти?

- Он бредит, - угрюмо вставил Славень.

- Еще один бестолковый, - Ромир боролся с желанием похвастаться, но устоял. – Короче, я – капитан Аквагелиоса – Водяного Солнца, создатель и правитель Акваграда – подводного города. Я – бессмертен, умен и могуч…

- И красив, - словно невзначай прошептала Поляна.

Огромные уши Ромира чутко обратились к источнику лестного замечания, на щеках сквозь зелень проступил вполне человеческий румянец удовольствия.

- Вот именно – красив! – мужчина выпятил грудь колесом и искоса оглядел себя в зеркальной стене.

«А я и не заметила, что в помещении посветлело»! – отметила про себя Поляна.

- Кажется, ты не безнадежно глупа, женщина, - самодовольно ухмыльнулся Ромир. – Надеюсь, ты понимаешь, что для тебя теперь куда безопаснее и выгоднее не ссориться со мной? Я – всемогущ, а этот твой жалкий муж – просто жук навозный. Хочешь быть моей?

Поляна потупилась и исподлобья взглянула на Ромира:

- Ты предлагаешь мне стать твоей служанкой?

- Ха, служанкой! Да все жители Акваграда – мои слуги. Я предлагаю стать моей возлюбленной.

- А как же твоя жена? Она выцарапает мне глаза за такого красавца, - лукаво улыбнулась Поляна.

- Я вдовец, так что бояться тебе некого.

- Но мой муж, - женщина сделала вид, что колеблется.

- Да я его по ветру развею, в порошок сотру, на клеточки рассыплю…

Ромир,  пораженный мелькнувшей у него мыслью,  выпучил глаза:

- Вот именно – на клеточки! Пора сменить генофонд моих подданных, а то они недопустимо похожи на меня – Единственного и Неповторимого!

- Я что-то не понимаю тебя, - попыталась прояснить замечание капитана Поляна.

- Тебе незачем что-то понимать, - осадил ее Ромир. – Ты – женщина, ты нужна мне только для удовольствия, так что не суй свой любопытный нос в мои дела!

- А моим мнением уже никто не интересуется? – Славень нахмурил брови.

- Знаешь, дорогой, ты и в самом деле – ничто рядом с таким мужчиной, как наш капитан, - Поляна презрительно взглянула на мужа и перевела кокетливый взгляд на Ромира. – Я ухожу от тебя.

- Уходишь? – взревел Славень и рванулся к жене.

- Охолонь, а не то очутишься в клетке раньше, чем на клетки рассыплешься, - остановил соперника непонятными словами Ромир.

Схватив Поляну за руку, он прикоснулся к браслету – и тут же оба исчезли.

Как только за невидимками захлопнулась дверь, Славень нервно зашагал от стены к стене.

- Не хватает только, чтобы этот лопоухий красавчик и впрямь возомнил себя возлюбленным Поляны! – пробурчал кузнец, хмуря брови.

Конечно, он понимал, что жена сильно рискует, разыгрывая вдруг вспыхнувшее влечение к рыжему Ромиру, но ведь он сам предложил ей таким образом втереться в доверие к капитану и выведать у него дорогу к покинутому острову. Игра стоила свеч, и все же…

Славень мерил шагами тесную комнату и с досадой чувствовал, как ревность поднимается в нем темной волной.

- Что за чертовщина, как могу я сомневаться в Поляне? Десять лет моего отсутствия не уничтожили ее любовь, так почему же теперь я так волнуюсь?

Славень остановился, пораженный пришедшей вдруг в голову мыслью. Ведь Поляна совсем беззащитна! Как сумеет она держать на расстоянии зеленокожего сластолюбца?

- Магия Гора – без нее не обойтись! – кузнец привычно сотворил заклинание.

Магическое зеркало замерцало в стене комнаты.

Ромир важно вышагивал впереди Поляны по коридору. Ему страшно хотелось наброситься на женщину прямо тут же, расплести ее солнечные волосы, ласкать ее теплые груди, целовать, целовать, целовать ее всю! О, когда-то, очень давно, он был отличным любовником. Однако мужчина спал в нем столько лет. Лет? Нет, Ромир потерял счет времени: сотни циклов возрождений минули с той поры, когда он был обыкновенным смертным мужчиной. Не обыкновенным, конечно не обыкновенным – умным, решительным, безжалостным, целеустремленным! И все же – просто человеком, способным любить женщину.

Ромир вспомнил свою жену и чуть не взвыл от острого желания немедленного обладания женским телом. Он резко остановился и, развернувшись, поймал в свои объятия не успевшую затормозить Поляну.

- Сейчас ты будешь моей!

- А я и не подозревала, что капитан Аквагелиоса – обыкновенный похотливый кобель, - насмешливо сверкнула синими очами Поляна. – Я-то думала, что он способен добиться женщины, очаровав ее своим умом и доблестью.

- Проклятье! – Ромир заскрежетал зубами. – С какой стати я буду очаровывать тебя? Я тебя хочу – этого довольно. Раздевайся!

- А тебе не станет дурно, дряхленький мой? – Поляна снова насмехалась. – Ты же час назад был при смерти.

- Зато сейчас я - хоть куда! – оттопыренные уши капитана покраснели от злости. – Подчиняйся, женщина!

- И не подумаю, пока ты не объяснишь, каким образом из дряхлого старика ты превратился в писаного красавца?

Ромир не заметил иронии в словах Поляны, зато ему явно польстила высокая оценка его внешности.

- Ну, хорошо, я докажу тебе, что таких, как я, тебе не приходилось встречать, женщина! И только попробуй после этого противиться мне!

Ромир схватил Поляну за руку и потянул за собой. Быстрым шагом они миновали длинный коридор и очутились перед дверями, украшенными изображением солнца. Капитан приложил ладонь к солнечному диску – створки двери бесшумно распахнулись. Поляна узнала зеркальный зал с жертвенником, но не показала виду, что уже видела его.

- Смотри, женщина, видишь этот зеркальный свод? Вогнутое зеркало – ключ к управлению временем. Когда-то, очень давно, это открыл я – Ромир Великий.

Я был главным в группе ученых, занимающихся освоением морского дна. Под моим руководством построили огромный подводный город под прочным куполом – первый Акваград. Тогда мы не знали, что он будет и единственным. Экспедиция длилась год, а когда мы – четверо ученых – поднялись на поверхность, нас встретила безжизненная пустыня на месте процветающей цивилизации. Что случилось: опустошающая война, землетрясение, тайфун? Этого мы не узнали. Воздух на поверхности был раскален и ядовит. Нам пришлось снова погрузиться в море. Так в Акваграде появились первые жители: трое мужчин и женщина – моя жена.

Лишенные поддержки и помощи извне, мы многому научились сами: добывать пищу и тепло, управлять механизмами и рыбами в океане. Через некоторое время, хотя нас было только четверо в Акваграде, стал ощущаться недостаток кислорода: мы задыхались. И тогда я нашел водоросли, которые, вживленные в кожу, стали не только преобразовывать воздух, но и снабжать нас питательными веществами.

Занятые решением неотложных проблем, мы не сразу обратили внимание на то, что стали быстро стареть. Сначала нужно было найти источник света, ведь без него зеленые водоросли не обогащают воздух кислородом. Солнечные лучи не достигали дна океана, а аккумуляторы истощались.

Ромир, уставившись в одну точку, словно и не замечал слушательницу. Он вспоминал, вспоминал…

Поляне многое было не понятно в его рассказе, однако женщина боялась задавать вопросы, чтобы не оборвать нить воспоминаний.

- Четыре года, не покладая рук, мы трудились над созданием Аквагелиоса – вот этого самого корабля. Водяное Солнце – оно должно было возродить жизнь в подводном городе. Это была наша надежда. Аквагелиос начинен огромным количеством солнечных батарей. Поднимаясь к поверхности океана, он создает световую воронку, аккумулирует солнечную энергию. Ее хватает ровно на одиннадцать лет.

«Погибелье, - мелькнуло у Поляны в голове. – Моряки говорили, что оно тоже бывает раз в одиннадцать лет. Выходит, мы со Славенем попали в световую воронку Аквагелиоса, а потом – на сам корабль. Это значит, что муж ошибался, утверждая, будто мы – в другом мире».

Поляна чуть не вскрикнула от радости: корабль все еще где-то недалеко от Крита, а значит, и от Каменной Книги. Женщина с удвоенным вниманием стала вслушиваться в рассказ Ромира: вдруг он проговорится, как можно покинуть Водяное Солнце и снова очутиться на острове?

- Но купол подводного города сыграл с нами злую шутку, - продолжал тем временем Ромир. – Вогнутое зеркало сворачивает время, сжимает дни в часы, годы – в дни, десятилетия – в годы. Через десять лет подводной жизни мы стали дряхлыми стариками. Первой нас покинула моя жена – Мерцана. Нет слов описать мое горе! Все мы были обречены, но со смертью женщины умерла и надежда на возрождение нашего народа, нашей цивилизации. Зачем, спрашивается, поднимать Аквагелиос к поверхности океана, если некому будет воспользоваться принесенным им светом?

Седыми немощными стариками поднялись мы, трое, на борт корабля, чтобы в последний раз посмотреть на солнце, на небо, вдохнуть полной грудью. Из-за перепада давления быстро подниматься к поверхности океана нельзя. Долгие часы подъема суждено было пережить только мне, самому молодому.

И вот Аквагелиос на поверхности. Ползком, еле передвигая конечности, я выбираюсь наверх. Солнце, огромный синий небесный свод, безбрежная водяная гладь. Полная грудь воздуха. Можно помирать.

И тут со мной что-то происходит: я в огне, но я жив! Я не только жив – я снова молод!!! Позже, раздумывая над случившимся, я понял, в чем дело. Снова вогнутое зеркало – небесный свод. Но кривизна его намного меньше, чем кривизна купола подводного города и, тем более, кривизна сводов кают Аквагелиоса. Переместившись из-под малого купола под огромный, я попал в обратный ток времени, я возродился, я помолодел! Вот он, ключ к бессмертию.

С тех пор каждые одиннадцать лет я поднимаюсь на Водяном Солнце к поверхности океана, завершая очередной жизненный цикл и начиная новый. Я – бессмертен.

- И не надоела тебе эта бесконечная унылая жизнь? – Поляна представила, как тоскливо Ромиру в огромном городе – одному.

- Представь себе – нет, - улыбнулся капитан. – Я – царь и бог для своих подданных, а их у меня – сотни.

- Откуда же взялся твой народ, ведь ты один выжил?

- Этого я тебе не скажу, - усмехнулся Ромир. – Это моя тайна. Ты не глупа, возможно, сама поймешь, когда мы опустимся вниз.

- Как опустимся? Разве ты не отпустишь нас на волю? – Поляна в сильном волнении сжала руки.

- Ты же по своей воле пошла со мной? – Ромир насмешливо прищурился. – Теперь ты моя возлюбленная и жить будешь в Акваграде.

- А Славень?

- О, из этого крепкого, сильного мужика можно наделать сотни новых клонов, - загадочно произнес Ромир непонятные слова. – Обновим генофонд моего народа. А теперь, когда я удовлетворил твое любопытство, милашка, изволь-ка раздеться!

Поляна лихорадочно искала способ остановить приближающегося Ромира: ведь не становиться же, в самом деле, его любовницей! Злить капитана тоже было опасно, на своей территории он был сильным противником. К тому же, женщина надеялась выведать у него еще немало тайн и самую главную – как выбраться на волю.

- Ну же, красавица, не заставляй меня ждать! – зеленое лицо с похотливой улыбкой было совсем рядом.

И вдруг Поляна почувствовала, что взлетает вверх легче пушинки. Мгновение – и она ударилась о зеркальный свод.

- Эй, ты куда, ослушница? – Ромир прыгал внизу, пытаясь схватить ускользнувшую добычу за подол.

- Ай да Славень! – Поляна сразу смекнула, что муж следил за каждым ее шагом и в нужный момент пришел на помощь. – Здорово у него получается лишать веса живое и неживое! Конечно, болтаться под потолком не особенно приятно, но все же лучше, чем попасть в объятия этой зеленой лягушки.

- Да спустишься ты, наконец, женщина? – неистовствовал Ромир. – Что за дурацкие шутки?

- Какие там шутки! – Поляна сделала вид, что страшно напугана.

 – Ты – капитан Аквагелиоса, кому, как не тебе, знать обо всех особенностях своего корабля? Я наступила вон туда, - женщина указала пальцем на какое-то место, - и тут же вознеслась к потолку. Сними меня отсюда немедленно!

- Ничего не понимаю, - Ромир уставился сначала на пол, потом на потолок, под которым парила Поляна. – Откуда взялась здесь аномальная зона? С этим нужно разобраться…

Ученый, похоже, полностью вытеснил из Ромира все прежние мысли и желания. Сосредоточенно бормоча себе под нос теснящиеся в голове гипотезы, он зашагал к двери.

- Эй, ты куда? – Поляна ни в коей мере не хотела задерживать капитана, но все же решила играть свою роль до конца. – А кто опустит меня вниз?

- А? – Ромир рассеянно оглянулся. – Повиси пока там, мне нужно понять, в чем дело.

Как только капитан скрылся за дверью, Поляна плавно опустилась вниз. Крадучись, она добралась до опустевшего уже коридора и помчалась по нему к мужу.

- Спасибо тебе, родной. Как ты меня выручил! – женщина уткнулась лицом в надежную крепкую грудь.

- Не думаешь же ты, что я допустил бы, чтобы эта зеленая жаба лапала тебя? – Славень гладил жену по спине, целовал волосы, успокаивал.

- Я узнала, я столько узнала! – торопливо зашептала Поляна. – Слушай…

Между тем, Ромир заперся в своей каюте. Сюда, в святое святых корабля, он никогда бы не привел ни Поляну, ни, тем более, кого-либо еще. Здесь располагались пульты управления Аквагелиосом, схемы его узлов, научные труды капитана, его приборы и многое, многое другое. Здесь же, скрытая зеркальным жалюзи, помещалась прочная клетка из металлической решетки в два пальца толщиной.

Не успел Ромир разложить перед собой нужную схему, как из-за жалюзи послышался вздох и жалобный стон:

- Пи-и-ить!

Капитан с досадой взглянул в сторону клетки, но тут же, вспомнив что-то необычайно важное, хлопнул себя по ушам.

- Тысяча акул, эта синеглазая ведьма лишила меня памяти! Аквагелиос погружается, а я еще не заложил в инкубаторы клонов. Если этого не сделать сейчас, то я рискую остаться без трудоспособных подданных: не менять же кривизну зеркал! Инкубаторы рассчитаны на время погружения. Если опоздать с клонированием, клоны не успеют вырасти до нужных размеров и возраста.

Ромир метнулся к запертой двери, приложил ладонь к изображению солнца на ней – открылся огромный зал. На стеллажах вдоль стен были укреплены черные шары размером с человеческую голову. Капитан быстрыми шагами подошел к стеллажу и начал отвинчивать верхние половинки шаров, укладывая их рядом с такими же, зеркальными внутри, нижними половинками. Работа эта заняла много времени, ведь шаров было не менее трех сотен. Поляна и Славень, обсудив добытую информацию и устроившись у магического зеркала Гора, успели соскучиться, наблюдая за однообразными действиями рыжеволосого капитана.

- Как ты думаешь, зачем он располовинивает шары? – Поляна терялась в догадках. – Может, в них он прячет время?

- Не знаю, - Славень покачал головой. – Ради этой работы капитан забыл не только о тебе, но и о странностях своего корабля. Ты же видела, как он бросил свои бумаги и помчался к двери? Выходит, то, что мы с тобой видим, - очень важно для него.

- Смотри, смотри – последний шар открыт. Что дальше?

Было видно, что Ромир утомился, однако он не присел отдохнуть ни на минуту. Вооружившись странной стеклянной посудиной с длинным тонким носиком, наполненной желтоватой жидкостью, он снова начал обходить стеллажи. Теперь капитан наливал в нижние половинки шаров одинаковое количество жидкости. Руки его дрожали от напряжения, пот выступил на лбу, губы шептали что-то, неслышимое Поляне и Славеню.

- Эх, узнать бы, что он там бормочет, - вздохнул Славень.

Тем временем, Ромир решал для себя важнейшую проблему, а так как за долгие годы одиночества он привык разговаривать сам с собой, то и сейчас он бессознательно озвучивал свои мысли.

- Как же мне быть? – бормотал Ромир. – У меня есть отличный новый материал для клонов: этот сильный мускулистый мужлан с поверхности суши. Сколько отличных работников из него получится! Но… Но! Во-первых, он еще не приспособлен к жизни в Акваграде, а культура подкожных водорослей – в стационарной лаборатории, там, на дне океана. Во-вторых, нужно некоторое время, чтобы изучить его организм, и понять, нет ли в нем скрытых дефектов? Время, время… Его-то как раз и нет у меня. Придется снова закладывать собственных клонов. И что же, ждать еще один цикл, чтобы обновить население Акваграда кардинально? Хотя, зачем ждать целый цикл? Я ведь могу заложить новых клонов и в Акваграде, когда полностью изучу новый генетический материал. Так, решено: пока идем проверенным путем! А куда же девать лишних работников, ведь ресурсов Акваграда хватает ровно на три сотни жителей?

Ромир поморщился:

- Придется отключать свет, как в конце цикла.

Эту процедуру правитель Акваграда не любил больше всего на свете. Она повторялась каждые одиннадцать лет, но привыкнуть к ней было невозможно.

…Аккумуляторы истощались. Все короче и короче становились промежутки времени, когда тусклый свет фонарей освещал унылые улицы подводного города. Воздух под прозрачной крышей становился смрадным и мало пригодным для дыхания. От недостатка света водоросли – симбионты чахли и производили совсем мало кислорода. Жители города задыхались.

И вот наступал день прощания. На центральной площади собиралось все население города: триста клонов, как две капли воды похожих на своего правителя – Ромира первого и единственного. Триста пар глаз вглядывались в запертую дверь дворца, ожидая появления своего господина.

Дверь отворялась, на верхней ступени лестницы показывался Он: убеленный сединами старец. Все остальные жители города были гораздо моложе патриарха, но они должны были умереть, а Он – выжить.

- Дети мои! – по зеленым щекам Ромира текли вполне искренние слезы. – Сегодня последний день Акваграда. Наше подводное солнце больше не хочет светить нам, а без него – не выжить. Один, самый достойный из вас, проводит меня в усыпальницу. Я прощаюсь с вами, дети мои!

Это было очень тяжело – умирать трехсоткратно, умирать в каждом обреченном клоне. Заранее выбранный Продолжатель облачал Творца в легкий серебристый костюм, надевал на себя такой же – и они удалялись к Солнечным Воротам. Вослед им неслась прощальная песня. Створки ворот захлопывались, в шлюз поступала вода, открывались последние двери – в океан. Оставалось преодолеть небольшое расстояние до Аквагелиоса. Это было легко: серебристые костюмы – изобретение жены Ромира, Мерцаны, – были сделаны из особого материала, биомембраны, способной извлекать кислород из воды и пропускать его в одну сторону, а обратно – только выделяемый при дыхании углекислый газ. Этими костюмами Ромир очень дорожил, берег их, как зеницу ока: со смертью жены был утерян секрет их изготовления.

Вот и Аквагелиос – Водяное Солнце. Отсоединить кабели, питающие город энергией, – дело нескольких минут, но Ромир медлит. Опять он должен убить клонов, убить себя в каждом из них!

Кабели отсоединены – город меркнет. И тогда…

О, это невозможно пережить! Прощальная песня переходит в стоны, крики ужаса, вопли. Океанская вода подхватывает их и несет на поверхность, по дороге тысячекратно усиливая и изменяя. Море несет страх, страх, СТРАХ. Море шепчет: смерть, смерть, СМЕРТЬ!!!

ГЛАВА 25.

Наблюдая в магическом зеркале манипуляции Ромира с желтоватой, похожей на куриный бульон жидкостью, Поляна вдруг почувствовала острый приступ голода. Кишки бешено заурчали, заворочались в животе, слюна наполнила рот. Как давно они не ели!

- Славень, где бы раздобыть хоть маленькую корочку хлебца?

Кузнец понимающе взглянул на жену и отвел глаза:

- В этом чертовом Аквагелиосе, похоже, вовсе не держат съестного. Во всяком случае, ничего похожего мне не попадалось на глаза.

- Может, у Ромира останется хоть немного этого желтенького бульончика? – Поляна сглотнула слюну.

- Возможно, то, что он разливает по шарам, совершенно не съедобно. Давай-ка пошарим в его закромах сами.

- Это опасно! Вдруг он нас поймает?

- Ты забыла, что мы владеем магическим зеркалом? Везде, где есть зеркальные поверхности, мы можем заглянуть, не выходя из своей коморки. Посмотрим, что где находится, а уж раздобыть найденное – пара пустяков!

Славень прошептал что-то себе в усы. В зеркале Гора поплыли картинки помещений Аквагелиоса. Некоторые из них Славень помнил, некоторые видел впервые. Кое-где приходилось останавливаться и увеличивать изображение, вглядываться в незнакомые предметы, но, увы, ничего похожего на съестное не находилось.

И вдруг Славень отпрянул от зеркала:

- Смотри, Поляна, - еще один Ромир! Или это он опять постарел?

Из глубины магического зеркала на них смотрело несчастное морщинистое лицо капитана. Серо-зеленая дряблая кожа, блеклые рыже-седые волосы, наполненные страданием глаза. Ромир, скорчившись, сидел на полу довольно тесной клетки и стонал.

- Что это с ним?

- Как жаль, что мы не слышим его слов!

- Не хватало еще, чтобы он снова умер, по-настоящему. Тогда нам точно отсюда не выбраться.

- Как же быть?

Неожиданно дверь клетки распахнулась, и на пороге появился… Ромир!

- Их двое!  - ахнула Поляна.

Славень сжал в руках пальцы жены и старался разобрать по движениям губ, о чем говорят двойники.

Увы, понять это было совершенно невозможно!

Ромир - первый что-то властно приказывал, Ромир - второй, втянув голову в плечи и скорчившись еще больше, что-то лепетал, бросая на первого укоризненные взгляды.

- Мы должны знать, о чем они говорят! – Поляна выдернула свою руку из ладони мужа. – Я пойду туда, а ты, в случае чего, сможешь прийти мне на помощь.

- Нет, я тебя не пущу!

- Это нужно сделать, любимый, - Поляна заглянула мужу в глаза. – Если пойдешь ты, я не смогу тебя выручить, а ты меня – сможешь.

Не дожидаясь ответа, Поляна выскользнула из комнаты. Довольно легко ориентируясь в коридорах Аквагелиоса, женщина добежала до апартаментов капитана. Дверь оказалась заперта. Так и сяк попытавшись ее открыть, Поляна сокрушенно вздохнула и отошла к противоположной стене, готовясь с разбегу толкнуть препятствие. И тут дверь сама собой рассыпалась на мелкие кусочки.

- Славень! – обрадовано прошептала Поляна. – Он ни на мгновение не терял меня из виду и помог вовремя.

На цыпочках женщина прошмыгнула в дверной проем и огляделась. Комната была пуста, но две двери, ведущие из нее в другие помещения – открыты. Поляна заглянула в одну: зал с полушариями, наполненными желтоватой жидкостью. Из-за полуоткрытой решетки  другой двери слышались голоса.

- Повелитель, зачем ты мучаешь меня? – жалобный лепет принадлежал явно Ромиру - второму. – Я умираю от жажды, мне не хватает света. Зачем ты обрек меня на медленную смерть, не дал умереть со всеми?

- Не ропщи, неблагодарный! – властный голос Ромира – первого резок и зол. – Ты – избранный. Ты – Продолжатель. Из тебя возродится население Акваграда, как когда-то оно возродилось из одного моего мизинца.

А и впрямь, у Ромира на левой руке всего четыре пальца – удивилась Поляна.

- Но что я могу? – опять захныкал Ромир – второй.

- Это не ты – я могу!

- Я умру, Повелитель?

- Нет, ты будешь жить в трех сотнях своих и моих, конечно, копий.

- Как это?

- Сейчас узнаешь. Для начала – выпей вот это.

Ромир – первый протянул двойнику пузырек с темной жидкостью. Тот послушно опрокинул содержимое склянки в рот и причмокнул от удовольствия.

- А еще нет? Я так хочу пить!

- Этого довольно. Экстракт спирулины подготовит твой организм к клонированию.

- Я бы выпил еще, - Ромир – второй, видимо, впал в блаженное состояние, в голосе его уже слышались счастливые нотки.

- Вставай, иди за мной! – приказал Ромир – первый.

Поляна, поняв, что сейчас двойники выйдут из клетки и увидят ее, заметалась по комнате, ища, где бы укрыться. И снова Славень пришел на помощь: женщина, потеряв вес, взмыла к потолку. Отсюда, сверху, ей все было хорошо видно и слышно.

Тем временем, Ромир – первый вывел из клетки за руку свою копию и направился в соседний зал. Здесь он усадил глупо улыбающегося двойника на возвышение в центре, раздел его догола и принялся осторожно, чтобы не пролить на себя ни капли, поливать его прозрачной жидкостью.

- Не бойся, ничего не бойся, - уговаривал Ромир – первый Ромира – второго. – То, что сейчас произойдет с тобой, - величайшее открытие в науке. Когда я остался в живых один, я попробовал клонировать самого себя, чтобы возродить народ, создать подводную цивилизацию. Но у меня не было женских яйцеклеток, чтобы ввести в них ядра своих клеток. У меня не было женщины, чтобы выносить и родить клона. Кроме того, будь у меня женщины в нужном количестве, стал бы я размножаться столь необычным путем! Ха, раньше я был мужчиной хоть куда!

- Я тебя не понимаю, - заплетающимся языком промямлил двойник. – Кто это – женщины, мужчины? Это рыбы?

- Эх, темнота! – вздохнул Ромир – первый.

Он уже закончил свою работу и присел напротив, ожидая.

- Рыбы для этого дела не годятся. Я пробовал вместо яйцеклетки взять икринки крупных глубоководных рыб, но потерпел фиаско. Оказывается, не только в ядре клетки хранится определяющая наследственность информация, но и в плазме. Вот и получились  у меня поначалу  не люди, а ихтиозы.

- Ихтиозы? А, этих я знаю: полурыбы – полулюди. Они доставляют в город водоросли и планктон.

- Вот-вот. Сам видел, что эти твари, хоть и равны нам по интеллекту, но не годятся в жители Акваграда. Хорошо, что у них не хватило ума полностью порвать связь со своим творцом. А могли бы, могли…

 Так вот, именно ихтиозы притащили мне не известную науке актинию, из которой я выделил этот потрясающий экстракт, - Ромир – первый указал на остатки жидкости в склянке.

- Это вещество возрождает в человеке утраченную в ходе эволюции способность к вегетативному размножению – к почкованию, которой в полной мере обладают полипы.

- Я что, сейчас буду почковаться? – хихикнул Ромир – второй.

- Вот именно, малый, ты отпочкуешь от себя ровно триста клонов. Они вырастут и сформируются вот здесь, в этих зеркальных шарах, в особой питательной среде. Кривизна зеркал рассчитана так, что к моменту полного погружения Аквагелиоса на дно океана в каждом шаре созреет младенец, готовый к рождению. Потом я перенесу их в зеркальные инкубаторы большего размера, и через полгода триста клонов, соответствующие восемнадцатилетнему возрасту, окажутся в моем полном распоряжении.

- А я?

- Ты будешь в каждом из трехсот, вернее, каждый из них будет тобой.

- Я смогу драться или дружить сам с собой?

- Разумеется, - заверил Ромир – первый, подавая второму еще один пузырек с экстрактом спирулины.

Поляна, стараясь не дышать, висела под потолком, все видела и слышала. Она чуть не вскрикнула от ужаса, когда на теле голого двойника стали вспучиваться сначала маленькие, потом все большие и большие бугорки. Бугорки превращались в шишки с кулак величиной, округлялись, постепенно отделялись от туловища. Ромир – первый подхватывал готовые отвалиться комки плоти и разносил их по зеркальным шарам, помещал в питательный бульон и завинчивал крышками. Когда все триста шаров были наполнены, ученый муж вытер пот со лба и подошел к двойнику, продолжающему почковаться.

- Довольно, пора с этим кончать, - устало пробормотал он и плеснул на шишковатое чудовище жидкость из стоящей неподалеку посудины. В то же мгновение тело двойника пошло пузырями и сплыло с костей на пол.

- Хорошо хоть, что процедура безболезненна, - пробурчал Ромир -  единственный, - иначе я бы не выдержал болевого шока. Осталось убрать лабораторию и тогда…

Ромир не успел договорить: сверху в лужу, оставшуюся от его двойника, шлепнулся женский башмак.

- Ты здесь? Ты все видела!!! – заорал Ромир, подняв глаза к потолку и увидев болтающуюся у него над головой женщину. – Как ты попала сюда?

- Я думала найти здесь что-нибудь съестное. Очень есть хочется, - извиняющимся тоном отвечала Поляна. – Что у тебя в этих круглых горшочках? Ты держишь здесь съестные припасы?

Наивный тон женщины был так убедителен, что Ромир вздохнул с облегчением: она ничего не видела, она только что попала в лабораторию. Подозрительно взглянув на Поляну, Ромир все же уточнил:

- И долго ты болтаешься у меня над головой?

- Нет, только что прилетела, как облачко, - хихикнула женщина. – Извини, не смогу помочь тебе убрать с пола эту лужу, мне никак не удается спуститься вниз. А что ты тут разлил?

- Тебя это не касается, женщина. И вообще, здесь не кладовка, а мой рабочий кабинет.

- А где ты трапезничаешь?

- Вопросы, вопросы… Честное слово, скоро я пожалею, что связался с этой болтливой каракатицей.

- Так ты специально решил уморить нас голодом? – Поляна надула губы.

- Ничего подобного я не решал, просто самому мне не нужно столько еды, как прожорливым бледнокожим: вот я и забыл совсем, что теперь нужно заботиться о вашем пропитании, пока вы не позеленели.

- Я вовсе не хочу быть зеленой! – возмутилась Поляна.

- Придется, милочка, придется, иначе, как ты будешь жить в Акваграде?

- И что же, долго мне болтаться под потолком – голодной?

- Ну, покормить тебя и твоего бывшего муженька я смогу, а вот достать из-под потолка…  Я еще не разобрался, в чем тут дело. Аномальная зона на корабле, или корабль – в аномальной зоне? Может быть, аномальный организм женщины?..

Похоже, Ромир снова забыл о собеседнице, углубившись в научные размышления.

- Нет, так не пойдет, дружок, - в огненно – рыжую голову полетел второй женский башмак. – Ты, наконец, вспомнишь о гостеприимстве?

- А? – Ромир рассеянно задрал голову кверху. – Видно, придется отложить решение этой задачи, а пока заняться обедом. Вот только как я буду кормить тебя под потолком?

- Был бы обед, а как съесть его, я сама придумаю, - успокоила капитана Поляна.

- Ну что ж, - пожал плечами Ромир, - займемся обедом.

Не оборачиваясь, капитан направился из лаборатории, уверенный в том, что любопытная женщина следует за ним. Так оно и было: Поляна, отталкиваясь руками от потолка, короткими бросками поспевала за Ромиром. «Интересно, чем он собирается нас кормить»?- думала женщина, истекая слюной.

Ромир проследовал в каюту с огромным окном, выходящим в океан. Поляна, подготовленная рассказами мужа, почти не удивилась, увидев прямо за прозрачной перегородкой мелькающие стайки рыб.

Капитан подошел к блестящей темно-серой штуковине, вмонтированной в противоположную от  окна стену, и нажал на укрепленные на ней продолговатые белые дощечки. В каюте послышались приятные негромкие звуки. Видимо, их услышали и рыбы за стеной, но не нашли их приятными, потому что испуганно метнулись прочь от Аквагелиоса.

Ромир снова и снова нажимал на дощечки, пока, наконец, за стеной не появилось новое существо. Сначала Поляна подумала, что это – огромная диковинная рыба. Тело существа блестело крупной чешуей, на спине между лопаток торчал довольно большой плавник, глаза были лишены век и глядели в разные стороны. Однако Поляна тут же поняла, что перед ней никакая не рыба, а, скорее, похожий на рыбу человек. Хотя конечности были короткие и оканчивались похожей на плавники бахромой, все же это были руки и ноги; шея, почти не заметная, позволяла поворачивать голову. Но самое поразительное было в том, что на голове росли волосы! Да-да, длинные ярко-рыжие волосы.

- Ну, как тебе мое творение? – Ромир с гордостью обернулся к Поляне.

- Это кто – водяной? – женщина не скрывала своего удивления.

- Что за сказки – водяной! – фыркнул Ромир. – Это – ихтиоза, гибрид рыбы и человека. И создал ее – я!

- Разве такое возможно?

- Я же говорил тебе, что я – гениальный ученый, а науке многое подвластно. Когда я остался один в подводном городе, я создал ихтиоз – человеческих клонов на основе яйцеклеток рыб.

- Не понимаю.

- А, темные вы людишки, бестолковые и отсталые! – Ромир махнул рукой, сообразив, что объяснять что-либо этой женщине бесполезно. – Короче, ихтиозы – это и люди, и рыбы. Они могут жить в воде, дыша ею, как мы воздухом, но только на большой глубине. Стоит ихтиозе подняться к поверхности океана – и ее легкие будут взорваны освободившимися из-под давления растворенными в воде газами. Вот и обитают они в окрестностях Акваграда, обслуживая настоящих людей. Хоть и умны, а сбежать – ума не хватает.

Ромир отвернулся от Поляны и подал еще один звуковой сигнал. Ихтиоза кивнула головой и скрылась из виду.

- Сейчас она принесет нам рыбу и водоросли. Пойдем к шлюзу.

Ничего не понимая, Поляна все же последовала за хозяином корабля Она надеялась, что Славень следит за ней и не даст в обиду.

 Короткий коридор заканчивался массивной дверью, которую Ромир легко открыл, дотронувшись до выступа на стене. За дверью оказалась крошечная комнатка с еще одной дверью и двумя необычного вида одеяниями, висящими в шкафу за прозрачными дверцами.

Ромир надавил ярко-красную шишку на стене – за дверью послышался шум воды, затем лязг металла. Через минуту звуки повторились в обратном порядке.

- Ну вот, можно забирать продукты, - Ромир надавил на желтую шишку, открывая дверь, за которой оказалась такая же крохотная комната с железной дверью. Пол, стены, потолок комнаты были мокры, словно стенки только что опустошенного кувшина. В  металлической корзине, прикрепленной к полу, лежала гора водорослей и дюжина живых рыбин.

- Ну, вот тебе и обед, угощайся, - указал Ромир на содержимое корзины.

- Но это же нужно приготовить! – возмутилась Поляна. – Не думаешь же ты, что я буду есть сырую рыбу, как кошка?

- А сырые водоросли, как коза! – съязвил Ромир. – Хочешь есть – ешь, не хочешь – как хочешь!

- Постой, постой, - Поляна поняла, что к шуткам Ромир не расположен и повара из себя изображать не станет. – Прошу тебя, отнеси продукты в комнату к Славеню, я ведь не могу спуститься за ними. Еще, если тебе не трудно, одолжи нам пару поленьев и котелок с водой: мы разведем огонь и приготовим похлебку…

- И устроите на Аквагелиосе пожар! – закончил Ромир. – Нет уж, женщина, придется вам довольствоваться тем, что есть: сырой рыбой и сырыми водорослями. Спустимся в Акваград – накормлю тебя более подходящей едой.

- А что, мы уже спускаемся на дно океана? – ужаснулась Поляна.

- Конечно, не пройдет и суток, как мы будем на месте. Вот тогда я найду способ добраться до тебя и сделать своей настоящей женой, - в голосе Ромира сквозило нескрываемое вожделение.

Переложив содержимое металлической корзины в другую посудину, капитан направился вон из шлюза. Женщина, ошеломленная и огорченная известием о погружении корабля, поплелась следом. «Как же мы теперь выберемся на поверхность океана и попадем на остров»? – ломала голову Поляна. Сердце щемила тревога за судьбу дочери.

Вид пленников, пожирающих сырую рыбу и водоросли, не прельщал капитана, поэтому, доставив продукты в каюту к Славеню, он удалился. Должно быть, у него были какие-то свои дела, что весьма порадовало Поляну. Как только за Ромиром закрылась дверь, она прошептала мужу:

- Опусти меня скорее вниз, не то я так и помру от голода под потолком.

Через мгновение женщина уже была рядом со Славенем и перебирала скользкую холодную рыбу.

- Разве это можно есть? – живот пронзала жестокая боль, но все же Поляна не решалась сунуть в рот хотя бы кусочек водорослей.

- И все же, если мы хотим жить, придется съесть это: магия Гора тут бессильна, он не научил меня готовить продукты без огня.

- Ты же умеешь из ничего сделать цветок, может, тебе удастся так же сделать кусочек хлебца?

- Нет, родная, я уже пробовал, - Славень обнял жену за плечи. – У меня ничего не получилось.

За дверью послышались шаги. Никто не ожидал, что Ромир вернется так быстро, так что Славень едва успел отправить жену снова под потолок.

- Не знаю, нужны ли тебе сейчас твои башмаки, женщина, - заявил капитан, задрав голову кверху. – Все же я решил принести их сюда: заботься сама о своей обуви. В Акваграде вряд ли найдется что-то твоего размера.

Ромир поставил башмаки Поляны у стены, а посредине комнаты водрузил небольшой металлический ящик.

- Давайте сюда рыбу и зелень, придется-таки поработать мне поваром, - проворчал капитан.

Славень охотно помог сложить продукты в ящик, совершенно не понимая, для чего он это делает. Однако вскоре из закрытого ящика просочился такой вкусный запах, что ни у кого не осталось сомнений: еда готовится.

Ромир откинул крышку. В ящике лежала покрытая аппетитной золотистой корочкой рыба, а вокруг нее – источающая сногсшибательный аромат морская зелень.

- Обед готов, - улыбнулся капитан вполне дружелюбно. – Пожалуйте к столу.

Поляна сверху смотрела на еду и истекала слюной. Неужели придется остаться голодной, ведь Славень не решится спустить ее вниз при Ромире? А хозяин корабля не собирался уходить. Он явно наслаждался ситуацией и втайне поздравлял себя с хитроумным решением проблемы: если женщина по своей воле торчит под потолком, то она непременно опустится, чтобы поесть. Если же – нет, значит, на корабле появилась аномальная зона, в которой предметы лишаются веса. У Ромира приятно защекотало в животе в предвкушении нового научного открытия.

- Ну, что же ты, женщина, опускайся вниз, или ты раздумала обедать?

Поляна завертелась под потолком, как уж на сковородке, но ни на вершок не опустилась. Славень выхватил из ящика рыбину покрупней, и подбросил ее вверх:

- Лови!

Обжигая пальцы, женщина схватила горячую рыбу и вонзила зубы в хрустящую корочку.

- М-м-м, как вкусно! Спасибо, капитан, ты великолепный повар.

Ромир с усмешкой посмотрел вверх, потом на жующего рядом Славеня  и, молча, удалился. Его ждала аномальная зона, эксперименты, гипотезы.

Немного повременив и убедившись, что капитан, наконец, оставил их одних, Славень спустил Поляну вниз. Женщина сунула ноги в башмаки, а руки – в ящик с едой.

- До чего я проголодалась!

Славень не торопил жену вопросами, хотя он просто сгорал от любопытства. Все, что происходило с Поляной, он отлично видел в магическом зеркале, но не слышал ни слова. Чтобы не терять времени даром, кузнец уселся прямо на пол и принялся уписывать за обе щеки угощение Ромира. Но вот вся еда до последней крошки упрятана в животы – можно поговорить.

Однако Поляна не успела рассказать мужу и половину того, что ей удалось узнать.

- Так я и знал: корабль тут ни при чем, нет на нем аномальных зон! – голос Ромира заставил пленников вскочит на ноги.

Огненноволосый капитан возник в каюте совершенно неожиданно.

- Как я забыл об этой способности Ромира становиться то видимым, то невидимым? – пробормотал себе под нос Славень. – Хорошо хоть магическое зеркало убрал.

Тем временем Ромир крепко вцепился в руку не успевшей воспарить Поляны и смотрел на нее с огромным интересом.

- Неужели эволюция человека там, на суше, пошла путем создания летающих особей? Как это может быть: никаких приспособлений к полету не видно. Неужели левитация?

Поляна дернула руку, но вырваться из цепких пальцев ученого не смогла.

- Нет, милочка, меня на мякине не проведешь, - Ромир держал женщину уже обеими руками. – Придется тебе раскрыть свою тайну.

- Нет у меня никакой тайны, - попыталась отвертеться Поляна. – Раньше я никогда не летала.

- Не летала, говоришь? – захохотал Ромир. – Не летала – и вдруг полетела! Нет, так не бывает. Каждому феномену должно быть свое объяснение. Без причин не летают. Но ведь это великолепно: летающая женщина в Акваграде! Будет, над чем поломать голову в следующие одиннадцать лет. В конце концов, можно попробовать сотворить из нее интереснейшие гибриды…

Снова Ромир углубился в свои научные размышления. Он напрочь забыл о Славене, да и о Поляне тоже, пока та снова не попыталась освободиться из его цепких рук.

- Кажется, я отвлекся немного, - капитан рассеянно посмотрел на летающую женщину. – Жаль, что почти все мое лабораторное оборудование находится в Акваграде, а то можно было бы прямо сейчас уточнить кое-какие параметры. Ну, да не беда, часа через четыре мы опустимся на нужную глубину, часа два – понаблюдать за разгрузкой корабля, а потом – за дело!

Ромир потер руки в предвкушении предстоящих экспериментов. Поляна воспользовалась неожиданной свободой и спряталась за спину Славеня. Но ученый, похоже, даже не заметил этого. Уставившись перед собой невидящим взором и бормоча совершенно непонятные  пленникам слова, он едва не бегом проследовал к двери и скрылся за ней.

- Ух, пронесло! – Поляна облегченно вздохнула.

- Пронесло, да ненадолго, - возразил ей Славень. – Слышала, что Ромир сказал: скоро будем в Акваграде. Как из него выбраться на поверхность – ума не приложу!

- А мне кажется, я придумала, кто нам поможет, - Поляна загадочно взглянула на мужа.

- И кто же?

- Ихтиозы, вот кто!

- Ихтиозы? Это еще что за твари?

- Никакие не твари – разумные существа. Вроде русалок: в рыбьей чешуе, с плавниками, но зато шевелюры – длинные ярко-рыжие, прямо как у Ромира. Он говорит, что сделал их из рыб. Теперь они его слуги.

- Не думаю, что нам удастся уговорить этих ихтиоз помогать нам.

- А магия Гора? Помнишь, ты рассказывал, что он умел управлять животными помимо их воли?

- Это не он, это Соломея. Но у нее был золотой пояс, позволяющий повелевать животными, а у нас его нет.

Поляна приуныла, но сдаваться не собиралась. Она твердо верила, что из любого безвыходного положения все же можно найти выход, стоит только его поискать. Она просто не имела права не найти этого выхода, ведь Яся, доченька любимая, была в опасности и нуждалась в ее помощи. В ее – и в помощи отца.

ГЛАВА 26.

Ничто не указывало на то, что Аквагелиос достиг, наконец, дна моря. Поляна и Славень были бы в полном неведении на этот счет, если бы не магическое зеркало Гора. В нем отражались все перемещения Ромира, ни на секунду не исчезал он из поля зрения своих пленников. Вот капитан оказался в уже знакомой Поляне каюте с огромным окном. Ромиру даже не пришлось подавать ихтиозам музыкальные сигналы: полдюжины рыжеволосых полурыб толпились за прозрачной перегородкой, ожидая распоряжений хозяина. Прозвучал сигнал – ихтиозы, сверкнув чешуей, исчезли из вида.

Капитан кивнул головой и, что-то бормоча себе под нос, направился в другое помещение. На сей раз это была лаборатория. Здесь Ромир извлек из шкафа довольно большую тележку и принялся нагружать ее зеркальными шарами.

- Куда это он собирается их везти? – Поляна пристально всматривалась в зеркало.

- Похоже, мы спустились к Акваграду, и Ромир хочет переправить будущее население туда.

- Не будет же он таскать на себе все шары?

- Разве ты не видишь: у него есть тележка? Да и помощников достаточно, - Славень вспомнил только что виденных ихтиоз.

Капитан и в самом деле покатил тележку к шлюзу, выложил из нее шары в корзину и снова вернулся в лабораторию. Наполнив тележку новой порцией зеркальных шаров, Ромир повторил все еще несколько раз. Вскоре все триста шаров оказались в корзинах, корзины переехали в соседнюю коморку, дверь в которую была накрепко заперта.

- Так значит, ихтиозы отнесут шары в город, - догадалась Поляна. – А как же попадем туда мы?

- Ну, это мы скоро узнаем, - Славень указал рукой на зеркало. – Похоже, наш капитан направляется сюда.

Зеркало пришлось убрать, и как раз вовремя – через мгновение Ромир возник на пороге каюты.

- Так, женщина не летает, - удовлетворенно отметил он, взглянув на Поляну.- Тем легче будет переправить ее в Акваград.

- Мы уже прибыли на место? – Поляна изобразила удивление.

- А ты думала, что погружение будет вечным? – Ромир прищурил глаз и склонил голову набок. – Добро пожаловать в мои владения, женщина! Тебя я переправлю чуть позже, сначала – этого верзилу. Вот только удастся ли натянуть на него дыхательный костюм?

- Я не оставлю Поляну одну, - Славень решительно шагнул к Ромиру. – Переправляй нас вместе.

- Невозможно, мой милый навозный жучок: без дыхательного костюма ты живо превратишься в дохлую лягушку, а костюмов у меня только два.  Не хочешь же ты сказать, что способен не дышать под водой вовсе?

Славень, молча, насупился.

- То-то же! – Ромир радовался смущению пленника. – Пойдем, мне дорого время.

Поляна ободряюще взяла мужа за руку:

- Иди, со мной ничего не случится.

Тяжело вздохнув, Славень поплелся за капитаном. В предшлюзовой комнате Ромир достал из шкафа серебристые костюмы.

- Облачайся, только  осторожнее, не порви.

Сам капитан сноровисто натянул на себя второй костюм и шагнул к тяжелой металлической двери. Под его рукой она  легко открылась и так же легко закрылась за спиной перешагнувшего порог Славеня.

- Сейчас я впущу сюда воду, - наставлял Ромир спутника. – Полную комнату воды. Ты не пугайся, захлебнуться в дыхательном костюме невозможно. Слой воздуха, который остается в костюме, невелик, но его вполне хватает для дыхания. Нужно только натянуть на голову вот этот шлем. Видеть ты меня будешь прекрасно, а вот о разговорах – забудь. Я с тобой смогу общаться на мысленном уровне, так что изволь выполнять мои приказы. Про дохлую лягушку не забыл? То-то же!

Ромир натянул на голову прозрачный шлем, подождал, пока Славень сделает то же, и нажал на выступ в стене. Из открывшихся у пола отверстий хлынула вода. Кузнец непроизвольно отступил к противоположной стене, наблюдая, как тяжелая холодная лапа океана подбирается к его щиколоткам, коленям, бедрам…

«А что, если этот рыжий решил меня утопить»? – мелькнуло в голове, когда вода поднялась до груди, забурлила у подбородка и поцеловала в губы через тонкую стенку шлема.

- Что, жук навозный, испугался? – эхом откликнулась в голове насмешка Ромира. – Ясное дело – это тебе не в навозе ковыряться! Вода – стихия могучая, для нее превратить такого верзилу, как ты, в дохлую лягушку – пара пустяков. Да не робей, не робей, ничего с тобой не случится, пока ты мне нужен. Дыши спокойно, словно ты не на дне океана, а на лужайке зеленой. Ну, что я говорил, разве в дыхательном костюме можно утонуть?

Славень, справившись с волнением, осторожно вдохнул остатки воздуха и, слегка помедлив, выдохнул.

«На следующий вдох воздуха уже не хватит», - подумалось. Однако оказалось возможным сделать и второй, и третий вдох – выдох. Вот уже несколько минут дышит Славень, а воздух все так же свеж.

Чудеса – искренне удивился Славень. Неужели магия?

- Не магия, темнота наземная, а наука! – гордо откликнулся Ромир.

Тем временем вода наполнила комнату под самый потолок. Капитан потянул Славеня за руку к медленно поднимающейся двери, за которой была все та же вода.

- Добро пожаловать в мое царство! – напыщенность сквозила даже в мыслях, передаваемых Ромиром своему спутнику.

Славень перешагнул порог, и тут же был подхвачен рыжеволосыми ихтиозами. И его, и Ромира усадили в небольшие корзинки с отверстиями для ног и потянули прочь от корабля. Славень даже не успел толком рассмотреть Аквагелиос, который только что покинул. Впереди маячила огромная темная стена, уходящая вверх, насколько хватало взгляда.

- Это купол Акваграда, - удовлетворил любопытство Славеня Ромир. – Сейчас нас доставят к входному шлюзу, там ты меня и подождешь. Чтобы попасть внутрь, нужно обеспечить аппаратуру энергией, а значит, подключить Акваград к аккумуляторам Аквагелиоса.

Взглянув на ничего не понимающего спутника, Ромир махнул рукой:

- И кому это я объясняю? Темнота беспредельная, темнота и тупоумие!

Время, проведенное Славенем в одиночестве у входа в шлюз, заполненный, помимо воды, корзинами с зеркальными шарами, показалось ему вечностью. Он в десятый раз оглядел все вокруг, хотя мало что можно было рассмотреть в густом сумраке морского дна. Изредка то тут, то там мелькали огоньки светящихся рыб, но ни единый лучик солнца не пробивался в морскую бездну. Кузнецу стало зябко и неуютно, мрачные мысли заколыхались в голове. И вдруг…

Славень почти ослеп от яркого, внезапно вспыхнувшего света. Метнулись в стороны испуганные стайки рыб, огромный осьминог неподалеку от шлюза покраснел, побледнел и пошел мелкой рябью.

- Ха-ха-ха! – заухал в голове Славеня смех капитана. – Не ожидал такой иллюминации, жук навозный? Ты еще не так удивишься, когда попадешь внутрь Акваграда!

Капитан выпростал ноги из корзинки, в которой привезли его ихтиозы, и вместе со Славенем вошел в шлюз. Дверь за ними закрылась, вода начала убывать.

- Сейчас мы перенесем вот эти корзины в соседнее помещение, - указал Ромир на зеркальные шары, - ты снимешь дыхательный костюм и подождешь, пока я не приведу нашу красавицу. Впрочем, почему – нашу? – поправил сам себя капитан. – Мою! Мою красавицу!

Оставшись одна в Аквагелиосе, Поляна присела у стены и прикрыла глаза. Ей даже в голову не пришло воспользоваться отсутствием хозяина, чтобы осмотреть корабль: зеркало Гора позволило ей и Славеню заглянуть в самые укромные его уголки. Сейчас женщину тревожило совсем другое: ведь она осталась на корабле одна, без помощи мужа. Вернется Ромир, и ничто не помешает ему воспользоваться беззащитностью пленницы, чтобы добиться-таки вожделенной добычи.

«О, Боги, как бы мне сейчас пригодился утраченный светлый дар»! – думала женщина, вспоминая, до чего легко ей было обороняться раньше. Собрать всю ярость, всю волю в комок, протянуть руки и…

Поляна открыла глаза и взглянула на свои ладони. Обычные натруженные женские руки. Когда-то, разглядывая их в неверном свете костра, старая цыганка Зельфа качала головой и пророчила женщине дальние дороги, тяжкие испытания, горе и радость вперемешку.

Где ты, Зельфа? – подумалось непроизвольно.

 Покатился, разматываясь, клубок воспоминаний.

- Ну что, рыбонька, соскучилась? – резкий голос Ромира выудил Поляну из омута грез.

Женщина вздрогнула и с опаской посмотрела на капитана. Как боялась она увидеть знакомый похотливый блеск в его глазах!

Ромир, облаченный в облегающий серебристый костюм, держал в руках второй такой же. Поляне почему-то вспомнилась сказка о красавице, вынужденной надевать на себя лягушиную кожу. Кажется, ей тоже придется примерить на себя нечто похожее.

- Вот дыхательный костюм. Возможно, он будет тебе слегка великоват после того, как в нем побывал твой бывший муженек, но другого у меня нет. Одевайся поскорее, мне не терпится показать тебе Акваград.

Поляна взяла в руки необычное одеяние, повертела его в руках, прикидывая, как ловчее засунуть длинный сарафан в узкие штанины. Ромир усмехнулся и потянул женщину за подол:

- Вот это придется снять.

Поляна вспыхнула от стыда и гнева:

- Не думаешь же ты, что я уйду отсюда голая?

- Неплохая мысль, - захохотал Ромир. – Я еще не видел тебя обнаженной. Хотя – всему свое время.

Капитан пробормотал что-то еще, но Поляна не разобрала, что это были ругательства по поводу мужской несостоятельности недавнего старца. Ромир торопился домой, в свою лабораторию, где из морских ежей и трепангов он надеялся приготовить микстуру, восстанавливающую мужскую силу

- Все-таки тебе придется снять одежду, - твердо заявил капитан. – Дыхательный костюм должен плотно прилегать к телу, тогда в нем легко дышится. Не разоблачишься – задохнешься в воде.

Ромир бросил женщине серебристый костюм и вышел из комнаты.

- А он не лишен скромности, - удивленно подумала Поляна и принялась торопливо переодеваться.

Нарядившись в новую одежду, она аккуратно свернула сарафан и рубаху в тугой узелок и прижала к груди.

- Брось ты эти обноски! – Ромир уже стоял за спиной. – В городе полно женской одежды, которая осталась от моей жены, Мерцаны. Тебя я тоже буду называть этим именем. Пойдем, женушка!

Поляна сжала зубы: угораздило же ее ввязаться в эту игру! Придется и впрямь изображать запавшую на «красавца – капитана» женщину. Хотелось бы ей знать, как долго еще продлится представление и чем оно закончится?

Тем временем Ромир тянул новоиспеченную Мерцану к шлюзу.

- Что бы ни произошло – не бойся! Я с тобой, значит, ничего плохого просто не может произойти, - успокаивал он ту, которую искренне считал своей женой.

Оказавшись за бортом Аквагелиоса, Поляна с удивлением ощутила, как легко дышится в «лягушиной коже». Словно бы и не обнимала ее холодная вода, словно бы и не давила на нее морская бездна. Вокруг суетились–сновали рыжеволосые ихтиозы, а в голове женщины суетились–сновали мысли о том, как бы воспользоваться дыхательными костюмами для бегства. Странно, но Ромир оставил без внимания эти ее раздумья, видно, он занят был своими проблемами.

Доставив гостью во второе отделение шлюза Акваграда, где их поджидал Славень, хозяин подводного города шустро снял свой дыхательный костюм, аккуратно повесил его в шкаф и предложил проделать то же самое и Поляне.

- Мне нужно покинуть вас на некоторое время, чтобы запустить транспортер, который доставит вот эти шары в инкубатор, - непонятно пояснил он. – Скоро я вернусь, и мы отправимся в мой город.

Оставшись наедине с мужем, Поляна подошла к нему вплотную и прошептала:

- Больше такого случая нам не выпадет, нужно бежать. Скорее надевай костюм Ромира!

- Но как мы выберемся отсюда?

- Ты что, милый, забыл, как отворяются запертые двери? В твоих руках магия Гора!

- В самом деле! – Славень благодарно взглянул на жену и, не мешкая, натянул на себя дыхательный костюм.

- Теперь Ромиру не в чем будет нас преследовать, - радовалась Поляна. – Вот только ихтиозы. Вдруг он пошлет их за нами в погоню?

- Не волнуйся, сейчас мы устроим маленький потопчик. Ромиру некогда будет ловить беглецов, придется спасать себя и свой город.

Славень вспомнил, как в мире демонов он обрушил стену в тоннеле, когда погоня уже дышала им в спины. Так, нужно представить мельчайшие частицы, из которых состоит препятствие, а потом мысленно толкнуть их. Не прошло и секунды, как толстая металлическая дверь рухнула, открывая проход в соседнее помещение.

- Ухватись за что-нибудь и держись крепче, - Славень обнял жену. – Сейчас сюда хлынет вода.

Беглецы натянули на головы прозрачные шлемы и вцепились руками в выступ на стене. Славеню даже не пришлось вновь воспользоваться магией: дверь, отделяющая шлюз от океана, поднялась. В проем ворвалась вода, сметая на своем пути, не рассчитанные на такой напор, внутренние двери. Славень потянул жену к выходу, продолжая цепляться за выступы стен. Мимо, увлекаемая неожиданным потоком, промелькнула стайка ихтиоз. Поляна улыбнулась и мысленно поздравила себя и мужа с еще одной победой: погоня теперь не страшна.

Позади переливался огнями купол Акваграда. Поляна оглянулась, пытаясь представить, что творится сейчас за толстыми прозрачными стенами. Ей не было жалко творения Ромира: если он такой великий ученый, каким себя считает, пусть найдет выход из создавшейся ситуации, пусть спасет свой город от разрушительной силы океана. И она, и Славень были чужими в подводном мире, они попали сюда не по своей воле, так о чем же жалеть? Сейчас одно занимало женщину: нужно поскорее убраться как можно дальше от Ромира. Скорее, скорее!

Идти по морскому дну было нелегкой задачей. Супруги взялись за руки и, оттолкнувшись от песка, попытались плыть, однако этот маневр не слишком увеличил скорость перемещения. Ко всему прочему, подводные сумерки окутали пловцов, мешая им ориентироваться. Поляна почувствовала, что они вновь опускаются вниз. Ноги уперлись в дно, на этот раз гладкое и скользкое.

- А-а-ах! – вырвалось у женщины, залепляя ее рот тканью шлема.

Дно стремительно метнулось вверх, Поляна и Славень плюхнулись на четвереньки и судорожно вцепились в него руками.

«Рыба! – мелькнуло у Славеня в голове. – Только какая-то странная рыба: плоская».

Едва оправившись от испуга, Поляна одной рукой попыталась ощупать пространство вокруг себя. «Похоже, мы угодили на какой-то морской блин», - женщина не знала, радоваться ли стремительному подъему на спине неизвестного живого существа, или испугаться опять. Все же желание убраться как можно дальше от Акваграда победило страх. Поляна растянулась на скользкой поверхности, лишенной чешуи, и всеми силами старалась не свалиться с нее. Крепкая рука мужа накрыла женщину сверху, оберегая и поддерживая.

Гигантский глубоководный скат вскоре привык к непрошеным седокам и перестал обращать на них внимание. Он то опускался к самому дну, то поднимался вверх, мерно помахивая своими крыльями–плавниками. Поляна и Славень потеряли счет времени, давно погас вдали купол Акваграда, мучительно хотелось пить. И все же беглецы не решались оставить своего подводного «коня».

-  Боги, направьте его к берегу! – мысленно молила Поляна.

Похоже, Боги услышали женщину. Мрак морских глубин сменился густыми сумерками, потом стали различимы силуэты рыб, длинные колышущиеся ленты водорослей. Пора – решил Славень и потянул жену с гостеприимной рыбьей спины.

Обрадовавшись освобождению, рыбина взмахнула плавниками – и была такова. Поляна вцепилась в скользкую гриву водорослей. Из-под пальцев в разные стороны прыснули крупные «водяные блохи», тупорылая рыба неохотно покинула заросли, уставившись круглым немигающим глазом на непрошеных гостей, и укоризненно зашлепала губами.

 Ну, и что теперь? Поляна вдруг отчетливо осознала, как одиноки и беззащитны они в бескрайнем подводном мире. Да, они могут дышать без помех, они могут перемещаться в любом направлении, но куда, куда им направиться сейчас? Где искать спасительный берег?

Прозрачная ткань шлема прилегала к щекам так плотно, что слезинки отчаянья, выкатившиеся из глаз женщины, не смогли миновать ресниц. Даже плакать нельзя в этой лягушиной коже! А как же они будут есть?

У Поляны тут же заурчало в пустом животе. Да они просто умрут от голода, если не выберутся на берег!

Славень тронул жену за руку и показал пальцем вверх. Он хочет подняться на поверхность – догадалась Поляна.

Славень глубоко вдохнул и зажал себе рот ладонью, выпучив глаза. Поляна, не совсем понимая, что придумал муж, повторила его маневр и почувствовала, что вода выталкивает ее наверх. Взявшись за руки и стараясь как можно реже дышать, подводные скитальцы медленно всплывали к поверхности моря.

ГЛАВА 27.

С каждым мгновением вокруг становилось все светлее и светлее. Зеленоватая  вода уже не прятала от взоров своих обитателей. В другое время Поляна обязательно полюбовалась бы их причудливыми формами, но сейчас женщине  было не до того. Ей хотелось скорее очутиться на поверхности, оглядеться вокруг: вдруг они и впрямь недалеко от берега?

Вот первый солнечный луч, пробившись сквозь толщу воды, сверкнул на рыбьей чешуе. Славень закинул голову, вглядываясь в серебристый купол наверху. Какая-то продолговатая тень качалась прямо над ними. Рыба? Нет, такой малоподвижной рыбы он никогда не видел.

Лодка! Ну, конечно же, это днище лодки! Не успел Славень обрадоваться, как уперся головой в сеть. Рядом не ожидавшая опасности Поляна уже барахталась в цепкой ячее рыболовной снасти.

Сеть пришла в движение и поволокла добычу наверх. Рядом засуетилась не находящая выхода рыба. Мгновение – и яркий солнечный свет ослепил Славеня и Поляну. Женщина рванула с себя шлем: скорее, скорее глотнуть настоящего воздуха! Волосы золотистой гривой выскользнули на плечи, залепили глаза. Пока Поляна высвободила из сети руку, чтобы отвести их в сторону, путы ослабли, зато послышались возбужденные, полные страха голоса.

Четверо смуглых подростков, которые только что тянули сеть, бросили ее в воду и что-то кричали, выпучивали глаза и размахивали руками. Пятый, взрослый мужчина, похоже, ругал своих помощников и приказывал им продолжать начатое дело. Тем временем, рыба потихоньку просачивалась из сети, и только две крупные странные туши все еще оставались в ней.

Славень ухватился за борт лодки и, содрав с себя шлем, закричал, что было мочи:

- Вы что, сорванцы, последнюю рыбу хотите упустить? Ну-ка, живо, вытаскивайте нас!

Парни шарахнулись к другому борту, чуть не опрокинув свою посудину. Они даже побледнели от страха, вопили и показывали на Славеня пальцами.

Старший рыбак наклонился, заглянул в лицо странной добыче, протянул руку и помог Славеню забраться в лодку. Потом совместными усилиями мужчины втащили на борт Поляну. Женщина отвела с лица волосы, улыбнулась, сияя синим взором, и обратилась к рыбакам на языке жителей Крита:

- Благодарим вас за помощь, уважаемые!

В глазах одного из парней, самого старшего, мелькнуло понимание, и это не осталось незамеченным Поляной. Теперь женщина обращалась непосредственно к нему:

- Мы с мужем попали в шторм, наша лодка утонула. Благодаря вам, мы живы и хотели бы вернуться туда, откуда плывем: на остров Крит. Скажите, не могли бы вы доставить нас туда?

Прежде, чем ответить Поляне, юноша перевел ее слова товарищам, которые принялись горячо их обсуждать. Наконец старший из рыбаков повернулся к Славеню и, обращаясь только к нему, словно бы Поляны и не было рядом, произнес всего несколько слов. Заметив, что его не поняли, он обернулся к парнишке: переведи!

- Наши люди не бывают у вашего острова, только некоторые, те, кого нанимают на работу. Если хотите попасть к себе, придется подождать. Может быть, люди земли приплывут к нам на своих кораблях, тогда они заберут и вас.

- А что, до Крита так далеко, что вы не можете доплыть до него на своей лодке?

- Путь неблизкий, но это не главное. Наш народ зовут морскими скитальцами, мы живем обособленно и редко попадаем на сушу. Здесь нам покровительствует Бог Моря – Тха-Тан, а на земле мы беззащитны.

- Морские скитальцы…

Поляна задумчиво взглянула на подернутое легкой рябью водное пространство. Никакого намека на близкую сушу.

- Где же вы живете, неужели в воде?

- Не в воде, а на воде, - улыбнулся парнишка дружелюбно. – Скоро увидите сами.

И он присоединился к товарищам, которые уже почти вытащили свою сеть из моря.

Солнце медленно опускалось к горизонту, легкий ветерок студил зеленоватую воду, то подергивая ее мелкой рябью, то вновь разглаживая блестящим атласом. Поляне давно уже надоело наблюдать, как рыбаки снова и снова забрасывают свою немудреную снасть, как вытаскивают сверкающую на солнце, трепещущую рыбу и складывают ее на дно лодки. Наконец старший из рыбаков решил, что рыбы достаточно, и дал команду заканчивать лов. Через минуту ладошка паруса поймала ветер, и лодка резво помчалась по морю.

Поляна всматривалась в горизонт, надеясь увидеть загадочное поселение рыбаков, но кругом было только море. Солнце все быстрее и быстрее катилось вниз, вот оно уже намочило пылающий бок в воде. Женщина вспомнила, как девчонкой бегала в кузницу к отцу и зачарованно наблюдала за его работой. Вот и теперь ей показалось, что это он взял поковку невидимыми щипцами и опускает ее в воду, чтобы охладить. Поляна почти поверила, что вот сейчас там, на горизонте, поднимется белое облачко пара. И впрямь, облако показалось, только не белое, а сероватое, словно весенний грязный снег. Рыбаки, заметив его, помрачнели, но не проронили ни слова. Поляне, однако, передалось их волнение.

- Что случилось? – обратилась она к парнишке, понимающему язык Крита.

- Будет шторм, - парень указал на наливающуюся свинцом тучу. – До деревни теперь дольше плыть придется.

- Что, ветер встречный?

- Не в том дело. Просто наши перед штормом уходят ближе к берегу, в тихую бухту.

Парень был немногословен, он явно избегал объяснений, а Поляна не решилась расспрашивать дальше. Она просто крепче уцепилась за борт лодки: волны вздымались все выше и выше, соленые брызги наотмашь хлестали по щекам, ветер рвал волосы. Туча, превратившаяся уже в настоящее темно-синее чудовище, расползлась по всему небу. И вдруг Поляна увидела далеко – далеко впереди неясный силуэт земли.

- Земля! – женщина взволнованно обернулась к мужу. – Неужели земля?

Ей даже показалось, что лодка быстрее помчалась по неспокойному морю. Однако прошло еще много времени, прежде чем морские скитальцы добрались до дома. Свирепая свора волн осталась грызть скалы, преградившие им путь в тихую бухточку, а лодка рыбаков благополучно миновала проход между ними и скользнула в убежище.

В сумерках Поляна мало, что успела разглядеть: недалекий берег, да странного вида постройки прямо на воде, посредине бухты. Лодки причалили к крайней постройке. Полдюжины ребятишек высыпало навстречу. Галдя и косясь на незнакомцев, они поймали брошенные с лодки веревки, закрепили их со своей стороны и принялись выгружать рыбу в большие плоские корзины.

- Пошли! – подтолкнул парнишка – переводчик гостей. – Сейчас я отведу вас к старой Эйге.

Несколько шагов по качающемуся под ногами деревянному настилу – и вот Поляна и Славень уже очутились перед занавешенной дверью в хижину. Из-за занавески пробивался слабый свет и тихое женское бормотание.

- Подождите здесь, - почему-то шепотом сказал переводчик.

Он откинул занавеску, на мгновение выплеснув наружу свет и тепло жилища, нырнул внутрь и что-то сказал на своем языке. К удивлению гостей, хозяйка ответила по-критски.

- Я рада вам, выловленные из моря! Войдите.

Занавеска снова пришла в движение, и парнишка выскользнул из дверного проема, шепнув гостям:

- Входите. Вопрошающая Духов – старая Эйге – ждет вас.

Поляна отвела в сторону грубую дерюжку и первой шагнула в дверной проем. Такого жилища ей никогда еще не приходилось видеть. Круглая хижина из жердей и какого-то шуршащего сухими листьями растения была довольно просторна. У входа, прямо над дверями, висели пучки засохших водорослей, а к потолку были привязаны пальмовые листья вперемешку со связками остро пахнущей сушеной рыбы. На полу, застеленном все той же грубой дерюжкой, стояли глиняные кувшины, там и сям поблескивали перламутром красивые раковины. Стены сверху донизу были увешаны странными предметами, среди которых Поляну особенно поразили огромные акульи челюсти и колючие шары, у которых, приглядевшись, женщина рассмотрела рыбьи головы, хвосты и плавники.

В глубине хижины под горящим светильником сидела на панцире огромной черепахи старая женщина. За ее спиной парила в воздухе вырезанная из дерева женская фигурка с крыльями и светившимися в полумраке перламутровыми глазами. Рядом с ней висела еще одна фигурка обнаженной женщины с обвившей ее ноги змеей. Приглядевшись, Поляна увидела и другие фигурки. Вдоль стены стояли изображения мужчин, грозно потрясающих оружием. Коралловые женщины воздевали руки к небу то ли с мольбой, то ли взывая о пощаде. У всех глаза были из перламутра, а зрачок обведен черной смолой. Некоторые фигурки пестрели красками, и на каждой виднелись бурые пятна засохшей крови.

Поляне пришлось посторониться, чтобы пропустить в хижину Славеня. Взгляд ее снова вернулся к хозяйке жилища.

Старая Эйге и впрямь выглядела очень старой. Глубокие морщины не оставили и следа былой красоты, беззубый рот то ли что-то нашептывал, то ли просто жевал. Седые волосы, заплетенные в длинные косички и перевитые бусами из мелких ракушек, висели ниже пояса.

Старуха протянула руку к связке сушеной рыбы, выбрала одну, поднесла к угасающему светильнику, зажгла, словно лучину, и вставила в держак. После этого она снова внимательно оглядела гостей.

Молчание длилось минуту, другую, третью. Поляна чувствовала себя очень неуютно под пристальным взглядом Вопрошающей Духов. Но вот за спиной что-то зашуршало, и в хижину вошла девочка лет двенадцати с блюдом из черепахового панциря в руках. На блюде исходила паром горячая рыба. Поляна тут же вспомнила, что она страшно голодна.

Девочка поставила еду перед старухой, пододвинула к ней один из глиняных кувшинов и достала откуда-то три небольшие чашки. Старуха поманила гостей пальцем и указала на пол возле себя.

- Садитесь, отведайте то, что послал нам Тха–Тан, наш морской покровитель.

Поблагодарив хозяйку кивком головы, Поляна уселась с ней рядом. Славень не замедлил присоединиться к женщинам: в его животе тоже урчало…

Поляна проснулась, но не открывала глаз. Она пыталась разобраться в том, что было сном, а что – невероятной реальностью. Легкое покачивание убеждало женщину, что она все еще в море. Тошнотворный запах горелого рыбьего жира напоминал о странном светильнике, который они видели в хижине Эйге. Выходит, все это ей не приснилось.

Поляна открыла глаза и повернула голову на звук ровного сонного дыхания. Славень растянулся рядом с ней на грубой циновке и беззаботно похрапывал. Похоже, ничего не угрожало ни ему, ни жене, раз он был так безмятежен.

На стене, привязанные веревочкой, висели дыхательные костюмы. Поляна покраснела и натянула на грудь пеструю тряпицу, которой кто-то укрыл ее вчера: женщина вспомнила, что Ромир заставил ее надеть костюм на голое тело. «Как же мне теперь выйти из хижины? – ломала голову Поляна. – Где раздобыть хоть какую-нибудь одежду»?

Прикрываясь пестрой тканью, она на цыпочках подошла к двери и, слегка отведя в сторону закрывающую проем дерюжку, выглянула наружу. Странного вида деревня открылась ее взору. На двух лодках, соединенных между собой настилом из жердей, располагались небольшие хижины. Стены их были такие же, как и в той, где спали гости: заплетенные тростником жердяные каркасы. Крыши покрывали огромные сухие листья пальм, связанные на самой верхушке в пучок. Вокруг хижины плотным кольцом стояли кувшины, в которые, по-видимому, собиралась дождевая вода. Тут же, на вешалах, сушились сети.

Плавучие дома соединялись между собой хрупкими на вид мосточками, так что, переходя от дома к дому, можно было обойти всю крошечную деревеньку.

Больших рыбачьих лодок Поляна не заметила, похоже, мужчины отправились на рыбалку с рассветом. Зато маленькие лодчонки во множестве были привязаны к плавучим хижинам. В воде между домами резвилась ребятня: смех, визг, водяные брызги! Поляну удивило, что девочки, даже те, что были постарше, не принимали участия в забавах мальчишек. Они либо сидели, свесив ноги, на краю жердяных площадок, либо помогали взрослым женщинам по хозяйству. Поляна обратила внимание на то, что одеты все очень просто: кусок ткани с дыркой для головы заменял платье. «Ага, вот как смогу я скрыть свою наготу»! – обрадовалась Поляна и быстро соорудила себе наряд из куска материи, которым только что прикрывалась.

В дверь просунулась уже знакомая девичья рожица. Заметив, что гостья встала, девчонка расплылась в улыбке и прошептала:

- Пойдем, Золотая Коса, Эйге зовет тебя.

- Ты умеешь говорить по-критски? – удивилась Поляна.

- Все Вопрошающие Духов умеют это, а я стану такой, когда старая Эйге отпустит своего Иви. Она знает языки всех пришлых людей, которые когда-либо побывали у нас, и учит меня тому же.

- Старая Эйге – ваша знахарка? – догадалась Поляна.

- Нет, она – Вопрошающая Духов! Она даже главнее вождя. Без нее никак нельзя: она отпугивает злых духов, отгоняет чужих Иви и разговаривает со своими.

- А кто это – Иви? – не поняла Поляна.

Девочка сделала страшные глаза и прижала палец к губам:

- Тсс! Молчи, а то они тебя услышат, тогда быть беде!

Балансируя на хлипком мостике и рискуя свалиться в море, Поляна все же перебралась к соседней хижине вслед за своей спутницей. Жилище Эйге отличалось от остальных не только размерами, но и множеством непонятных, похоже, ритуальных предметов, украшавших стены снаружи.

На этот раз гостью не пригласили войти внутрь. Старая Эйге сама вышла наружу, прищурилась на солнышко, что-то пробормотала себе под нос и уселась у стены хижины, жестом пригласив и Поляну сделать то же самое.

- Ну, Золотая Коса, рассказывай, как вы оказались в сетях наших рыбаков.

Рассказ Поляны не занял много времени: женщина не стала подробно описывать свои приключения, ведь это могло напугать и насторожить Вопрошающую Духов. В самом деле, узнать, что где-то  рядом, в море, которое было для ее народа домом родным, скрывается страшное и опасное Погибелье, - это ли приятная новость? Вот почему Поляна просто поведала о цели своего путешествия – найти пропавшую дочь – и о том, как они с мужем попали в шторм неподалеку от Крита и чуть не утонули.

- Странно! – покачала головой старая женщина, когда Поляна замолчала. – Крит от нас довольно далеко. Хотя…

Эйге не договорила, погрузившись в свои раздумья. Поляна вежливо молчала, ожидая, что еще скажет старуха, но вместо слов послышался легкий храп.

- Пойдем! – Поляну тронули за плечо и, обернувшись, она увидела давешнюю девчушку. – Вопрошающая Духов удалилась в мир Иви, ей нельзя мешать.

- Как тебя зовут? – Поляна взяла девочку за руку и поднялась на ноги.

- Оло – Дождевая Капелька.

- Какое хорошее имя, - Поляна погладила девочку по голове.

- Ты не должна больше делать этого! – отпрянула от женщины Оло. – Я – будущая Вопрошающая Духов, касаться моих  волос нельзя.

- Прости, я не знала. Просто ты напомнила мою дочь, поиски которой привели нас сюда.

- Ты потеряла дочь?

- Да, ее обманом увели из дома ранней весной.

- Вопрошающая Духов может расспросить о ней Иви и узнать, где ее искать.

- Да что же это за Иви такая?

- Молчи, молчи! – девочка зажала себе рот ладошкой, явно сожалея, что сболтнула лишнего. Но, увидев, как расстроилась гостья, передумала.

- Хорошо, я расскажу тебе об Иви, только пойдем в жилище Эйге, там безопаснее.

Они вошли в хижину. Оло обежала жилище старухи, прикасаясь руками к пальмовым листьям, задержалась перед фигурками женщин с перламутровыми глазами, что-то пробормотала, будто вопрошая, затем кивнула головой, сняла со стены акульи челюсти, положила их на пол посредине хижины и пригласила Поляну сесть рядом с ними. Потом Оло перевернула все раковины, шепча в каждую непонятные слова, заглянула под черепаховый панцирь и, наконец, уселась возле Поляны.

- Слушай, Золотая Коса. Иви есть у каждого из нас, и у тебя тоже. Когда он сидит себе тихонечко внутри, тогда все хорошо. Но иногда, когда мы засыпаем, Иви покидает наше тело и бродит один. Если спящего неожиданно разбудить, может случиться, что Иви не успеет вовремя вернуться. Тогда беда! Сразу можно этого и не заметить, но через некоторое время человека поразит болезнь, и тогда только Вопрошающая Духов может помочь ему – найти и вернуть Иви.

- Ваши Иви – совсем, как наши ведогони, - заметила Поляна. – А что будет, если человек умрет?

- О, Иви умерших нужно чтить и уважать, тогда они не будут бродить по деревне, а останутся в доме мертвых, куда ходить может только Вопрошающая Духов. Только она может видеть Иви и говорить с ними. Эйге частенько делает это, спрашивает, не нужно ли чего умершим? А еще она отгоняет чужих Иви. О, среди них встречаются такие хитрые и коварные! Они прячутся в засаде, выжидают, когда кто-нибудь пройдет мимо. Чуть зазеваешься – накинутся на твоего Иви, тогда человек может заболеть.

- Как страшно! Выходит, без Эйге вы все бессильны против злых Иви?

- Ну, уж нет, есть на них управа! Хорошо, что Иви пугливы и плохо видят, поэтому у входа в хижины мы развешиваем сухие водоросли, а внутри – пальмовые листья, чтоб они заблудились. А еще их отпугиваем вот этими фигурками, - указала Оло на изображения людей и животных, вырезанные из дерева и кораллов.

- А ты уже умеешь разговаривать с Иви? – Поляна ласково взглянула на маленькую рассказчицу.

- Нет, этому долго учиться нужно. Старая Эйге научила меня выгонять чужих Иви из тел живущих людей, а вот побывать в мире Иви мне еще не доводилось ни разу.

Снаружи послышались кряхтение и старческий кашель. Оло вскочила на ноги, водрузила на место акульи челюсти, привела в прежний вид все ритуальные предметы и выскочила наружу. Поляна слышала, как Эйге ругала девочку на своем языке, а та оправдывалась, всхлипывая, шмыгая носом, а под конец и вовсе разревевшись.

Поляна решительно вышла из хижины и встала между девочкой и старухой.

- Не ругай Оло, уважаемая Эйге, она не сделала ничего дурного. Разве не призвана она помогать людям? Без нее я не узнала бы, что ты можешь помочь нам отыскать дочь.

- Откуда мне знать, где твоя дочь, женщина?

- А ты расспроси об этом Иви.

Старуха в досаде дернула себя за косу. Загремели вплетенные в волосы ракушки.

- Что за болтливая паршивка! Ну, кто тебе разрешал рассказывать пришлым людям об Иви? Теперь духи разгневаются и пошлют беды на наши головы.

- Разве ты не в силах справиться со злыми Иви? – Поляна хитро взглянула на старуху.

- Я-то в силах, да вот захочу ли сделать это?

- Я подарю тебе свою одежду, - умасливала Поляна старуху.

- Зачем мне эта пестрая тряпка? – Эйге фыркнула недовольно, а сама острым глазом шарила по собеседнице, не найдется ли на ней какого-нибудь украшения?

- Я подарю тебе не это платье, - Поляна подняла край своего наряда, - а то, что позволяет дышать под водой, как рыба.

- Как рыба, говоришь? – старуха недоверчиво покосилась на Поляну. – Всесильный Тха-Тан наделил способностью долго находиться под водой наших детей, но только – мальчиков до пятнадцати лет. А ты – женщина, ты не можешь дышать, как рыба!

- Могу. И ты сможешь, если наденешь мой костюм. Он станет твоим, если ты спросишь Иви о моей дочери.

- Ну, хорошо, хорошо, я подумаю, - Эйге не могла устоять перед таким предложением. – Только займемся этим позже, у меня много дел: нужно наказать вора Тола, который украл у соседа пять кувшинов с дождевой водой, да и Пира вот-вот должна родить, вдруг потребуется моя помощь? Займемся поисками твоей дочери после рождения младенца Пиры.

ГЛАВА 28.

Среди ночи Поляну и Славеня разбудил странный грохот. Женщина выглянула наружу, и сердце ее сжалось в тревоге.

- Там что-то неладное творится, - зашептала она мужу. – Кругом огни, люди бегают с зажженными рыбами. Молча!

Славень подошел к жене и тоже выглянул за занавеску. Похоже, все жители плавучей деревни были этой ночью на ногах. В неверном, то и дело гаснущем пламени светильников видно было, как мужчины что-то ищут в лодках, женщины переворачивают вверх дном домашнюю утварь, ребятня в полном молчании хлопает пальмовыми листьями по углам хижин, настилам, крышам.

Звуки доносились откуда-то сзади. Поляна вышла наружу и увидела, что у одной из хижин горит целая дюжина светильников, воткнутых в раковину на манер букета. Рядом сидели мужчины, зажав между колен большие глиняные кувшины с натянутой на горловину высушенной рыбьей кожей, и стучали по ним пальцами. Еще несколько мужчин трясли погремушки. Тревожная, завораживающая, странная эта музыка и была причиной пробуждения.

- Что случилось? – Поляна попыталась найти объяснение всему происходящему.

И тут ночь пронзил страшный крик.

- А-а-а-а! – голосила женщина в хижине, у порога которой гремели барабаны.

Из темноты выскочил мужчина с рыбацкой сетью в руках и, пристроившись рядом со светильниками, стал лихорадочно распутывать, распускать ячею.

- А-а-а-а-а! - неслось из хижины уже непрерывно.

Славень нервно заходил по площадке. Поляна же, напротив, почти успокоилась. Она схватила мужа за руку, сжала его пальцы.

- Это Пира кричит. Похоже, она рожает.

- А-а-а-а-а!

Мостик, соединяющий хижины, закачался, и из темноты вынырнула тоненькая фигурка Оло. Словно не замечая гостей, девочка принялась охлопывать стены хижины пальмовой веткой, переворачивать раковины и циновки.

- Что ты делаешь, Дождевая Капелька? – Поляна встала у девочки на пути.

Та подняла на нее глаза, полные тревоги, и шепотом ответила:

- Ищу Иви.

- Разве кто-то умер?

- Как раз наоборот. Пира никак не может родить. Это потому, что Иви ребенка еще не явился. Может, он заблудился в темноте, может, застрял где-нибудь, может, запутался в сетях. Нужно помочь Иви добраться до роженицы.

- У нас в таких случаях просто зовут повитуху, - улыбнулась Поляна. – Я могу помочь.

- Что ты, что ты! – замахала руками Оло. – Все и так говорят, что это вас испугался Иви ребенка, вы – чужие. Сидите и не высовывайтесь наружу, не то быть беде!

- Ну что ж, вам виднее, - Поляна уселась на циновку и обняла колени руками.

- Когда малыш появится на свет, я вам скажу, - Оло выпорхнула за дверь, но тут же заглянула в нее снова. – Сидите тихо, чтоб о вас пока забыли. Ваше счастье, если родится мальчик!

- А если девочка?

- Тогда все сочтут, что вы подменили Иви ребенка, ведь первенцы всегда бывают мальчиками.

- Неужто, правда?

- Ну, - Оло замялась, – иногда девочки тоже рождаются первыми, но ни одна из них не живет до рассвета.

- Какие странные младенцы у морских скитальцев!

- Это потому, что только мальчики находятся под покровительством Великого Тха-Тана, владыки моря. А мы, девочки – нет. Мы даже можем утонуть, а мальчишки – как рыбы под водой. Не зря пришлые люди нанимают их, чтобы доставать жемчуг и загонять в сети рыбу. Зато только из девочки может получиться Вопрошающая Духов. Вот!

Оло расплылась в озорной улыбке. Занавеска задернулась, и босые пятки застучали по хлипкому мостику.

Рокот барабанов то смолкал на мгновение, то снова принимался долбить уши. Вопли роженицы становились все чаще и чаще, наконец, они слились  в один беспрерывный вой.

- Зачем она так кричит? - Поляна вскочила на ноги и забегала по хижине.- Ведь она потеряет силы и не сможет разродиться. Я пойду, помогу!

Славень загородил собой дверь:

- Нет, ты сделаешь только хуже и себе, и ей. Неужели старая Эйге – плохая повитуха? Она ведь приняла за свою жизнь не одного младенца!

- Но если младенец родится мертвым, или Пира умрет в родах – обвинят нас. Разве ты не понимаешь этого?

- Нас обвинят в любом случае, если что-то пойдет не так. Нам остается только надеяться на лучшее.

Хижина заходила ходуном так, будто на море вдруг поднялись волны. Поляна выглянула за дверь и отпрянула назад: со всех сторон к ним приближались огни. Те, кто нес светильники, были молчаливы и почти неразличимы в ночи, но тем более зловеще было это движение рыбных факелов.

В дверь ворвалась запыхавшаяся Оло.

- Ой, кажется, они идут вытряхнуть из вас ваших Иви!

Барабаны  остервенело громыхнули и вдруг смолкли.

- А-а-а-а-а! – голос роженицы сорвался и тут же смолк.

Через мгновение в темноте звучал уже другой крик – первый крик младенца. Хижина перестала раскачиваться, огни замерли, отражаясь в воде.

- Слава Богам! – Поляна облегченно вздохнула. – Он родился.

- А вдруг – она? – Славень напряженно вслушивался в крик младенца, словно бы мог по нему определить пол ребенка.

- Нет, это – мальчик! – прошептала Оло. – Слышите, Вопрошающая Духов благодарит Великого Тха-Тана?

 В самом деле, на пороге хижины роженицы появилась Эйге с крошечным новорожденным на руках, положила младенца в большую перламутровую раковину и принялась лить на него морскую воду из большого глиняного кувшина. Взревели смолкшие, было, барабаны. Подчиняясь их ритму, полились слова то ли песни, то ли молитвы, из которой Поляна и Славень могли разобрать только два слова: Тха Тан.

Поляна не заметила, как выскользнула из хижины и умчалась в ночь Оло. Она сидела на циновке и счастливо улыбалась: все обошлось. Вот и еще одним человеком стало больше на этом свете. Пира больше не кричала. Конечно, она лежит теперь в своей хижине с чувством счастливой опустошенности и вряд ли даже прислушивается к тому, что творится снаружи. Поляна вспомнила эти удивительные мгновения после родов: необыкновенная легкость и умиротворение. Боль, только что пронзавшая тело, улетучилась бесследно и уже забыта. Счастье!

Поляне показалось, что это не Пира родила, а она сама. Ей даже захотелось пощупать, не лежит ли рядом теплый крошечный живой человечек – ее дочка, ее кровинка – Ясочка? И тут же действительность впилась в сердце когтями хищной птицы. Где она, дочка любимая? Яся, Ясочка, отзовись! Почему порвалась между ними духовная связь, ведь раньше каждая из них могла чувствовать боль и страх другой?

Подошел Славень, обнял за плечи, стер ладонью со щеки жены слезинку:

- Мы найдем нашу дочку, любимая, - словно мысли прочитал. – Мы не дадим ее в обиду, клянусь!

Огромная белая чайка кружит и кружит над плавучей деревней морских скитальцев. Солнце в зените. Жара. Невыносимо хочется пить.

Поляна в который раз обходит хижину кругом, заглядывая в глиняные кувшины для сбора дождевой воды. Все он пусты. На небе – ни облачка, никакого намека на дождь. «Это же надо – умирать от жажды посреди океана»! – думает женщина, подставляя потный лоб под едва заметный ветерок.

Славень сидит на краю жердяного настила, свесив ноги в воду и время от времени поливая голову морской водой. От высохшей соли волосы кажутся совсем седыми.

В воде барахтается малышня. Их забавы на первый взгляд кажутся бессмысленными, но, приглядевшись, Славень замечает, что мальчуганы учатся нырять и плавать под водой. Взрослые мужчины с утра на ловле рыбы, женщины заняты своими делами.

- Неужели им совсем не хочется пить? – потрескавшимися губами жалобно шепчет сзади Поляна. – Давай попросим лодку и уплывем отсюда хоть куда-нибудь, где есть пресная вода!

- Потерпи, милая, - Славень набирает пригоршню воды и протягивает жене. – Намочи руки и лицо – будет прохладнее.

Поляна и сама понимает, что ее малодушие непростительно. Старая Эйге обещала расспросить Иви о том, где искать Ясю, после рождения младенца Пиры. Вот  он, младенец, родился, теперь осталось ждать совсем недолго.

Женщина поворачивается к хижине роженицы и разглядывает странного вида колыбель, в которой под палящими лучами солнца лежит новорожденный мальчуган. Это – корзинка, выстланная цветами морских лилий и подвешенная над водой к гибкой жерди. Девчонки племени, сменяя друг друга, зорко следят, чтобы чайки не приближались к колыбели, но совершенно не обращают внимания на истошный писк младенца. Мало того, время от времени они тянут за веревку, привязанную к жерди, и корзинка вместе с малышом погружается в воду.

- Неужели Пира в чем-то провинилась и тем обрекла своего первенца на такие мучения? – сердце Поляны обливается кровью.

Нет, похоже, ничего необычного в манере нянчить младенца не находят ни его мать, ни другие женщины. Вот Пира вышла из хижины, подтянула колыбель к себе и, вынув из нее младенца, безмятежно кормит грудью. Малыш успокоился, прижался к матери, жадно сосет молоко. Но кормление закончено – и снова он водворен в колыбель, в постель из лилий, не просыхающих от воды.

Оло принесла на обед вяленую рыбу и, увидев расстроенную Поляну, которая то и дело порывалась прийти на помощь малышу, расхохоталась.

- Разве не знает Золотая Коса, что Великий Тха-Тан покровительствует нашим мальчишкам? Каждый новорожденный мальчик должен лежать в колыбели с морскими лилиями до тех пор, пока с цветков осыплются лепестки. Только после этого Тха-Тан наделяет его способностью чувствовать себя в воде не хуже рыбы.

- Но ведь он захлебнется, смотри – снова малыша опустили в воду! Он уже пузыри пускает!

- Ты лучше посмотри на этих, - Оло указала на ребятишек, резвящихся в воде между хижин. – Все они прошли через посвящение Хозяину моря, и ни один не умер.

Поляна посмотрела на беззаботных мальчишек, и от сердца у нее отлегло.

- Скажи, Дождевая Капелька, скоро ли старая Эйге выполнит свое обещание и побеседует с Иви о нашей дочке Ясе?

- Да, скоро, после того, как пойдет дождь и наполнит питьевой водой наши кувшины.

Поляна с досадой взглянула в безоблачное небо и облизала пересохшие губы.

- Дождь и не думает идти, вон какое пекло! Должно быть, все мы раньше умрем от жажды.

- Это потому, что Тха-Тан гневается. Пока не накажут Тола, укравшего у соседа пять кувшинов воды, ни одна дождевая капля не упадет на крыши хижин.

- И что, наказание будет суровым?

- Смерть!

- Смерть за пять кувшинов воды?

- Конечно, ведь иначе погибнем  мы все. Воды вокруг – море, но без дождя морским скитальцам нечего будет пить.

- А Тол знает, что его хотят умертвить?

- Ясное дело – знает, иначе, разве удрал бы он неведомо куда?

- Так его еще изловить нужно!

- Да, все рыбаки сегодня с самого утра не рыбу ловят, а сбежавшего Тола. Думаю, к вечеру его все-таки поймают: у него лодка без паруса, а на веслах далеко ли он уйдет?

Оло разложила принесенную еду на плоские раковины и собралась уходить.

- Вопрошающая Духов готовит кости смерти, - прошептала девочка загадочно. – Я должна помочь ей, ведь я – ее преемница.

Сидя на краю настила и без аппетита жуя сухую рыбу, Поляна и Славень наблюдали, что творилось перед хижиной старой Эйге.

- Я думаю, Эйге специально  все делает напоказ, - заметила Поляна, поглядывая в сторону расположившейся у тростниковой стены старухи. – Она хочет, чтоб ее боялись и уважали.

- Возможно, она просто исполняет ритуал, придуманный ее предками, - отозвался Славень.

- Жаль Оло, она еще мала, чтобы участвовать в подготовке казни. Яся в ее возрасте и не думала о смерти.

- Не думала, говоришь? – Славень помрачнел.

Он вспомнил, что дочь выросла без него, и он многое не знает о своей малышке.

- Да, в двенадцать лет Яся еще в куклы играла, а эта – гляди – в человеческие кости!

В самом деле, Оло подала старухе выбеленную солнцем кость. Один конец ее был заострен, а другой – отшлифован до блеска и напоминал крошечную детскую головку.

Эйге зажгла от светильника, вынесенного помощницей из хижины, три крупные рыбьи тушки и принялась прокаливать кость на огне. При этом она что-то бормотала себе под нос, ритмично раскачиваясь из стороны в сторону.

Действия старухи не остались незамеченными. Смолк детский визг и смех, малышня вылезла из воды и, расположившись на мостках и настилах соседних хижин, с трепетом и восторгом пялилась на Вопрошающую Духов. Женщины и девочки оставили свои дела и тоже наблюдали за действиями старухи. Даже новорожденный умолк в своей корзинке.

Оло вновь сходила в жилище Эйге и вынесла оттуда пучок длинных черных нитей.

- Волосы! – догадалась Поляна. – Человеческие волосы.

Старуха сунула раскаленную кость в воду, призывая Тха-Тана наделить смертоносной силой это странное оружие, потом обернула тупой конец волосами, закрепив их тонким кожаным ремешком. Тем временем Оло с торжественным видом уселась посредине настила и протянула руки. Старуха поднесла кость ко лбу, потом к глазам, к сердцу – и передала ее своей помощнице. Казалось, она полностью обессилела: руки старухи упали, словно плети, взгляд потух, губы стали пепельно-бледными. С трудом переставляя ноги, Эйге добрела до двери своей хижины и скрылась за занавеской.

- Похоже, орудие казни готово, - Славень кивнул на девочку, застывшую с костью в руках. – Осталось доставить преступника.

 Тола привезли под вечер. Солнце стремительно катилось в море, окрашивая все вокруг зловещим багрянцем, когда на горизонте показались паруса рыбачьих лодок. Заметив их, женщины засуетились, принялись расставлять пустые глиняные кувшины вокруг своих хижин.

- Смотри, никто не сомневается, что казнь водяного вора вызовет дождь, - удивилась Поляна.-  А на небе – ни облачка!

Славень промолчал: он-то знал, что, используя магию, можно не только дождик организовать, но и настоящую морскую бурю!

Солнце наполовину утонуло в море, когда лодки морских скитальцев причалили к настилам хижин. Мужчины, молча, убрали паруса и извлекли из одной лодки связанного по рукам и ногам перепуганного вора. Молча,
  дотащили несчастного до хижины Эйге и стали развязывать путы.

- Сейчас он обязательно попытается снова убежать! – пробурчал под нос Славень.

- Что ты, парень так напуган, что и шагу не сделает, - Поляна покачала головой, всматриваясь в зеленое от страха лицо преступника.

Рыбаки расположились по краям настила, оставив Тола стоять напротив двери в хижину. Вот занавеска медленно отодвинулась, и в дверном проеме обозначилась фигура старухи. Ни одна побрякушка в ее волосах не дрогнула. В полной тишине сделала Эйге шаг, другой. Осужденный, не отрывая от старухи взгляда, пятился назад, пока спина его не уперлась в руки одного из рыбаков. Тот вновь толкнул Тола вперед, прямо под ноги вершительницы правосудия.

Оло поднялась на затекшие ноги и подала Эйге кость  смерти. Та направила ее на дрожащего от страха вора и высоким дребезжащим голосом запела заклятие. Она даже не коснулась осужденного, но тот вдруг словно окаменел. Щеки несчастного побелели, глаза остекленели, черты лица ужасно исказились. Он попытался закричать, но не смог издать ни звука. На губах выступила пена, тело задрожало, руки и ноги задергались, словно кто-то невидимый потянул за привязанные к ним веревочки. Через мгновение осужденный упал на настил и забился в смертельных судорогах.

Старуха прекратила пение, опустила кость и медленно удалилась в свою хижину. Тол не подавал признаков жизни. Мужчины обступили поверженного вора, и каждый плюнул ему в лицо. Подошла Оло с пустым кувшином и разбила его, осыпав казненного осколками. Мужчины отволокли бездыханное тело в маленькую лодочку и оттолкнули посудину от настила. И в то же мгновение гладь моря пошла легкой рябью, волны, поднимаясь все выше и выше, повлекли погребальное суденышко прочь от деревни морских скитальцев. Последние солнечные лучи позолотили край невесть откуда взявшегося облачка – и все погрузилось во тьму.

Ночью по крышам забарабанил дождь. Поляна прислушивалась к тому, как живительная влага струится по сухим листьям, звенит в кувшинах, и боялась встать, чтобы не спугнуть это чудо. Просочившаяся сквозь крышу капля упала ей на щеку, и женщина подставила иссохшие губы, стараясь поймать в них следующую каплю.

Дождь шел всю ночь и весь следующий день. Все кувшины, все раковины и даже перевернутый черепаший панцирь из хижины Эйге были полны долгожданной дождевой влагой. Женщины и девочки сидели под дождем и расчесывали мокрые волосы гребнями. Отмытые от морской соли смуглые рожицы мальчишек сверкали белозубыми улыбками. Болтающийся в своей колыбели новорожденный не выказывал никаких признаков недовольства обрушивающимися на него дождевыми потоками. Да, этот народ был детищем моря, но как бы он жил без влажного благословения небес?

ГЛАВА 29.

Пять дней старая Эйге восстанавливала силы. Все это время Поляна не находила себе места. Она то бродила по шатким мостикам от хижины к хижине, предлагая свою помощь женщинам племени в их нехитрых делах, то возилась с девочками, заплетая их жесткие черные волосы в косички и собирая для них на нитку ракушечные бусы.

Славень тоже не сидел без дела. В море его не брали, но сноровистым мужским рукам и в деревне было, чем заняться. Его стараниями и мостики стали прочнее, и дырявые крыши – надежнее. Любопытные ребятишки гурьбой следовали за гостем, что-то пытались объяснить ему на своем языке, приглашали поплавать и понырять.

Наконец долгожданный день наступил. Как только скрылись за горизонтом паруса рыбачьих лодок, Оло пришла за Поляной.

- Вопрошающая Духов ждет тебя, Золотая Коса. Нет, мужчины не смеют приближаться к хижине Эйге, когда она разговаривает с Иви! – девочка решительно встала на пути поднявшегося вслед за женой Славеня.

С тех пор, как она попала в жилище Эйге впервые, Поляна больше не видела старуху вблизи. Женщину поразила произошедшая в ней перемена: глаза, казалось, потухли, и без того морщинистая кожа свисала сухими складками, даже волосы высохли, словно трава на ветру.

Оло подтолкнула Поляну к старухе:

- Я привела к тебе гостью, уважаемая.

Эйге медленно оглядела стоящую перед ней женщину и указала на циновку рядом с собой:

- Садись!

Время тянулось медленно, так медленно, что Поляна решилась, было, нарушить молчание, но тут Эйге заговорила.

- Я помню свое обещание, Золотая Коса. Я спрошу Иви о твоей дочери. Но ты должна помочь мне, ведь только ты знаешь, какая она, твоя дочка. А я не могу объяснить Иви то, чего не знаю.

- Конечно, конечно, - закивала Поляна. -  Что я должна делать?

Старуха кивнула Оло, и та проворно сняла одежду и с нее, и с Поляны. Потом она помогла закрепить на запястьях и щиколотках старухи необычные для этих мест черные, красные и белые бусы вперемешку с маленькими колокольчиками, а на бедрах – повязку с погремушками и бубенцами. Из-под фигурки перламутровоглазой женщины была извлечена плошка с каким-то коричневым порошком. Девочка натерла порошком старуху, намазала им же лоб Поляны и подала ей глиняную чашку со скользкой и холодной белесоватой кашицей:

- Намажь виски, Золотая Коса!

 Поляна безропотно повиновалась, отметив, как быстро высохла на коже кашица. Оло подала еще одну плошку, в которой курился пучок высохших водорослей.

- Вдохни дым и постарайся ни о чем не думать!

Зеленоватая струйка дыма закачалась перед женщиной, щекоча ноздри и вползая все дальше, дальше – из носа в самые недра мозга.

Эйге тем временем сняла с шеи небольшой мешочек и высыпала из него зеленовато-коричневые сухие листики. Оло проворно набила ими короткую глиняную трубку и, подпалив содержимое от единственного горящего в хижине светильника, подала старухе. Затяжка, другая, третья…

С каждым вдохом изможденная старая женщина преображалась. В глазах вспыхнул огонь, подобрались обвисшие мышцы, перестали дрожать пальцы. Вот уже Эйге отбросила трубку в сторону и, сжимая в руках изогнутый посох, поднялась во весь рост. Она обошла хижину по кругу, касаясь посохом ритуальных фигурок, и встала напротив Оло. Девочка уже сидела возле акульих челюстей и негромко отбивала ритм на небольшом барабане.

Старуха стала медленно раскачиваться, что-то бормоча, затем неожиданно закричала, подпрыгнула и бешено закрутила бедрами. Побрякушки и бубенцы взметнулись в воздух, издавая громкий звон и треск.

Оло сунула горящую рыбу в охапку бурых сухих водорослей на плоском блюде. Повалил густой дым, смешанный с тошнотворным запахом рыбьего жира. Девочка сильнее ударила по барабану и запела.

Поляна почувствовала, как голову наполняет тепло, а лицо наливается тяжестью. Все мысли ее исчезли бесследно, казалось, что она погрузилась в состояние полного счастья. Оло все пела, пела, и Поляна стала вторить ей, произнося неведомые раньше звуки. Песня становилась все неистовее, и женщина лихорадочно старалась поспевать за ней. Она задыхалась, но боялась остановиться хоть на миг, чтобы перевести дыхание. Поляне казалось, что песня существует уже сама по себе, отдельно от нее, тем не менее, заставляя вибрировать каждый волосок на ее теле. В какой-то момент ей показалось, что все происходящее она видит как бы со стороны…

Барабан все грохотал, пересыпая пряной дробью переливы песни-заклинания. Эйге в бешеной пляске выкрикивала отдельные слова, все части ее тела двигались независимо друг от друга. Поляна со страхом и удивлением обнаружила, что лицо Вопрошающей Духов стало менять очертания: оно то казалось совсем узким, то расплывалось широким круглым блином. Не прекращая пения, женщина пыталась разглядеть на лице старухи что-то, помимо вдруг надвинувшегося на нее огромного глаза с красными прожилками и набухшими веками без ресниц, извивающегося отдельно ото рта красного языка, или увешанного серьгами из коралловых веточек уха…

Желтый свет окружил фигуру Эйге неярким мерцанием, а затем стал наплывать на Поляну. Через некоторое время глаза старухи налились кровью, вены на висках вспухли, изо рта потекла густая белая пена. Внезапно она издала дикий стон, вскинула руки к потолку и рухнула на циновку. И сразу же у Поляны потемнело в глазах.

Очнулась она от сладковатого запаха незнакомой травы, которую Оло поднесла прямо к ее носу. В голове и всем теле ощущалась необычайная легкость и свежесть. Поляна счастливо улыбнулась и приподнялась на локте.

Вопрошающая Духов сидела у стены хижины и, казалось, не видела ничего вокруг. Взгляд ее погасших глаз был неподвижен, руки плетьми лежали на коленях, губы вытянулись в еле заметную щель.

- Ну что, она что-нибудь узнала о Ясе?- прошептала Поляна Оло, не решаясь обратиться прямо к старухе.

- Иви нашли твою дочь по ту сторону жизни, - безучастно прошелестело в ответ.

- Как, моя дочь – мертва? – сердце Поляны рухнуло в бездну отчаянья.

- Я не сказала, что она умерла, - голос старухи все так же был лишен красок. – Иви твоей дочери в стране духов, но тело ее живо.

- Ничего не понимаю, - Поляна потерла пальцами виски. – Может, она просто спала?

- Может, и спала, да не просто. Дух ее не может вернуться в тело, ему нужно помочь.

- Как, как помочь? – Поляна кинулась к старухе, но была остановлена Оло.

Эйге долго молчала, так долго, что Поляна испугалась, не умерла ли она. Но нет, губы старухи вновь дрогнули, глаза взглянули на гостью осмысленно.

- Я могу вернуть Иви твоей дочери из страны духов, а вот доставить его к телу придется тебе и твоему мужу.

- Но мы не знаем, где ее тело! – отчаянью Поляны не было предела.

- Это твоя печаль, тут я тебе не помощница, - Эйге равнодушно взглянула на собеседницу. – Ну, так что, возвращать Иви в мир живущих?

- Возвращать, возвращать, - зашептала Оло на ухо Поляне. – Каждый Иви знает, где находится его тело, можно будет потом расспросить об этом Иви твоей дочери.

- Пожалуйста, пожалуйста, верни Иви моей дочери из страны духов! – взмолилась Поляна, встав перед Эйге на колени и схватив ее за ледяные руки.

- Хорошо, завтра я сделаю это. А сейчас – оставь меня в покое!

На другой день к хижине Вопрошающей Духов собрались все девочки деревни, не достигшие зрелости. Ни Поляну, ни других женщин и близко не подпустили к месту таинства. Им даже не было разрешено выходить из своих хижин. Несчастный младенец истошно вопил у себя в колыбели, но никто не подошел к нему, чтобы покормить или окунуть в воду. Мужчины с рассветом ушли в море, прихватив с собой и сыновей. Деревня обезлюдела.

- Неужели и тебе любопытство не чуждо? – ухмыльнулся Славень, наблюдая, как жена проделывает в тростниковой стене хижины дырочку, собираясь прильнуть к ней глазом.

- Разве ты не понимаешь, как важно для меня увидеть все самой? – Поляна удивлялась спокойствию мужа. – Ведь сейчас к нам вернется наша дочь!

- Бедная девочка! – Славень вспомнил свои скитания в виде ведогоня. – Жить без тела – это так мучительно!

- А вдруг на нее нападут эти страшные Иви, те «чужаки», которых выгоняют пальмовыми листьями?

- Не выдумывай, - Славень строго посмотрел на жену. – Я уверен, что Эйге все предусмотрела и сделает так, как нужно.

Поляна молча пожала плечами и пристроилась к дырочке. Славень, подумав немного, проделал в стене еще одну и тоже припал к ней глазом.

Между тем, Оло рассадила девочек вокруг хижины и дала каждой по зажженной рыбе. После этого она выбрала небольшой глиняный кувшинчик из тех, что стояли вдоль стены и предназначались для сбора дождевой воды. Вытряхнув из посудины последние капли, девочка подержала его горлышком вниз над огнем и заткнула деревянной пробкой. Эйге не показывалась из своей хижины.

- Что она там делает? – терялась в догадках Поляна.

Словно отвечая на ее вопрос, из хижины донесся барабанный бой и повалил густой белый дым.

- Должно быть, старуха опять начнет танцевать – пробормотала Поляна, вспомнив вчерашнее действо.

Подтверждая ее догадку, зазвенели колокольчики и послышались вопли старухи. Оло тоненьким голоском выводила замысловатую мелодию. Все быстрее, все напряженнее ритм пляски, все громче, громче голоса: старый и молодой. И вдруг – тишина.

Дым рассеивается над водой, догорели светильники-рыбы, но девочки все так же неподвижно сидят вокруг хижины. И вот из-за занавески показывается Оло. В руках у нее уже знакомый Поляне кувшин, запечатанный деревянной пробкой. Девочка что-то говорит подружкам – те, не скрывая радости, бегут к своим хижинам. Оло бережно несет кувшин к Поляне и Славеню.

- Вот, - голос девочки звенит от торжественности, - здесь находится Иви вашей дочери. Нельзя открывать пробку до тех пор, пока Иви не окажется рядом со своим телом.

- Как, - Поляна не верит своим глазам, - Яся сидит в этом кувшине?

- Иви Яси, - поправляет женщину Оло.

- А вдруг кувшин просто пуст? – не унимается Поляна. – Мы найдем тело дочки, а оживить его не сможем. Что тогда?

- Без Иви вам и тела-то не найти, - девочка строго смотрит на сомневающуюся Поляну. – Приложи кувшин ко лбу.

Дрожащими руками женщина подносит к голове кувшин и прижимает его к пылающей коже.

- Закрой глаза, - наставляет Оло. – Смотри и слушай!

В глубокой черной бездне перед внутренним взором Поляны и впрямь появляется сияющее зеленовато-фиолетовое пятно. Оно ни капельки не похоже на Ясю, но Поляна вдруг отчетливо понимает: это она, ее любимая доченька.

- Мама, - шелестит в ушах ее голос, - мама, я здесь, я наконец-то вырвалась из Нави! Нужно быстрее добраться до моего тела, ведь скоро должен родиться ребенок.

- Где оно, твое тело, доченька? – Поляна не замечает, что ее губы даже не шевельнулись, но дочь услышала.

- Оно у Черных вдов, мама. Это недалеко от нашей деревни. Возвращайтесь в Самозвонную рощу, а там  я подскажу, куда идти дальше.

Легко сказать – возвращайтесь! До Самозвонной рощи, как до края света, нужно еще топать и топать. Главное – попасть на Крит, к заветному подвалу, где находится вход во временной коридор. Поляна прижимает кувшин к груди и с отчаяньем смотрит на мужа:

- Как мы попадем на остров?

Славень, не слышавший ни слова из разговора дочери и матери, удивлен:

- Какой еще остров? Разве ведогонь Яси не у тебя в руках?

- Ведогонь? Ах, да, конечно – ведогонь. Это здесь духов называют Иви, – Поляна как будто и слышит, и не слышит мужа – вся в своих мыслях.

- Причем здесь остров? – настаивает Славень, легонько встряхивая жену за плечи.

- Яся сказала мне, что ее тело недалеко от Самозвонной рощи. Нужно попасть на Крит, чтобы воспользоваться временным коридором.

- Уф! – Славень облегченно вздыхает. – Это уже проще: не нужно искать иголку в стогу сена. Кроме того, морские скитальцы ожидают корабль, который обычно в это время года привозит их повзрослевших сыновей и забирает мальчишек для работы ловцами жемчуга. Нужно расспросить Оло, скоро ли прибудет этот корабль? На нем мы и доберемся до Крита.

- Как же, повезут нас на Крит! – засомневалась Поляна. – Нам нечем заплатить за это.

- Не волнуйся, родная, что-нибудь придумаем, - успокоил жену Славень. – Нам бы только на корабль попасть, а уж там магия  Гора выручит.

- Тогда я расспрошу Оло, - Поляна бережно передала кувшин с ведогонем Славеню.

Тревожный взгляд Дождевой Капельки встретил Поляну, вошедшую в хижину Эйге. Девочка на коленях стояла перед старухой и вглядывалась в ее лицо. Одетая в ритуальный наряд, Вопрошающая Духов лежала на спине возле акульих челюстей. Руки ее были раскинуты в стороны, на губах засыхала пена. Оло держала у носа старухи пучок пряно пахнущей травы, видимо, стараясь привести ее в чувство.

У Поляны тревожно защемило сердце: что-то не так! Она подошла ближе и заглянула старухе в лицо. Ввалившиеся щеки, заострившийся нос, полуприкрытые глаза…

Женщина опустилась на колени и припала ухом к груди Эйге: так и есть, сердце старухи молчало!

- Она мертва! – Поляна обернулась к девочке. – Что случилось?

- Не-не-не знаю, - Оло заикалась от страха. – Я пришла – она лежит. Так всегда бывает после разговора с Иви. Нужно понюхать вот эту траву – тогда очнешься. Только Эйге не хочет нюхать.

- Она умерла, - повторила Поляна, удивляясь тому, что Оло не понимает ее.

Кажется, до девочки дошел смысл этих страшных слов. Она завопила во весь голос и стрелой выскочила из хижины. Через некоторое время вопли раздавались уже в каждой хижине плавучей деревни. Голосящие женщины и девочки выскакивали наружу, рвали на себе волосы и бежали, рискуя свалиться в воду с шатких мостков, к жилищу Вопрошающей Духов. Обнаружив у бездыханного тела старухи Поляну, они завопили еще громче, тыча в чужестранку пальцами и размахивая руками. Оло пыталась что-то им растолковать, но девочку никто не слушал. Когда одна из вопящих вцепилась Поляне в волосы, стало понятно, что именно ее обвиняют в смерти Вопрошающей Духов.

- Оло, Оло! - кричала  Поляна, отбиваясь от налетевших не нее женщин. – Объясни им, что я не виновата!

С Поляны сорвали одежду и впились ногтями в грудь. Из рассеченной губы сочилась кровь. Клочья белокурых волос валялись на циновках. Женщину повалили и принялись пинать ногами. Оло бегала вокруг побоища и пыталась оттащить соплеменниц от потерявшей сознание  жертвы – ничего не помогало. Тогда девочка схватила изогнутый посох старухи и принялась дубасить им по спинам, рукам, головам озверевших баб. Это возымело действие.

Слегка охолонув, женщины обернулись к Оло. Та вскочила на панцирь огромной черепахи, на котором обычно восседала Вопрошающая Духов, и, стукнув по нему посохом, что-то властно прокричала. Все моментально упали на колени и поползли прочь из хижины. Когда за занавеской скрылась последняя из женщин, Оло подошла к Поляне и сунула ей под нос свою траву.

Прошло довольно много времени прежде, чем избитая Поляна открыла глаза.  

- Они подумали, что это ты виновата в смерти Эйге, - прошептала Оло, то ли оправдывая, то ли осуждая соплеменниц.

- Ты разубедила их? – Поляна еле разлепила распухшие губы.

- Нет, они остались при своем мнении.

- Почему же они ушли?

- Теперь я – Вопрошающая Духов. Я прогнала их!

В глазах девочки мелькнула гордость, но смятение испуганным зверьком тут же метнулось под ресницами.

- Они потребуют  твоей казни у вождя.

- Как глупо умереть сейчас, - устало вздохнула Поляна.

- Я велю отвезти тебя к Дереву Справедливости, - девочка тронула Поляну за руку. – Прости, большего сделать я не могу.

- Что еще за дерево посреди океана?

- Дерево Справедливости растет на острове недалеко отсюда. У преступников оно высасывает кровь. Но ведь ты же не виновата, - не совсем уверенно закончила девочка.

- К этому острову подходят корабли? – у Поляны затеплилась надежда на побег.

- Нет, о нем не знает никто, кроме морских скитальцев. Сбежать и не думай: твоего мужа не возьмут на остров, оставят заложником. До возвращения мужчин тебе придется посидеть здесь, связанной – так безопаснее.

- Ну что ж, вяжи, - протянула Поляна руки.

- Что это тут происходит? – на пороге возник Славень.

Увидев избитую жену и мертвую старуху, мужчина все понял: свершился самосуд. Не зря его встревожили крики женщин, которые сначала он принял за ритуальные.

- Что с тобой сделали, Ляночка? – Славень кинулся к жене, обнял ее, прижал к себе.

- Меня обвинили в смерти Эйге, - Поляна поморщилась от боли.

- Сейчас я разнесу в пух и прах эту плавучую помойку! – рассвирепел Славень. – Они  у меня узнают, как избивать не виновных!

- Подожди, милый, не горячись, - Поляна потянула мужа за руку. – У нас нет лодки – сбежать нам не на чем. Вернутся рыбаки – и тебе не поздоровится. Придется все же мне отправиться к Дереву Справедливости. А ты останешься здесь с Ясей.

- Нет, вернутся рыбаки – я всех подниму в воздух заклятием Гора, и мы уплывем на самой лучшей их лодке.

Поляна укоризненно взглянула на мужа:

- Разве они провинились? Ты собираешься наказать людей, приютивших нас среди моря, деливших с нами кров и еду.

- Но их женщины чуть не убили тебя!

- Они раскаются в этом после того, как я побываю у Дерева Справедливости.

На следующее утро связанную по рукам и ногам Поляну погрузили в лодку. Шестеро мужчин во главе с вождем морских скитальцев подняли парус, ловя ветер. Тут из хижины Эйге, в которой женщины племени готовили старуху в последний путь, вышла Оло в бусах с колокольчиками и с посохом Вопрошающей Духов в руках.

- Вы не смеете вершить правосудие без меня! – заявила девочка.

Вождь насмешливо взглянул на Оло:

- Ну что же, уважаемая, залезай в лодку!

Плыли долго. Солнце было уже в зените, когда на горизонте показался крошечный клочок земли.

- Вон там растет Дерево Справедливости, - прошептала Оло на ухо Поляне.

Когда Поляну извлекли из лодки и развязали путы, женщина чуть не упала: ноги затекли и не желали слушаться. Двое мужчин подхватили ее под руки и поволокли вглубь острова. Оло едва поспевала за ними. Колокольчики на ее щиколотках и запястьях отчаянно звенели, распугивая пестрых птиц и ящериц. Раза два в зарослях кустов мелькнули небольшие зверьки, похожие на белок. Бабочки летучими цветами кружились в потоках света, пробивающегося сквозь листву деревьев.

У крошечного озерца, почти что лужи, остановились. Мужчины жадно припали к воде, шумно глотая и фыркая, поднимая со дна муть и стаи водяных блох. Позволили напиться и Поляне. Оло набрала в ладошки воды и плеснула себе в лицо: теперь я буду самой красивой в племени! Поляна осторожно смочила водой синяки и подживающие раны.

В десятке шагов от озерца остановились. Здесь, посредине поляны, росло странное дерево – с двумя стволами на общих корнях. С обоих стволов свисали не то лианы, не то голые ветви, а в их переплетении скалился человеческий череп.

У Поляны ноги подкосились: ничего себе – Дерево Справедливости! На земле под странным растением и в его ветвях валялись скелеты.

- Не бойся, - шепнула Оло. – Дерево – волшебное. Оно высасывает кровь только у тех, кто совершил преступление, а людей, обвиненных несправедливо, отпускает на волю.

Поляну грубо схватили и толкнули к одному из стволов. Женщина не устояла на ногах, ободрав щеку о жесткую кору. С трудом поднялась, ухватившись за ветку. И тут…

Впоследствии Поляна вспоминала о том, что с ней произошло, с диким ужасом. Свободно висевшие ветви-щупальца вдруг взметнулись, опутали ее со всех сторон и сжали со страшной силой. Женщина закричала, пытаясь вырваться, задыхаясь, теряя сознание. Но через мгновение Дерево Справедливости вынесло приговор: щупальца разжались, и Поляна, едва живая, выпала из смертельных объятий.

- Она невиновна! – закричала Оло, бросилась к Поляне и подняла ее на ноги.

Мужчины пожали плечами и двинулись в обратный путь. Они даже не удосужились подождать оправданную Деревом Справедливости чужестранку и ту, которая только вчера объявила себя Вопрошающей Духов.

Оло теплыми ладошками растирала Поляне ноги.

- Потерпи, потерпи, сейчас я сниму боль. Эйге учила меня снимать боль.

Поляна улыбнулась и вспомнила, как легко ей было врачевать и не такие раны! Увы, ее дар исчез бесследно.

Боль, однако, и в самом деле прошла, и Поляна благодарно улыбнулась маленькой целительнице.

- Выходит, Вопрошающая Духов еще и лечить умеет?

- Конечно, умеет! Любая болезнь в человеке оттого, что с Иви его не все в порядке. Только я не все болезни лечить  умею, - шепотом призналась Оло. – Эйге научила меня только снимать боль, больше – ничему не успела научить. Поэтому я очень боюсь.

- Чего боишься?

- Если я не смогу вылечить кого-нибудь из нашего племени – меня саму приговорят к смерти. Говорят, та, что была Вопрошающей Духов до Эйге, умерла именно поэтому.

- Не бойся, малышка, я научу тебя кое-чему, - пообещала Поляна, поднимаясь на ноги.

- Ты умеешь лечить людей? – глаза Оло округлились от удивления.

- Умела.

Поляна не успела больше сказать ни слова: впереди раздался страшный крик, потом возбужденные мужские голоса, треск ломаемых веток…

На поляну выскочили ушедшие вперед мужчины. Они что-то прокричали Оло, та побледнела и беспомощно оглянулась на Поляну. Девочку схватили под мышки и поволокли в чащу. Поляна заковыляла следом.

На траве за кустами корчился в судорогах вождь морских скитальцев. Рядом валялась полуторосаженная змея с размозженной головой. Девочке указали на едва заметные ранки от зубов змеи на лодыжке вождя и грозно встали вокруг – лечи, Вопрошающая Духов!

Косясь на мертвую змею и дрожа всем телом, Оло приблизилась к умирающему. Поляна сразу поняла, что помочь ему не сможет уже никто: глаза бедняги закатились, распухший язык вывалился изо рта, кожа покрылась испариной и была бледнее морской пены.

Девочка принялась растирать ногу вождя так же, как только что растирала ноги Поляны. Она, глупышка, надеялась унять боль! Однако прикосновения девичьих рук оказались слишком болезненными для мужчины. Взвыв, он лягнул целительницу, отбросив ее далеко в сторону. Похоже, последние силы были вложены в это движение: мужчина вытянулся и затих.

Даже не знающей языка морских скитальцев Поляне было ясно, какие ругательства и обвинения в невежестве обрушились на юную целительницу. Ее подняли за шиворот и стали трясти, вымещая на бедной девочке ужас и злобу. Вот один из рыбаков что-то крикнул – и все шестеро выхватили из-за пояса ножи. Мужчины встали в два ряда лицом друг к другу и что-то приказали Оло. Она побледнела от страха, но покорно приблизилась к мужчинам. Шаг, другой сквозь строй. Один нож вонзился в девичье тело, посылая его на следующий.

- Нет! – вопль Поляны испугал даже ее саму.- Нет, вы не смеете ее убивать! Ублюдки!

Не помня себя, Поляна выбросила вперед руки привычным жестом и обрушила на убийц весь свой гнев, весь свой протест!

Голубой огонь метнулся к застывшим от изумления мужчинам и хлестнул их яростной молнией. Задымилась обожженная кожа, вспыхнули волосы на головах. Все шестеро рухнули неподалеку от вождя, не подавая признаков жизни.

Поляна изумленно уставилась на свои руки. Ее дар вернулся? Ее дар вернулся! О, Боги, неужели он вернулся, чтобы стать злом?!

Женщина кинулась к поверженным рыбакам, вгляделась в лица, прижалась ухом к сердцу. Слава Богам, они были живы!

Бежать, бежать отсюда, покуда те не пришли в себя и вновь не взялись за ножи! Поляна схватила за руку оцепеневшую от страха Оло и побежала к морю.

- Все будет хорошо, все будет хорошо, - повторяла она на бегу, успокаивая то ли Оло, то ли себя.

Ветки цеплялись за одежду и волосы, ящерицы шарахались из-под ног. Скорее, скорее! Вот уже лодка видна. Что делать, ведь Поляна не умеет обращаться с парусом?

Столкнула лодку в воду, тянет за какие-то канаты. Вдруг на борт ложится чья-то рука, высунувшаяся из воды. Поляна готова умереть от страха, Оло – почти умерла.

Из воды высовывается странная голова, плечи – и вот уже Славень в дыхательном костюме вваливается в лодку, прижимая к себе одной рукой кувшин. На опушке леса показались опомнившиеся от удара скитальцы.

- Оло, ты умеешь ставить парус? – кричит Поляна, тряся девочку за плечи.

Славень снял шлем, бережно положил на дно лодки кувшин с ведогонем Яси. Когда это он научился так ловко управляться с парусом? Ветер наполнил ткань, подхватил лодку и понес ее в море. Все быстрее, быстрее. Спасены! Спасены!

…Давно скрылся из виду остров с растущим на нем Деревом Справедливости. Лодка мчится по морю, подпрыгивая на волнах. Славень следит, чтобы парус был полон ветра, но куда держать путь, он не знает.

Поляна остановила кровь, струившуюся из раны Оло, успокоила и приголубила девочку. Вернуть Вопрошающую Духов в плавучую деревню было сложно: где ее искать посреди океана? Девочка и сама не хотела возвращаться, ведь дома ее ждала смерть.

К вечеру море успокоилось, ветер стих, парус повис спящей летучей мышью. Далеко-далеко на горизонте чернели скалы, за которыми в уютной бухте расположилась плавучая деревня морских скитальцев. Мучительно хотелось пить, животы сводили голодные спазмы.

- Вот так спаслись! – Поляна не то, чтобы пала духом, но бесконечные неприятности явно выбили ее из колеи. – Если так и дальше пойдет, то вряд ли мы долго протянем.

Оло жалобно посмотрела на свою спасительницу и промолчала. Славень старался выглядеть уверенным и сильным. Он понимал, что женщинам не на кого больше надеяться.

- А ну, не ныть! – попытался он пошутить. – Если вы сейчас начнете плакать, то море выйдет из берегов и затопит остров Крит. Что мы тогда делать будем?

- Я думаю, нужно плыть в сторону бухты, все же там где-то недалеко берег. Поплывем вдоль берега – найдем где-нибудь людей. Они помогут, по крайней мере, напоят и накормят.

- Ну что ж, если ветер подует – поплывем. Весел я что-то в этой посудине не видел.

Вечерняя прохлада слегка облегчила страдания беглецов. Они даже улеглись на дне лодки, надеясь поспать до утра.

Среди ночи Оло проснулась оттого, что о борт лодки что-то ударилось. Девочка встала на колени и выглянула наружу. Так и есть: к лодке прибило небольшой плот из десятка связанных между собой жердей. На плоту лежало мертвое тело старой Эйге.

- Ой! – Оло хотела разбудить Поляну, но ее остановил всплывший в голове шепот Вопрошающей Духов.

- Не бойся, Дождевая Капелька. Это я с тобой говорю, Иви твоей наставницы.

Оло открыла зажмуренные от страха глаза и всмотрелась в погребальный плот. Наряженная в последний путь, окруженная нехитрым скарбом, блюдами с едой и кувшинами с водой, на циновке возлежала Эйге. Все так, как и должно быть, согласно традициям морских скитальцев.

- Прости меня, девочка, я не научила тебя при жизни многому. Из-за этого ты чуть не умерла. Теперь тебе нет дороги назад.

- Куда же мне идти? – робко прошептала Оло.

Никогда раньше не разговаривала она с Иви, но ведь этому ей суждено было научиться. Сама Вопрошающая Духов выбрала себе преемницу среди десятка девчонок, разглядев в Оло то, чего не было у ее подружек.

- Теперь твой путь – это путь Золотой Косы и ее мужа. Ты должна стать хранительницей Иви их дочери. Ты должна помочь им там, где сами они будут бессильны.

- Я же ничего не умею!

- Ты умеешь достаточно, чтобы выполнить свое предназначение.

- Но прежде мы умрем посреди моря от голода и жажды, - отчаянье сквозило в словах Оло.

- Разве мало еды и воды вокруг моего тела?

- Что ты, что ты! – испугалась девочка. – Всемогущий Тха-Тан покарает нас, если мы прикоснемся к тому, что приготовили тебе в последний путь.

- Поверь мне, милая девочка, здесь, в мире духов, ни вода, ни еда не нужны. Примите все это в дар от старой Эйге.

- Но мы не знаем, куда плыть.

- Смотри, вон там в небе горит звезда. Нет, не та, яркая и сияющая, а другая – поменьше и пониже ее. Видишь, как переливается она разными цветами: зеленым, красным, желтым? Ночью будете держать курс на эту звезду, а днем – в ту сторону, куда уходит солнце на ночлег. К утру поднимется ветер – не проспите этот момент. Не пройдет и двух дней, как лодка окажется у острова, к которому так стремятся твои попутчики.

- Спасибо, уважаемая Эйге, - Оло поклонилась останкам старухи.

Перевесившись за борт, она аккуратно подвинула к себе блюда с едой и кувшины с дождевой водой, а потом по очереди переставила все это в лодку. На освободившееся  место девочка положила дыхательный костюм Славеня – единственную вещь, достойную, по ее мнению, возместить утраченное покойницей. Затем девочка оттолкнула плот от лодки:

- Прощай, милая Эйге! Добрый путь тебе в мир духов!

ГЛАВА 30.

- Послушай, Атей! Долго еще мы будем тащиться по лесным дебрям неведомо куда? – усталый Шустрик то и дело отставал от своего спутника, не поспевая за размашисто шагающим парнем.

- Сидел бы дома, коли уже сейчас тебе путь долгим кажется, - отмахнулся от домового Атей.

- Долгим – не долгим, а отдохнуть надо! – Шустрик обиженно засопел. – У тебя ноги вон, какие длинные. Где ты один раз шагнешь, мне три раза переступить надо. И вообще – я есть хочу!

- Тебя легче убить, чем прокормить, - рассмеялся Атей. – Мы же на рассвете у Заримы наелись, прежде чем в путь пускаться, а теперь только полдень. Я думал, той кринки молока, которую ты один выдул, тебе хотя бы до вечера хватит.

- Поголодал бы ты с мое – не смеялся бы над брошенным домовым, - совсем разобиделся Шустрик.

- Ну, ладно, ладно, приятель, - смилостивился Атей. – Сейчас я тебя накормлю, а то еще помрешь с голоду.

Юноша остановился, огляделся и, выбрав симпатичную прогалинку между кустами подлеска, уселся на траву.

- Ну, что же ты медлишь? – Атей развязал собранный в дорогу узелок. – Зарима тут много вкусненького припасла.

Шустрик шлепнулся рядом и запустил мохнатую лапку в узелок. Нащупав вареное яйцо и краюху хлеба, он заурчал от удовольствия, как кот.

- Теперь я точно до вечера продержусь, - домовой с неимоверной быстротой очистил яйцо и целиком засунул его в рот.

- Продержишься, если не подавишься, - улыбнулся Атей.

Юноша был рад, что у него есть спутник. Достаточно пришлось ему путешествовать в одиночку, когда, бывало, по седмице некому было слова сказать. Шустрик, с его безобидным ворчанием, оказался все же подходящим товарищем. Узнав, что Атей намерен отыскать ушедшую из дома жену, домовой наотрез отказался оставаться в покинутом хозяевами жилище.

- И не вздумай меня отговаривать, - заявил он решительно. – Больше сил моих нет сидеть за холодной печкой, да пауков гонять по углам. Пойдем вместе хозяюшку нашу из беды выручать.

- Откуда ты знаешь, что из беды? Может, она в соседней деревне живет – не тужит.

- А куда  в таком случае Славень с Поляной подевались? Ты что, в самом деле, думаешь, они дочку в соседней деревне не нашли, или, может быть, вместе с ней неведомо у кого загостились? – Шустрик недоуменно уставился на Атея.

- Твоя правда, - согласился тот. – Родители давно уже за дочкой отправились, а до сих пор не вернулись.

- Вот и я говорю: худо дело. Худо, ой, худо! – запричитал, заохал домовой.

- Перестань! – оборвал его Атей. – И без тебя тошно. Давай лучше подумаем, где Ясю искать будем?

- А чего тут думать: в соседней деревне обязательно след отыщется. Тут одна дорога, ее ни Яся, ни Поляна со Славенем не могли миновать. Расспросим селян, что-нибудь обязательно узнаем.

- Ну что ж, тогда не будем терять времени, - Атей стряхнул крошки и вскочил на ноги. – До заката, я думаю, доберемся до места.

Смеркалось, когда путники вошли в деревню за лесом. Единственная улица еще хранила сытный дух недавно прошедшего стада, из хлевов доносились звуки молочных струй о подойники, то тут, то там матери скликали домой ребятишек.

- Эх, опоздали чуть-чуть! – Атей не мог скрыть досады. – Если бы не задержались из-за обеда, успели поговорить с встречающими скотину женщинами. Бабы – народ приметливый, они б нам обязательно рассказали, куда Яся пошла, у кого остановилась.

- Опять ты за свое! – Шустрик даже ладошками себя по ляжкам хлопнул. – Нет Яси в деревне, это уж совершенно точно. А о том, в какую сторону ее дядька увел, мы и завтра узнаем. Утром стадо начнут собирать, а потом бабы к колодцу придут – вот и расспрашивай их вволю!

- Твоя правда, - Атей только сейчас почувствовал, что и он устал и проголодался. – Пойдем-ка в трактир, поужинаем, да и заночуем.

- Это ты славно придумал, - рот домового тут же наполнился слюной. – Я шибко голодный.

Теперь уже Атей не поспевал за товарищем, припустившим к трактиру.

В заведении было темно и пусто. На стук двери появился хозяин, смахивая крошки с бороды и щурясь от поднятой в руке свечи. Поняв, что пришедший – не местный пьянчужка, а вполне приличный путник, трактирщик засуетился. Он поставил свечу на стол, обмахнул его тряпкой и изобразил на лице приятную улыбку.

- Чего изволите, милейший?

- Миску горячих щей, хлеба и кувшин кваса.

- Две, две миски, - зашипел невидимый Шустрик, толкая приятеля в бок. – Опять ты обо мне забыл!

- Угомонись, не забыл я тебя, - прошептал Атей, когда хозяин пошел за едой. – Интересно, как бы я объяснил трактирщику, для кого вторая миска?

- Что же, мне теперь голодным спать ложиться?

- Хлебай из моей миски. Коли мало будет – добавки попросим.

- А, ну, если так – ладно!

Шустрик взгромоздился на лавку рядом с Атеем и стал ждать угощения. Вскоре миска горячих щей и кувшин кваса стояли на столе. Атей взял в руку деревянную ложку и едва успел опустить ее в густое ароматное варево, как количество щей в миске заметно убавилось. Пока юноша нес ложку ко рту, миска опустела наполовину, а, потянувшись к ней во второй раз, Атей стукнул ложкой уже по оголившемуся дну.

- Ну, и мастак ты покушать, приятель! – шепнул Атей.

В ответ домовой сытно икнул и ополовинил кувшин кваса. Послышалось пыхтение, легкие шаги к печке – и все стихло.

- Принеси-ка, любезный, еще щец! – Атей облизал ложку и отломил кусок от краюхи хлеба.

Трактирщик пожал плечами, но, ничего не сказав, отправился выполнять заказ.

- Ты где, приятель? – позвал Атей домового. – Наелся ли?

- Угу, - донеслось из-за печки.

- Ты, никак, уже и на ночлег устроился?

- Почти, - отозвался Шустрик, позевывая. – Вот с приятелем в угольки пару раз сыграю – и на боковую.

- Надо же, он уже и приятеля завел! – удивился Атей. – А ухватом по голове не получишь?

- Здешний домовой – мирный, - успокоил товарища Шустрик. – Это потому, что он семейный. Женка ему озорничать не велит, вот разве что в угольки сыграть с гостем. У них и дочка есть. Ты ее остерегись, - добавил Шустрик шепотом. – Домовица в полном соку.

- Какая еще домовица?

Ответа на свой вопрос Атей не получил, так как появился трактирщик со щами.

Атей, не торопясь, выхлебал угощенье, расплатился одной из немногочисленных монет, подаренных на прощанье скоморохами.

- Ночевать у меня останешься, милок? – трактирщик был сама любезность.

- Если не помешаю, посплю до утра вот здесь, на лавке.

- Ну, спи, коли идти некуда.

Трактирщик задул свечу и отправился на покой.

Атей лежал на лавке с открытыми глазами и никак не мог уснуть. В голову лезли всякие мысли, сея тревогу на сердце. В углу за печкой похрапывал Шустрик. В оконце заглядывала ущербная луна, заливая призрачным светом столы и лавки. Где-то далеко перебрехивались собаки.

Послышались легкие шаги по земляному полу. Атей почувствовал, как озноб пробежал по спине, но не смог пошевелить и пальцем: руки-ноги налились тяжестью. Скосив глаза, он увидел рядом с лавкой, на которой лежал, невысокую девушку.

Такой красавицы юноше еще не доводилось встречать ни разу. Овальное лицо безукоризненной формы обрамляли блестящие черные волосы. Они струились по плечам, по спине – до самых щиколоток. Ни один волосок не выбивался из этого ослепительного покрывала. Такие же брови цвета воронова крыла выгибались над глубокими черными очами. Ресницы были так пушисты и длинны, что тень от них покрывала половину нежнейших бледно-розовых  щек. Тонкий аккуратный носик, влажные чувственные губы. Ах, эти губы были так хороши, сочны и страстны, что Атею поневоле захотелось испить источаемую ими негу!

Тонкая сорочка не скрывала тела чаровницы. Грудь, упругая девичья грудь звала припасть губами к соблазнительным полушариям, попробовать на вкус темно-малиновые ягоды сосков. Живот, даже с виду гладкий и прохладный, заканчивался упоительными темными завитками.

Рассматривать ноги у Атея не хватило сил. Его мужское естество рвалось навстречу волнам страсти, исходящим от красавицы. Казалось, сердце не выдержит сладкой муки. Казалось, единственное спасение в этом омуте вожделения – поскорее обнять неземное существо и слиться с ним.

Девушка повела плечами, и сорочка соскользнула на пол, обдав Атея сладким ароматом. Не говоря ни слова, одалиска присела на лавку, прижалась к юноше горячим бедром и потянулась губами к его губам.

- Я же говорил тебе: остерегайся домовицы! – Шустрик возник из ниоткуда и шлепнул девицу по голому заду. – А ну, пошла за печку, озорница!

Девушка зло сверкнула очами, подхватила с пола сорочку и растворилась в воздухе. Атей лежал на лавке, все еще не в силах двинуть ни рукой, ни ногой, и хватал ртом воздух, словно выброшенный на траву карась.

- Ишь, бестия! – ворчал Шустрик, косясь на угол за печкой. – Чуть отец с матерью не доглядели – она уже норовит красавчика окрутить. Хорошо, я вовремя подоспел, не то – быть беде!

Атей наконец-то совладал с собственным телом и сел на лавке. Лоб его был влажен от испарины, сердце выскакивало из груди, во рту пересохло.

- Кто она? – прохрипел еле слышно.

- Ну, ты тупой! Я же тебе битый час толкую:  домовица это, дочка здешнего домового. Домовые, они тоже не без греха. Иногда сходит иной от жены «налево», к ведьме какой-нибудь, а та ему дочку-то и подкинет, чтоб воспитывал, значит. Хорошо, если домовой у людей еще не поселился, тогда от малого дитяти никакого вреда. Однако стоит домовому переселиться к людям, как домовица, дочка его, значит, тут же превращается в страстную красавицу и не успокоится до тех пор, пока с кем-нибудь из мужчин не заведет шашни. Случись такое – пропал мужик! Будет к нему домовица до тех пор ночами шастать, пока страстью своей совсем не изнурит любовника.

- Да уж, устоять против такой невозможно, - согласился Атей.

- А я тебе что говорю! Хотя иные – сопротивляются, даже пробуют бросить любовницу, только от этого лучше не становится.

- Как это?

- Да так это. Домовица обиды не прощает, мстит жестоко: с ума сводит, или ночными кошмарами в петлю загоняет.

- Ну, дружище, спасибо тебе, вовремя ты вмешался!

- Не радуйся, если ты домовице приглянулся, она от тебя не отстанет. Что же, мне всю ночь тебя караулить?

- И то верно. Пойдем-ка отсюда. Лето на дворе, где-нибудь на травке поспим.

Приятели на цыпочках вышли из трактира и, не оглядываясь, зашагали вдоль улицы к другому краю села.

ГЛАВА 31.

Чужак обосновался в заброшенной медвежьей берлоге. Здесь, вдали от людей, он оттачивал свое колдовское искусство и ждал очередного задания. Время от времени ему приходилось бродить по лесу в поисках еды и крошечных грибов на тонкой ножке, из которых колдун готовил магический отвар.

В этот день грибов попалось особенно много. Чужак, довольный находками, развесил большую часть грибов на сучках сушиться, а остальные засунул в рот и принялся медленно жевать. Язык, перемешивающий едкую кашицу, сделался толстым и неповоротливым, мысли мухами зудели в голове, путались и разлетались без следа, глаза застилала благословенная, долгожданная темнота. Чужак знал, что еще немного, и он оставит отягощающее его тело и погрузится в Великий Хаос, сольется с ним, закружится в вихре тьмы. Ожиданиям его, однако, не суждено было исполниться.

В центре берлоги вспучился черный шар. Лопнув, он оставил на своем месте толстую черную свечу, рассеивающую вокруг тьму. Моментально солнечный свет померк, слабыми отблесками оставшись где-то на верхушках деревьев. Черный шатер мрака накрыл поляну.

Чужак выплюнул грибную кашицу, с сожалением почмокал губами и попытался восстановить способность соображать. К тому времени, когда это ему, наконец, удалось, на корне в углу логова уже сидел Старый колдун в черном плаще с надвинутым на глаза капюшоном.

- Приветствую тебя, Учитель, - Чужак с трудом передвигал непослушный язык. – С чем пожаловал?

- С новым заданием, - сверкнул из-под капюшона черными глазами Старый колдун. – Придется тебе слегка размяться, не то ты совсем озвереешь в своей берлоге.

- Ого, размяться! – обрадовался Чужак. – В какую деревню прикажешь отправиться?

- Недалече. Выберешься из леса к озеру – увидишь деревеньку небольшую, в одну улицу…

- Ох, давно я по бабам не ходил! – размечтался Чужак, предвкушая новые знакомства.

- Ты, кобель, старших-то не перебивай! – осерчал Старый колдун. – Я тебя не баб совращать посылаю. Наследник мой в опасности.

- Он что, уже родился?

- Пока не родился, но, если ты не вмешаешься, может родиться не там, где нужно мне.

- Не понял.

- Внучку мою, Ясю, Темный из дому увел. Тело ее с растущим в нем младенцем сейчас у Черных вдовушек, а ведогонь – в Нави…

- И ты, конечно, уже позаботился о том, чтобы будущая мамаша стала Темной?

- Не перебивай! Мои заботы тебя не касаются. Муженек внучки из странствий вернулся, а жены дома нет. Вот он и помчался ее разыскивать. Ты должен помешать Атею найти Ясю.

- Как же он найдет Ясю, если она в Нави?

- В Нави – ведогонь, а тело-то здесь, рядышком, в осиновой роще, в паучьем домике.

- Атею ни за что не найти дорогу к Черным вдовам!

- Ты недооцениваешь его, ведь он – носитель древних знаний скитов. Кроме того, домовой увязался с Атеем, а тому переходить из мира в мир не впервой.

- Хорошо еще, что Поляна со своим мужиком дома сидит, - Чужаку, похоже, неприятно было вспоминать о матери Яси.

- Ошибаешься, родители за дочкой помчались на следующий же день, да только дорожку неверную выбрали. Вот и тебе нужно Атея запутать, а может, и убить. Нельзя допустить, чтобы он нашел тело Яси и помешал наследнику моему родиться на пороге Хаоса.

- Пришли мне Темного в помощники.

- Темный другим делом занят, - Старый колдун не стал посвящать Чужака в подробности.

- Ну, так посоветуй хотя бы, как с Атеем расправиться?

- О, ты меня разочаровываешь, - Старый колдун недовольно взглянул на Чужака. – Все силы Великого Хаоса в твоем распоряжении: стихии, разрушающие порядок в природе; болезни и раны, разрушающие тело и здоровье; обман, похоть, тщеславие, разрушающие душу; смерть, наконец! Разве недостаточно заклинаний я тебе передал, чтобы пустить все это в ход?

- Хорошо, Учитель, я выполню твое задание. Этой же ночью разыщу Атея.

- Его искать не нужно: он в деревне на берегу озера. Постарайся, чтобы первым, у кого он спросит о Ясе утром, оказался ты.

- Атей меня видел раньше и сразу узнает.

- Ты разве забыл, что колдуны перевоплощаться умеют?

 - И то верно.

Атей проснулся оттого, что мохнатая лапка тянула у него из-под головы котомку с едой.

- Стой, воришка! – юноша,  смеясь, схватил домового за руку.

- Солнце вот-вот взойдет, а мы не ели! – Шустрик выпустил котомку из рук и обиженно засопел. – Нашел воришку! Если б не я…

- Не обижайся, дружище, пошутил я.

- Так не шутят! – домовой отвернулся и шмыгнул носом.

- Хорошо, извини за глупые слова. Давай лучше закусим, только сначала умыться не мешало бы.

Атей встал и хотел, было, пойти на улицу к ближайшему колодцу, но тут увидел деревянный колодезный сруб прямо в двух шагах от себя.

- Как это я колодец вчера не заметил? – удивился юноша. – У нас в деревне колодцы у сеновала не роют.

- Это у вас сеновалы у колодцев не устраивают, - пробурчал Шустрик, выбирая из шерстки застрявшие в ней сухие травинки.

- Как бы то ни было, колодец – как раз то, что нам нужно. Сейчас умоемся, перекусим, а там и бабы по воду придут. Вот у них мы о Ясе и спросим.

Не успел Атей договорить последнее слово, как на тропинке, ведущей к колодцу, показалась чернявая баба с ведрами на коромысле. Она деловито подошла к срубу, прицепила к крючку ведро и как-то недобро взглянула на Атея. Шустрик благоразумно стал невидимым еще загодя.

Атей подошел к колодцу и улыбнулся женщине:

- Помочь?

- Сама справлюсь, - криво усмехнулась баба. – Что-то я тебя раньше в деревне нашей не видела. Нездешний, поди?

- Да, нездешний. Ищу жену свою, Ясю. Ты не встречала по весне молодицу брюхатую, светловолосую, красивую?

- Сбежала твоя жена с полюбовником, простак, - баба поставила на край сруба полное воды ведро и расхохоталась. – Весной видела, как они по деревне проходили.

- А куда они пошли, в какую сторону? – Атей, казалось, пропустил мимо ушей слова о любовнике.

- Кажется, к холму за болотом. Там наши мужики глину берут посуду лепить. Большую пещеру в холме выкопали. Говорят, в пещере той и поселилась твоя женка с полюбовником своим.

Атей благодарно кивнул словоохотливой бабе и зашагал в указанном направлении. Шустрик бежал следом и канючил:

- А завтракать? Ты обещал, что сначала мы поедим хорошенько. Я есть хочу!

- Вот найдем Ясю – и поедим все вместе, - оборвал домового Атей. – Холм с пещерой не слишком далеко, потерпи, приятель.

У края болота путники остановились. Солнце поднялось уже довольно высоко и зажгло фонарики в капельках росы на сочной зеленой траве. Пауки деловито поправляли свои тенета, готовя их к дневному улову. Изумрудная ящерица замерла на теплом камне, равнодушно взирая на спешащего куда-то ужа.

- Что-то никакого холма я не вижу, - Атей всматривался вдаль, пытаясь проникнуть взглядом сквозь листву кустарников и деревьев.

- Ты думаешь, холм – это гора под небеса высотой? – возразил ему Шустрик. – На холме тоже деревья растут, такие же, как и у болота. Пока к подножью не подойдем, ни  за что не поймем, где холм начинается.

- Женщина говорила, что из холма деревенские гончары глину берут. Где же они ходят – тропинки-то не видать?

- Чтобы тропинка травой не зарастала, нужно по ней часто ходить, а часто ли в деревне новую посуду делают? Хозяйки свои миски–чашки берегут, разве что иная в мужа запустит в сердцах, - Шустрик был на редкость рассудителен.

- Все же лучше нам не лезть напролом через трясину, а обойти болото вокруг, - решил Атей.

- Ну да, пока мы будем обходить болото, бедный домовой помрет с голоду! Давай лучше я схожу на разведку: я маленький, весу во мне – всего ничего. С кочки на кочку, прыг-скок – живо дорогу намечу.

- Ладно, уговорил, - согласился Атей.

Юноша наломал в кустах веток и вручил домовому:

- Будешь ставить вешки.

Шустрик схватил зеленую охапку и осторожно ступил на ближайшую кочку. С краю почва даже не подалась под его тщедушным тельцем.

- Может, болото давно высохло? – бурчал Шустрик, втыкая все-таки вешку за вешкой в землю.

Однако зря домовой рассчитывал пройти болото без проблем. Вскоре почва у него под ногами «задышала», пружиня, но не проваливаясь.

- Ого, дорожка-то интереснее пошла! – домовой уже перепрыгивал с кочки на кочку, стараясь не оступиться в проступившую вокруг воду.

Пару раз, засмотревшись на порхающих вокруг бабочек и стрекоз, он угодил-таки в грязь ногой.

- Нужно быть осторожней! – уговаривал Шустрик сам себя. – Вот так: шажок, прыжок. Эх, дальше так и хочется сказать – пирожок.

В животе домового урчало так, будто дюжина лягушек взялась кликать  дождь.

За высокими стеблями камыша послышались голоса. Шустрик осторожно подался вперед и раздвинул растения. Три особы непонятного пола и странного обличья топтались на кочках и, по всей вероятности, ругались.

- Нет, почему это я должна отдавать своих лягушек? – вопило худое длиннорукое существо, отмахиваясь от  наседавших на него противников.

Только обладая незаурядным воображением, можно было разглядеть в нем женщину. Длинные спутанные волосы торчали в разные стороны, остроконечный нос совершенно неуместно выпирал на маленьком скуластом личике, из-под мешковатого одеяния, сплетенного из высушенной осоки, торчали огромные ступни, измазанные в болотной грязи.

- Кикимора, - догадался Шустрик, хотя в последний раз встречался с этими обитателями трясин в далеком детстве.

Двух других тоже можно было отнести к женскому полу, так как звались они – болотница и коряжма. Болотница, повелительница пиявок и прочей  живности, обитающей в болотных водах, смахивала на толстую желто-зеленую лягушку. Она редко передвигалась на ногах, предпочитая скользить по грязи на животе, а в воде ловко загребала руками с перепонками между пальцами. Сходство с лягушкой усиливали и огромные глаза навыкате.

Коряжмы обычно заботились о болотных растениях и сами напоминали замшелые корявые пеньки.

Все трое, насколько Шустрик помнил из рассказов своей бабушки, служили экономками в хозяйстве болотного дедушки – водяного.

- Твои лягушки расплодились без меры, - болотнице, похоже, не хотелось защищать похожих на нее квакушек. – Их количество вполне можно сократить, а вот моих пиявок после прошлой игры осталось не больше двух дюжин.

- А водяные ослики, а водяные блохи? – не сдавалась кикимора. – Отдай хозяину водяных  блох, их у тебя в хозяйстве немерено!

- Зачем водяному блохи и ослики? Он же не может поставить их на кон! Леший против своих поганок и мухоморов требует лягушек.

- Перетопчется этот леший! – кикимора даже плюнула себе под ноги. – Он, значит, грибы предлагает, а мне – лягушек отдавать?

Кикимора схватила сидящую в траве лягушку и чмокнула ее в холодную спинку.

- Красавица моя! Если леший хочет лягушек, пусть на кон белок выставляет, а не какие-то поганые грибы.

- Белок леший еще прошлым летом в карты проиграл, - вставила свое замечание коряжма.

- Ах, он еще и в карты играет! – взвилась кикимора. – Хорош соседушка! Короче, лягушек я не отдам. Если хозяину пришла охота в кости забавляться, пусть против мухоморов мух с комарами ставит, или хоть клюкву с морошкой.

- Клюква раньше осени не поспеет, - коряжма закряхтела и почесала покрытый лишайником бок.

- А мне какое дело – поспеет, не поспеет! Это твоя забота, сестрица, за ягодами болотными смотреть.

Из покрытого ряской болотного окна высунулась голова водяного.

- Долго мне еще ждать вас, негодницы? Где лягушки?

- Я…

- Мы…

Болотные экономки переминались с ноги на ногу, не зная, что ответить хозяину. И тут сбоку от Шустрика послышалось чавканье грязи под ногами. Домовой обернулся и не поверил своим глазам. По кочкам, обозначенным зелеными вешками, прыгал Атей. Он шел совсем не там, где наметил дорогу Шустрик, но не это изумило домового. Впереди, указывая путь, шел он сам! Шустрик протер глаза и потряс головой. Он даже потрогал макушку – не перегрелась ли она на солнце?  И все же видение не исчезло. Домовой, как две капли воды похожий на Шустрика, вел за собой Атея. Вот он остановился, пропуская юношу вперед и делая вид, что хочет сорвать зеленую клюквину. Атей шагнул на кочку, а «домовой» вдруг подскочил к нему сзади и толкнул в трясину.

- Ты что делаешь, паразит? – заорал настоящий Шустрик и бросился на помощь другу.

Двойник от неожиданности потемнел  и тут же растворился в вонючих испарениях болота.

 Атей барахтался, тщетно пытаясь выбраться из липкой грязи. Он погружался все глубже и глубже. Вот уже только голова торчала между кочек.

- Батюшка – водяной, отпусти моего друга! – Шустрик кричал, зная, что любопытные обитатели болота обязательно прячутся где-то поблизости.

- А что дашь за это? – пробулькало рядом.

- Пирожков домашних, да яичек куриных – полную котомку! – Шустрик с перепугу забыл, что котомка уже наполовину пуста.

- И еще – десять мухоморов в придачу, - торговался водяной.

- Да хоть двадцать мухоморов, только не тяни Атея в трясину!

- Ну, хорошо, пару поганок сверху – и друг твой окажется на кочке.

- Согласен, согласен, вытащи его скорей!

Невесть откуда взявшаяся, коряжма шлепнулась в грязь рядом с головой Атея и уцепила его за волосы. Болотница нырнула в трясину и подтолкнула тонущего снизу. Кикимора, сидя на кочке, длинными своими руками обтирала грязь с поднимающегося из трясины Атея и с сожалением качала головой:

- Эх, вот бы этого молодца вместо моих лягушек на кон поставить!

К счастью, слова ее не были услышаны водяным, занятым изучением содержимого котомки с провизией. Чтобы полностью рассчитаться с хозяином болота, Шустрик быстренько сбегал в лес и принес обещанные грибы. Сопровождаемые коряжмой, путники выбрались на противоположный берег болота и, поблагодарив проводницу, углубились в лес.

- Ну, теперь только лешему на глаза не попасться, - шептал Шустрик, ковыляя следом за Атеем и глотая голодную слюну.

С ближайшей елки в домового полетела шишка, следующая угодила прямо в лоб Атею. Юноша задрал голову, высматривая среди ветвей белку, однако рыжей озорницы нигде не было видно.

- Это не белка, - Шустрик словно прочитал мысли товарища. – Белок еще прошлым летом леший в карты проиграл.

- Кто же в нас шишки швыряет? – Атей увернулся от очередного елового снаряда.

- Это шишкач забавляется, - Шустрик потер лоб, в который угодила еще одна шишка, и выругался.

- Я о таком звере не слышал, - признался Атей.

- А кто сказал, что шишкач – это зверь? Это родственник мой, братец троюродный. Мы, домовые, в домах живем, а они, шишкачи, - на елках. Их еще еловыми кличут.

- Попроси-ка своего братца угомониться, - Атею не нравилась игра, которую предложил им родственник Шустрика. – Я и так по уши в грязи, а теперь еще и в смоле еловой буду.

- Бесполезно просить о чем-то елового, - Шустрик пожал плечами. – Такой уж он мелкий пакостник. Коли привяжется к кому, не отстанет, пока самому баловаться не надоест. Потерпи немного, скоро шишкач от нас отстанет. Главное – лешего рядом нет, его шишкач боится, и озоровать при нем не осмелится.

В самом деле, вскоре шишки перестали падать на головы путников.

- Теперь бы в самый раз умыться, - вслух подумал Атей. – Негоже перед Ясей таким грязнулей показаться, испугается еще.

Ручей отыскался неподалеку. Был он так мал, что даже Шустрику ничего не стоило перешагнуть текучую водицу, но воды вполне хватило и на то, чтобы смыть болотную грязь, и на то, чтобы напиться. Атей прополоскал в воде одежду, выжал ее хорошенько и снова натянул на себя:

- По дороге высохнет.

Шустрик тоскливым взглядом проводил мелькнувшую в ручье рыбку, но предложить устроить рыбалку не осмелился. Так и тащился следом за Атеем, выводя голодным брюшком рулады и мечтая хотя бы о заплесневелой корочке хлеба.

На пещеру в подножии холма наткнулись неожиданно. Глубокую яму, вырытую в глине, и пещерой-то вряд ли можно было назвать. Похоже, деревенские гончары давненько не бывали здесь, так как сквозь глину пробивалась трава, а вход закрывал разросшийся терновник.

- Здесь никто не живет! – заявил Шустрик, осмотрев лаз в пещеру.

- И не жил никогда, - добавил Атей, входя под низкий свод. – Хотя вон там я вижу какую-то нору.

Юноша согнулся в три погибели и попытался пробраться к довольно большому отверстию в задней стенке пещерки. И тут ничем не укрепленный свод начал медленно смещаться. Чужак, стоя за деревьями, договаривал последние слова разрушительного заклинания. Он был уверен, что на этот раз Атею не спастись. Шустрик, онемевший от ужаса, вихрем влетел в пещеру и, что есть силы, дернул Атея за руку. Все еще не говоря ни слова, он увлек товарища к выходу. Обрушившаяся за их спинами масса глины превратила пещеру в провал, навсегда похоронив того, кто, быть может, обитал в норе.

- Ну, Шустрик, если бы не ты, я за сегодняшний день уже два раза мог переселиться в Навь, - Атей благодарно взглянул на друга.

- Это точно, что-то не везет тебе нынче, приятель, - согласился домовой. – Можно подумать, что кто-то специально хочет тебя уморить.

- Ну, это ты хватил через край. Должно быть, с голодухи, - к Атею вернулось чувство юмора.

- Верно сказано, с голодухи всякое померещиться может. Вот мне за мгновение до того, как обрушилась пещера, показалось, будто я вижу старого нашего знакомца – Чужака. Вон за теми деревьями.

- Чужака, говоришь? – Атей сразу стал серьезным. – Откуда бы ему тут взяться?

- Может, мне привиделось? – Шустрик уже сам ни в чем не был уверен.

- Ладно, впредь будем осторожнее. А сейчас позаботимся об обеде, ведь я не хочу, чтобы мой дружище помер с голоду.

Грибы, запеченные в золе костра, хоть и не показались Шустрику вкусными, все же умерили возмущение его пустого желудка.

- Эх, повезло водяному: он теперь пирожками лакомится, - мечтательно протянул домовой, хлебнув водички из ручья.

- Это не ему, а мне повезло, - отозвался Атей. – Если бы ты болотному дедушке котомку с едой не отдал, сейчас мной пиявки бы лакомились.

- Это верно, - Шустрик был на редкость покладист. – С водяным шутки плохи. Да и с Чужаком поостеречься не мешает. Сдается мне, неспроста он возле нас крутится, видно, перешли мы где-то колдуну дорогу.

- Хуже всего, что забрели мы с тобой в тупик. В пещере Яси не оказалось, где теперь ее искать?

- Есть у меня одна мыслишка, - Шустрик почесал в затылке.

- Говори, не тяни.

- Нужно у лесовичек спросить, может, кто из них Ясю видел.

- Лесовички – это тоже твои родственницы? – поинтересовался Атей.

- Нет, они, скорее – племянницы лешего.

Атей завертел головой по сторонам, ища загадочных лесовичек. Вокруг никого не было.

- Долго до них добираться, до племянниц лешего?

- А чего до них добираться, они тут, каждая на своем дереве. Сейчас я их позову.

Шустрик поднялся на ноги и принялся посвистывать. Атей снова ничего не увидел, но почувствовал чьи-то любопытные взгляды. Домовой сложил ладони лодочкой и пошел от дерева к дереву. Когда он вернулся к Атею, в его руках обнаружилась дюжина крошечных зеленых человечков.

- Вот они, лесовички, - Шустрик пересадил крох на большой лист мать-и-мачехи. – По весне они вылупляются из самой крупной почки на дереве, как цыплята из яйца. Весь их век – одно лето, до осенних заморозков. Упадут с дерева листья – и лесовичка умирает вместе с ними. Весной – новые родятся, все лето за своим деревом ухаживают, от гусениц берегут, птиц приманивают.

- Чем же они  нам помочь могут, такие маленькие? – удивился Атей.

- Тем, что наблюдательны и любопытны. Вот смотри!

Шустрик наклонился к лесовичкам  и, стараясь не сдуть их с листа дыханием, спросил:

- Милые сестрички-лесовички, не видел ли кто из вас ранней весной молодую красивую девушку по имени Яся?

Зеленые лесовички загалдели, смешно размахивая крохотными ручками. Крики их были не громче комариного писка. Шустрик склонился к самому листу, приставил ладонь к уху, пытаясь разобрать, что ему отвечают лесовички. Потом он обернулся к Атею.

- Эти – никого не видели, здесь Яся не проходила, значит. Придется нам подождать, пока лесовички своих соседок расспросят, а те – своих. Если наша хозяюшка где-нибудь поблизости объявлялась, лесовички обязательно ее разыщут.

- Так можно до осени ничего не узнать, - засомневался Атей.

- Ну, куда хватил – до осени! Да уже на следующей седмице будем точнехонько все знать. Лесовички – они шустрые, хоть и маленькие. Так что давай устраиваться на ночлег. Может, до темноты рыбы в ручье наловим, а то от грибов у меня в животе ураган.

Лучше бы Шустрик не произносил этого слова – ураган! Чужак, прикинувшийся мухомором, понял, что поможет ему погубить ненавистных путников. Стихии – вот верные союзники обитателей Хаоса. Разрушить, разметать, уничтожить – что может быть для них привлекательнее?

Чужак, как настоящий темный колдун, знал множество способов привлечь стихии. Не мешкая, он отполз подальше за деревья и принялся за свое черное дело. Не успело солнце коснуться верхушек деревьев, как легкий ветерок пробежал по кронам. Этим дело не ограничилось. Ветер крепчал с каждым мгновением. Полетели с деревьев оторванные листья и сучья. Очень скоро в лесу уже творилось невесть что: деревья гнулись до земли, ломались, с треском обрушивались на землю. В воздухе неслись обломки веток, застигнутые врасплох бабочки, мелкие зверюшки, земля с корней вывернутых из почвы дубов.

Шустрик, уцепившись за ствол березы, изо всех сил пытался удержаться на месте.

- Откуда эта напасть свалилась на наши головы? – кричал он Атею, захлебываясь ветром.

Юноша пытался погасить костер, понимая, что при таком ветре огонь может легко перекинуться на кустарники и спалить весь лес. В какое-то мгновение он не устоял на ногах, порыв ветра с силой подбросил его в воздух и потащил вслед за ветками и сучьями.

- Ты куда, Атей? – Шустрик понимал, что еще мгновение – и его приятель скроется из виду, но отпустить ствол березы и отдаться на милость ветра не решился.

- Вот стихнет ураган, и я отыщу его,- утешал сам себя домовой. – Только бы Атей остался жив!

- Черта с два ему повезет на этот раз! – радовался Чужак, совершенно уверенный, что теперь уж Атею точно не жить.

- Шустрик, Шустрик! – кричал Атей, тщетно пытаясь справиться с непослушными конечностями.

Ураган тащил его между деревьями, ударяя о стволы, хлеща колючими ветками, норовя выколоть глаза острыми сучками. Голос Атея становился все более слабым, и вскоре Шустрик совсем перестал его слышать.

Чужак шепнул последнее заклинание. Тугие струи воздуха подняли Атея выше макушек деревьев и с размаха швырнули вниз, в черную воду лесного озера.

- Порядок, в смысле – конец порядку! – сказал сам себе Чужак и, довольный, отправился докладывать о проделанной работе Старому колдуну.

Тот уже поджидал его в своем черном шатре, сотканном источающей тьму свечой.

- Атею конец, - доложил Чужак, переступив границу света и тени.

- Ты в этом уверен?

- Клянусь Тьмой, ему не выжить!  Я своими глазами видел, как ураган швырнул его в лесной омут.

- Так ведь выплывет, паразит!

- Не думаю: озеро глубокое, да и русалки там водятся, они своего не упустят.

- Не думаешь? То-то и оно, что не думаешь, вернее, не додумываешь! Нужно было убедиться, что Атей мертв, а потом уж докладывать.

- Да я…

- Молчи, придурок! Сей же момент отправляйся к озеру и убедись в смерти Атея. Такого стихиями не убьешь, он – носитель древнего знания, его пращуры берегут. Тут нужно было хитрее действовать.

- Я почти все проявления Хаоса на нем испробовал: в болоте топил, обвал на его голову организовал, ураган сотворил…

- Дурень! Хаос – он ведь не только снаружи. Самое надежное разлагающее действие его – изнутри. С Атеем так и нужно было поступить. Разрушить его тело, заразить сомнениями, запутать во лжи, а самое главное – разорить гнездо света в его душе, заменить любовь – похотью, самоотверженность – тщеславием, готовность помочь всем и каждому – равнодушием к чужим бедам. Наконец, увести его в мир грез от  действительности: из царства Миург нет возврата.

- Понял, хозяин, - Чужак уже ругал себя за то, что действовал так примитивно. – Если Атей, в самом деле, не утонул, я испробую на нем все, о чем ты только что сказал.

- Не мешкай.

Старый колдун дунул на черную свечу, она погасла. Черный шатер тьмы опал, накрывая колдуна и  свечку. Мгновение – и нет тьмы, вернее - Тьмы. Обычные сумерки окутали поляну, где только что Чужак беседовал со своим хозяином.

ГЛАВА 32.

Атей был без сознания и медленно погружался в настоянную на опавших листьях темную воду лесного озера. Жизнь медленно уходила вместе с пузырьками воздуха, которые серебристыми бусинами тянулись у него изо рта.

- Чур, он мой! – из-под коряги на дне водоема выскочила русалка и, едва шевельнув рыбьим хвостом, уже была около Атея. – Я первая его нашла.

Из-под той же коряги показались две ее сестрицы и поспешили следом.

- Нужно поднять его наверх, а то задохнется красавчик, - рассудительно заметила старшая. – Видите, пузырьки изо рта все реже выходят?

- Нет, я отнесу его в свою избушку, - настаивала та, что увидела Атея первой.

- Зачем тебе утопленник? – вступила в разговор третья. – Через несколько дней его раздует, как бочку, раков отгонять замучаешься. Живой-то он куда интереснее.

- Люди в воде не живут, - огрызнулась первая. – Я им хоть три дня полюбуюсь, три ночи позабавлюсь.

- Хороша забава: утопленника тискать! Тьфу!

- Что же, отпустить его? – не унималась первая. – В кои-то веки повезло нам, настоящий мужчина в озеро свалился.

- Зачем отпускать? Вот вы с сестрицей сейчас поднимите его к поверхности, чтоб он воздуха хлебнул, а я кликну водяных пауков-серебрянок. Они живо подводный колокол сплетут и воздуха в него натаскают. В том колоколе красавчик жить сможет, а убежать – нет. И мы к нему в гости захаживать сможем. Все по очереди.

- Чур, я первая! – нашедшая Атея русалка, соглашаясь с доводами сестры, все же поспешила установить справедливую очередность.

- Хорошо, хорошо, ты – первая, - успокоила ее старшая. – Парень молод и силен, его на всех нас хватит.

Она взмахнула хвостом и скрылась между стеблей кувшинок. Две другие русалки поднырнули под юношу и вытолкнули его на поверхность. Одна придерживала голову над водой, вторая держала за ноги, чтоб не удрал.

Чужак материализовался на берегу и даже плюнул с досады:

- Живой-таки, скотина! Одно радует: попался русалкам в руки. Они его не выпустят так скоро, а я – пособлю в этом. Что там говорил хозяин – любовь на похоть заменить? Самое удобное время.

Чужак присел в камышах, зачерпнул в ладонь пригоршню озерной воды и принялся нашептывать, касаясь ее своим дыханием:

- Как вода черная стоячая не колышется, как песок с песками споласкивается, как кусты с кустами свиваются,  так бы и Атей не водился с Ясей ни в плоть, ни в любовь, ни в юность, ни в ярость. Как в темной темнице и в клевнице есть нежить простоволоса, и долговолоса, и глаза выпучивша, так бы Яся казалась ему, Атею, простоволосой, и долговолосой, и глаза выпучившей. Как у кошки с собакой, у собаки с росомахой, так бы и у Атея с Ясей не было согласия ни днем, ни ночью, ни утром, ни в полдень, ни в набедок. Слово мое крепко.

Чужак плеснул наговоренную воду в озеро и стал ждать, когда она коснется начавшего проявлять признаки жизни Атея. Полдела было сделано: заговор на остуду и отсуху должен был отвратить сердце парня от собственной жены.

Переждав некоторое время, Чужак продолжил свое черное дело. Теперь нужно было влюбить Атея в одну из русалок. Для этого требовалось знать ее имя, но Чужак боялся медлить: в любую минуту подводные жительницы могли утащить свою находку на дно, или опустить на все четыре стороны. Судя по тому, что Атей был поднят ими  на поверхность, тешиться с утопленником они не собирались. Неужели отпустят?

Чужак решил изменить заговор, надеясь, что он от этого не потеряет свою силу. Теперь он склонился к самой воде, с трудом удерживаясь за стебли камыша, чтобы не свалиться в озеро, и заговорил вполголоса:

- Заклинаю, чтобы Атей соединился с дочерью черного озера так же, как соединены Огонь, Воздух и Вода с Землею, и чтобы помыслы Атея направлялись на дочь черного озера, как лучи Луны направляют лунные дорожки, и чтобы он, Атей, создал ее в своем воображении и взгляде так, как небо создано со звездами и дерево со своими плодами. И да витает дух дочери черного озера над духом Атея, как вода над землею. И делайте так, чтобы Атей не имел  желания есть, пить и радоваться без дочери черного озера.

Чужак опустил в воду руку и погнал волну в сторону Атея. Когда взбудораженная вода донесла его послание до юноши, он вздохнул и открыл глаза.

- Любимая! – прошептал юноша, коснувшись щекой волос придерживающей его голову русалки.

Что произошло дальше, Чужак не видел, так как голова Атея исчезла под водой. Русалки, дав легким пленника наполниться воздухом, потянули его в подводный колокол.

Когда-то давным-давно, в детстве, Атей любил наблюдать, как небольшой водяной паук-серебрянка строит такой колокол для себя и своего потомства. Мальчик часами лежал на поваленном дереве, нависающем над озером, и видел, как юркий водяной житель ткал из паутины стены своего замка, привязывал их к водяной растительности. Вот паук оторвался от своей работы и взлетел вверх, слегка перебирая мохнатыми ногами. Дошагав-долетев до подводного неба, он переворачивался и высовывал круглое брюхо в надводный мир. Высовывал – и опоясывался воздушной лентой, как серебряным пояском. Назад он уже бежал, придерживаясь за прочную нить, что соединяла его дом с поверхностью воды. Добежав до сплетенной сетки, паук прикладывал серебряное брюхо к паутине и отпускал под нее пузырек воздуха. Так продолжалось много раз, пока весь купол не расправлялся, удерживая между водорослями большущий воздушный пузырь – подводный замок серебрянки. В нем паук мог спокойно дышать, караулить свою добычу, высасывать из нее питательные соки. Время от времени паук приносил с поверхности новые пузырьки воздуха, обновляя свой замок. Для малышей мамаша-серебрянка строила колокол поменьше и откладывала в него кокон с яйцами.

Все это Атей вспомнил, увидев, куда притащили его русалки. Колокол, который сплели и наполнили воздухом тысячи мохнатых обитателей черного озера, поражал своей величиной. В нем запросто могло поместиться несколько человек. Русалки вместе с юношей поднырнули под воздушный замок и втолкнули в него Атея. Здесь легко дышится – отметил про себя юноша.

В качестве угощения хозяйки предложили сырую рыбу и пару раков. Что ж, пришлось съесть все это. Атей не знал, как скоро ему придется ужинать опять.

Луна, повисшая над озером, запустила свои серебряные лучи в воду, разбросала по поверхности озера блики. Атей, задрав голову, смотрел наверх и не стремился выбраться на поверхность. Зачем? Здесь он был жив, сыт и – влюблен.

- Что же ты не идешь ко мне, любимая? – шептал юноша, мечтая вновь прикоснуться к шелковистым зеленым волосам.

В воздушный пузырь просунулась голова русалки, определившей себе первое место в очереди. На ее беду Чужак приворожил Атея не к ней, а к сестрице, поддерживавшей над водой голову юноши.

- Позабавимся, красавчик? – русалка уже наполовину вползла в воздушный колокол.

- Чего тебе от меня надо? – не понял Атей.

- Не прикидывайся невинным младенцем, - русалка лукаво взглянула на юношу и втянула в его обиталище хвост. – Разве ты не знаешь, как забавляются мужчины и женщины?

- Забавляться с тобой? – Атея передернуло от отвращения. – Позови лучше свою прекрасную сестрицу – я ее люблю.

- Что? – щеки русалки позеленели от гнева. – Какую еще сестрицу? Я – первая в очереди, так что изволь подчиняться!

- Ни за что! – Атей повернулся к русалке спиной, давая понять, что уступать он не намерен.

- Вы что, до утра собираетесь препираться? – в колокол просунулась голова второй русалки.

- Любимая! – Атей кинулся к ней и втащил русалку в колокол.

Юноша не владел собой. Похоть черной волной захлестнула все его существо. Если бы не первая русалка, он подчинился бы зову плоти без промедления.

- Не смей мне мешать! – заорала отвергнутая и вцепилась сестре в волосы.

Они обе вывалились из колокола, продолжая награждать друг друга тумаками. Старшая из трех русалок решила, что настал ее черед. Навлечь на себя гнев двух разъяренных сестриц она не хотела, поэтому тихонько забралась в воздушный пузырь, огрела Атея по голове корягой и, пользуясь тем, что луна скрылась за облаком, потащила его на мелководье.

- Пусть эти дуры волосы друг другу выдирают, а я тем временем получу от парня то, что мне надо. На отмели и он не задохнется, и я не высохну.

Как только ветер стих, Шустрик отпустил березу и побежал в ту сторону, куда ураган уволок Атея. Перебираясь через упавшие деревья, натыкаясь на разбросанные там и сям сучья,  домовой не мог передвигаться быстро. К лесному озеру он вышел уже ночью. Чувство тревоги гнало его к воде, мрачные предчувствия не давали покоя.

-Худо, ой, худо-то как! – причитал Шустрик, соображая, куда идти дальше, с какой стороны обогнуть озеро.

Он присел у воды, чтобы напиться, и тут его внимание привлекло какое-то движение на отмели. Оттуда раздавались плеск, шлепанье, невнятные голоса.

- Рыбаки? – сам себя спросил Шустрик и ответа сам у себя не получил.

- Нужно расспросить, не видели ли они поблизости Атея, - продолжал бормотать домовой, не представляя, кто же эти «они».

На всякий случай, прячась в камышах, Шустрик подобрался совсем близко к отмели. То, что он увидел, обрадовало и напугало его. В мелкой водице Атей отбивался от упитанной русалки, а та обнимала его, пыталась целовать и шлепала хвостом, поднимая тучи брызг.

- Худо, ой, худо! – забормотал домовой себе под нос. – Нужно выручать приятеля. С русалками шутки плохи: у них и любовь, и ненависть одним кончаются  - смертью.

Шустрик отбежал к лесу, подобрал с земли сук потолще и вернулся к отмели. Русалка, похоже, почти справилась со своей жертвой. Она навалилась на Атея всей тушей, душа его поцелуем. Домовой размахнулся и, что есть силы, стукнул дубиной по необъятному заду насильницы. Следующий удар пришелся по голове.

Русалка, не пикнув, сползла с Атея в воду и распласталась на отмели, слабо шевеля хвостом. Шустрик схватил Атея за плечи и поволок из воды. Смертельная опасность придала ему силы. Когда русалка пришла в себя, Атей с Шустриком были уже недосягаемы для нее.

Домовой хлопал друга по щекам и приговаривал:

- Очнись, очнись же скорей! Уходить надо. Ну, как обидчица твоя водяные сети метать начнет? Если не уберемся отсюда, мы пропали.

Мутными глазами Атей взглянул на домового и тут же перевел взгляд на озеро. Обнаружив пропажу предмета спора, младшие сестры-русалки бросились на поиски пленника. Именно сейчас они добрались до отмели и накинулись с кулаками на старшую сестру.

- Это ты виновата, жаба болотная! – вопили они.

- Где он, куда ты его припрятала?

- Решила одна забавляться, пиявка недобитая?

- Говори сейчас же, где наша добыча!

Старшая русалка, потирая шишку на голове, вяло шевельнула хвостом.

-Кажется, он там, - показала она в сторону леса.

- Ушел! – завопили сестры, и снова на старшую посыпались удары.

Та слабо отмахивалась, тупо соображая, что предпринять. Наконец, до нее дошло, что нужно делать.

- Сеть, сестрицы! Нужно поймать его в сеть, раз мы на сушу выйти не можем.

Младшие русалки мигом прекратили драку. Все трое расположились в ряд и опустили в воду руки.

- Ой-ой-ой! – испугался Шустрик. – Нужно скорее бежать подальше в лес.

Он схватил Атея за руку и потянул прочь от озера. Сделать это было нелегко, так как юноша увидел среднюю из русалок и рванулся к ней.

- Любимая, любимая, я иду к тебе! – бормотал он.

- Какая еще любимая? Где ты увидел Ясю? – недоумевал Шустрик, удерживая друга. – Они что, заворожили тебя?

- Любимая, любимая! – не унимался Атей.

И все же Шустрику удалось оттащить его достаточно далеко от берега. Брошенная русалками водяная сеть обдала их брызгами, но не поймала.

- Кажется, пронесло, - вздохнул  домовой с облегчением.

Он задумчиво посмотрел на приятеля.

- Похоже, тебе нужна срочная помощь Боровой Матушки, она мастерица присухи снимать.

Шустрик оторвал полоску ткани от подола рубахи Атея и завязал ему глаза.

- Так-то лучше будет: с глаз долой – из сердца вон! Придется мне поводырем потрудиться. Нужно только лесовичек расспросить, в какой стороне Боровая Матушка живет.

Пробираться с незрячим спутником в полной темноте, да еще по заваленному буреломом лесу было невозможно, поэтому Шустрик решил подождать до утра. С первыми лучами солнца он двинулся в путь, ведя Атея за руку. Тот почти не сопротивлялся, только иногда вскидывал голову и лепетал:

- Любимая, любимая!

- Эко тебя угораздило очароваться хвостатой! – жалел друга Шустрик. – Ну, погоди ужо, скоро к Боровой Матушке придем, она из тебя эту дурь живо выгонит.

Скоро прийти в нужное место не получилось: путь оказался неблизким. На закате солнца голодный Шустрик уже еле ноги передвигал. Наконец путники добрели до векового соснового бора, о котором домовому поведали лесовички.

Солнечные лучи наискосок пронизывали сосняк, придавая стройным стволам деревьев розовый оттенок. Опавшая хвоя пружинила под ногами. Редкий подлесок не портил впечатления чистоты и простора. Даже пестрые шляпки огромных мухоморов казались специально высаженными для красоты цветами. Дышалось на удивление легко, аромат согретой солнцем хвои и сосновой смолы был почти осязаемым, таким густым и терпким!

- Отличное местечко для жилья, - деловито заметил Шустрик, оглядываясь кругом.

За стволами сосен угадывались очертания полуземлянки-полуизбушки. Дымок, поднимающийся из отверстия в крыше, напоминал тот, которым исходит разожженный шишками очаг. К горечи примешивались какие-то аппетитные запахи.

- Возможно, мы поспели как раз к ужину! – обрадовался домовой. – Боровая Матушка – милейшее создание, слывет домовитой и гостеприимной. Пойдем скорее, Атей, а то у меня в животе кишки дерутся.

Атей равнодушно глядел под ноги, бормотал невнятно, так что Шустрик понял: на его поддержку не приходится рассчитывать. Он просто схватил товарища за руку и потащил к избушке.

Хорошо подогнанная дверь отворилась без скрипа. С порога Шустрик окинул взглядом жилище Боровой Матушки. Бревенчатые стены скрывались под бесчисленными пучками сушеных трав, пол устилал толстый слой белого мха. Пара лавок, покрытых пестрыми рогожками, ушат с водой, посредине – выложенный гранитными валунами очаг, полный тлеющих  шишек. Самым главным предметом, привлекшим внимание домового в первую очередь, был массивный стол и три миски дымящейся похлебки на нем.

Шустрик проглотил тягучую слюну и принялся шарить глазами по избушке, ища тех, кто собирался вечерять. Потянуло сквознячком из открывшейся двери: кто-то вошел в избу.

- Наконец-то явились, гости дорогие! – раздался за спиной домового женский голос. – Лесовички-то быстрее вас оказались, еще днем  весть принесли, что вы ко мне идете.

Атей и Шустрик обернулись. В дверном проеме стояла невысокая женщина, далеко не старуха, слегка полноватая, с веселыми ямочками на пухлых щеках, с опрятно заправленными под очипок тронутыми сединой волосами.

- Здравствуй, Боровая Матушка, - поклонился хозяйке Шустрик. – Коли ты знаешь, что мы к тебе шли, верно, знаешь – и зачем?

- Знаю, знаю, как не знать! – улыбнулась Матушка. – Лесовички – страшные болтушки, они мне все про вас доложили.

- Поможешь нашей беде? – Шустрик знал, что, конечно, поможет, но спросить – спросил.

- Отчего же не помочь, коли это в моих силах? Только сначала – садитесь-ка к столу, да повечеряем. Похлебка почти остыла, вас дожидаючись.

Повторять приглашение не пришлось. Шустрик в мгновение ока взгромоздился на лавку и втянул носом пар, поднимающийся из миски.

- Ох, как вкусно! – мохнатая лапка уже тянулась за ложкой.

- А ты, молодец, чего медлишь? – Боровая Матушка подтолкнула Атея к столу. – Садись, отведай моей стряпни. Лечить тебя завтра на утренней заре будем.

ГЛАВА 33.

Чужак вернулся к озеру с полдороги. Он направлялся к старому колдуну, чтобы обрадовать его: Атей, мол, попался в сети к русалкам, мало того – очарован одной  из них, теперь ему не уцелеть. Но тут Чужак вспомнил, как ругал его хозяин за поспешность, и решил убедиться, что Атей пропал окончательно. Он добрался до лесного озера перед рассветом, когда солнце еще прячется за горизонтом, но тьма растворяется в начинающем светлеть небе. Озерная вода была спокойна, только на отмели, за камышами, слышались какие-то всплески и неясные голоса.

Чужак раздвинул стебли прибрежной растительности. На отмели ругались и дрались три русалки.

- Это ты его упустила, дура беспросветная! – орала одна из хвостатых сестриц, награждая тумаками старшую.

- Нечего было рты разевать, - огрызалась та. – Если бы вы не вмешались, не ударили меня палкой по голове…

- Мы? Да мы тебя пальцем не тронули! – кричала третья и дубасила кулаками сестру. – Сама свалилась с парня, пиявка скользкая!

- Сама ты пиявка! Это ты, безрукая, сеть до добычи не докинула, по твоей вине он в лес удрал.

Чужак не верил своим ушам: неужели Атею удалось убежать? Даже, если бы он мог это сделать, вряд ли захотел уходить от той, к которой приворожил его колдун. Стараясь не упустить ни одного слова из разговора русалок, чтобы понять, где он оплошал, Чужак высунулся из камышей.

- Вот он, голубчик! – взвизгнули все три русалки и, не сговариваясь, метнули в Чужака свои водяные сети.

На этот раз сестры не промахнулись. Колдун забился в сетях, как пойманная пауком муха, от неожиданности забыв все слова заклинаний. Русалки дружно потянули его в воду, не давая возможности глотнуть воздуха.

- Пусть этот будет утопленником, - решили сестры единодушно, заметив, что в сети попался другой пленник. – Так спокойнее: хоть недолго, да потешимся с ним все, пока раки не набегут.

Старый колдун тщетно ждал Чужака с докладом, не подозревая, что ведогонь помощника уже на пути в Навь.

В крошечное окошко заглядывала луна. Атей сел на лавке, чувствуя в душе необъяснимое смятение. Весь день он бездумно следовал за Шустриком, оплакивая в душе потерю своей любимой зеленоволосой русалочки. Теперь он не понимал, почему позволил увести себя так далеко от лесного озера, а главное – зачем?

Атей встал с лавки, накинул на себя охабень и тихо вышел из избушки Боровой Матушки. В какую сторону идти, чтобы вернуться к озеру, он не помнил – пошел наугад. Совсем близко взвыл волк, ему ответил другой, третий. В затуманенной голове Атея шевельнулась тревожная мысль об опасности, но  юноша вяло успокоил сам себя: летом волки на людей не нападают – чего бояться? Он шел, петляя между соснами, а в нескольких шагах от него, опустив морды к земле, трусили волки.

Неожиданно из-за редкого кустарника впереди выскочили еще три матерых зверя. Атей никогда не видел таких огромных волков, разве что их можно было сравнить с оборотнями Кальмы. Юноша заметил, как вздыбилась шерсть на их загривках, как сморщились носы, прижались к голове уши и обнажились клыки.

- Неужели они хотят напасть на меня? – Атей не воспринимал угрожающей ему опасности.

Он присел, машинально шаря рукой по лесной подстилке в поисках какого-нибудь сука, а волки уже изготовились к прыжку. Мгновение – и поджарые тела взвились в воздух. До Атея, наконец, дошло, что дело плохо. Он перекатился в сторону и вскочил не ноги. В двух шагах от него волки – обычные и огромные – грызли друг друга. Шерсть летела в разные стороны, кровь вскипала на оскаленных мордах. Атей спрятался за сосну, боясь сделать шаг, чтобы не привлечь к себе внимание хищников.

 Сначала троица крупных волков  явно побеждала. Упал с перекушенной глоткой один из их противников, другой. Но тут на поляну выбежала целая дюжина обычных волков, они все вместе навалились на обидчиков своих собратьев. Через минуту участь троицы была решена: все они пали под клыками численно превосходивших противников. Те, зализывая раны, оглядывались и принюхивались. Вот крайний из волков учуял человека и бросился к нему. Атей не стал ждать, когда волк вцепится ему в глотку. Он взобрался на сосну, оставив в зубах нападавшего лишь край своей одежды. Остальные волки, попрыгав и порычав на ускользнувшую добычу, расположились под деревом, намереваясь, видно, взять Атея измором.

Юноша сидел на толстой сосновой ветке, прижавшись к смолистому стволу, и глядел вниз. Он никак не мог понять, что же произошло? Юноша вырос в лесу, хорошо знал повадки его обитателей, но не мог припомнить случая, чтобы волки вели себя подобным образом.

Сколько времени прошло – трудно сказать. Луна скатилась с черного небесного свода, одна за другой поблекли звезды. Атей взглянул вниз, надеясь, что волкам надоело его караулить. Нет, серая братия была на месте. Вот только с телами их поверженных противников стало происходить что-то непонятное: удлинились лапы, расправляя подушечки в человеческую ладонь с пальцами, шерсть редела на глазах, оскаленные пасти преображались в разверстые рты на бородатых мужских лицах.

- Оборотни! – теперь Атей не сомневался.

Обычные волки напали на оборотней и убили их. Но почему?

Ответ на свой вопрос Атей получил гораздо позже. В опустившемся предрассветном тумане замаячили какие-то фигуры. Волки вокруг сосны забеспокоились, зарычали. Вдруг из тумана вырвался огонь, опалив шерсть крайнего зверя. Волк взвыл и метнулся в кусты. Следом за ним, поджав хвосты, помчались остальные.

- Атей, Атей! – услышал юноша голос Шустрика.

- Неужели мы опоздали? – Боровая Матушка, вынырнув из тумана, бросилась к распростертым на земле телам оборотней.

- Да их тут – трое, и ни один не тянет на Атея, - Шустрик тоже рассматривал поверженных.

- Значит, нужно искать твоего друга в другом месте, - пожала плечами Боровая Матушка. – Хотя я была уверена, что мы идем правильно по следу. Странно, Кошка никогда раньше не ошибалась.

Атей соскользнул с сосны и подошел к своим спасителям.

- А, вот и наш голубчик! – Шустрик кинулся обнимать друга.

- Я же говорила, что Кошка никогда не ошибается, - улыбнулась Боровая Матушка.

- Меня кошка нашла? – Атей завертел головой по сторонам. – Кис-кис-кис! Как бы она волкам на зуб не попалась.

- Эта – не попадется! – захохотал домовой. – Гляди, какая зверюга.

Он потянул Атея за руку в туман. Там темнел какой-то расплывчатый силуэт величиной с молодого бычка.

- Вот, знакомься – Кошка. Это – сокращенное имя. Полное – Дракошка.

- Что? – не понял Атей.

- Дракошка, дракон – девочка. Она еще совсем маленькая, у Боровой Матушки вместо собачки живет, избушку ее охраняет.

Атей подошел ближе и не поверил своим глазам: на него смышлеными глазами смотрел настоящий дракон!

- Можешь ее погладить, она не кусается, - домовой похлопал Кошку по шее.

- Так это она – огнем?..

- А то кто же? – домовой гордился драконом, словно сам вырастил такого замечательного зверя.

- Я думал, драконы только в сказках бывают.

- Раньше их было больше, - Боровая Матушка тоже подошла к своей воспитаннице. – Теперь единицы остались. Эту кроху я подобрала в лесу, когда она ростом была не больше обыкновенной кошки. Видно, осиротела, бедняга. Вот с тех пор и живет у меня.

Дракошка потупила глаза и застенчиво вильнула хвостом.

- Можно подумать, она понимает, что мы о ней говорим, - удивился Атей.

- Конечно, понимает, лесные драконы – разумные существа, - подтвердила догадку юноши Боровая Матушка. – Единственное, чего они не могут, - это говорить, как мы: огонь в пасти мешает. Но зато они свободно общаются мысленно. Вот подожди немного, Дракошка на тебя настроится, и ты сможешь узнать, что она о тебе думает.

- И ждать не нужно, я давно уже настроилась, пока по его следу вас вела, - пронеслось у Атея в голове. – Парня спасать надо, не то он от присухи свихнется или каких-нибудь глупостей натворит.

- А и верно, - спохватилась Боровая Матушка. – Пора присуху снять – извести. Вот только…

 Она посмотрела на небо и вздохнула:

- Опоздали: солнце встает. Придется еще день ждать, до следующего рассвета.

- Тогда вернемся поскорей в избушку, - Шустрик почувствовал, что утренняя прохлада возбуждает в нем зверский аппетит. – Там, кажется, вчерашняя похлебка осталась.          

Днем Атею стало совсем худо. Он рвался к двери, водил по сторонам безумными глазами, бормотал слова любви и никого не желал слушать. Шустрик уговаривал его и так, и этак – все было бесполезно.

- Придется привязать парня к лавке, - Боровая Матушка была сильно озабочена. – С каждым часом его все труднее будет удержать. Уйдет – попадет волкам на зуб, они нынче лютуют.

- Странные какие-то волки, - удивился Шустрик. – Я считал, что летом им и без людей добычи хватает.

- Так то – людей. К деревням в эту пору волки и не подходят. Они свой лес от оборотней берегут. Совсем эти твари обнаглели: как полнолуние – толпами в бор прут, всех зайцев, всех мышей сожрали, уже до крупного зверя добираются. Наши волки голодать стали, трудно им соперничать с оборотнями.  Уж слишком их, оборотней-то, много расплодилось. Видно, лихолетье подошло, Тьма во все щели так и лезет, а с нею – выродки разные, порождения Хаоса.

Атей, проявивший, было, интерес к рассказу Боровой Матушки и присмиревший на время, снова забеспокоился и ринулся к двери.

- Держи, уйдет! – Шустрик бросился под ноги другу, тот споткнулся и опрокинулся на пол.

Боровая Матушка перевалила Атея на лавку  и прижала к ней.

- Поищи-ка в углу веревку, - крикнула Шустрику. – Да побыстрей, не то я его не удержу.

Вдвоем они быстро привязали Атея к лавке, объясняя ему, что делают это для его же блага. Юноша подергался–подергался и затих, наконец. Глаза его закатились, на лбу выступили крупные капли пота. Боровая Матушка зачерпнула из ушата воды, намочила в ней тряпицу и отерла юноше лицо.

- Вот так, вот так, милый, потерпи немного, ужо я тебе пособлю. Вот только утренней зорьки дождаться надо.

Она обернулась к Шустрику:

- Посиди-ка с приятелем, дружок, а я к дальнему ключу за водицей схожу. Против такого сильного заклятия только та водица сгодится.

- А волки? – домовой окинул взглядом женщину, такую слабую и беззащитную на вид.

- А Кошка? – вопросом на вопрос ответила Боровая Матушка.

- А, в самом деле, как я о Дракошке забыл? – Шустрик почесал в затылке и усмехнулся. – С такой «собачкой» ни один волк не страшен.

К следующему утру у Боровой Матушки все было готово: ключевая водица, охапка собранных по росе трав, горсть земли, березовый веник. Как только небо окрасилось бледно-розовым светом, приступили к делу.

Перво-наперво, отвязали Атея от лавки, раздели догола и снова уложили, наказав лежать смирно и не двигаться. Боровая Матушка налила в лохань согретой на очаге ключевой воды, замочила в ней березовый веник и принялась охаживать–обмахивать им недужного. Шустрик, примостившийся неподалеку, с интересом слушал, как бормочет женщина:

- Смою, сниму, водой сполощу любовь–присуху, тоску–тоскуху  по рыбице-девице, зеленоволосой чаровнице. Сердечко, не изводись, от любви к озерной русалке освободись.

С первыми словами заговора Атей перестал дергаться, лежал на лавке смирно с широко раскрытыми, подернутыми оловянной пеленой глазами. Тем временем Боровая Матушка отдала веник Шустрику и велела отнести Дракошке:

- Пусть сожжет дотла, - наказала строго.

Шустрику даже не пришлось объяснять, что нужно делать с веником. Видно, мысленное послание Боровой Матушки было принято драконом раньше, чем домовой переступил порог. Кошка разинула пасть и дохнула огнем на веник, заодно едва не спалив и Шустрика.

- Ты что делаешь? – завопил домовой, выпуская веник из рук и отскакивая в сторону.

Светлый пушок на тыльной стороне ладони обуглился в одно мгновение.

- Веник было приказано спалить, а не меня!  У-у, бестолочь зеленая!

Дракошка, поняв, что слегка промахнулась, завиляла хвостом, прижала крылья к спине и положила повинную голову к ногам домового.

- Ну, прости меня, дружище, я – нечаянно!

Шустрик в знак примирения  легонько ткнул дракона в нос кулаком  и поспешил обратно в избушку. Там Боровая Матушка продолжала свое дело. Она разбросала травы по телу Атея, а потом принялась обрывать с них цветы, приговаривая:

- Ручей с ручьем сбегается, гора с горой не сходится, лес с лесом срастается, цвет с цветом сливается, трава развивается. От той травы цвет сорву, с собой возьму, выйду на долину, на большу тропину, возьму себе землину, сяду под лесину, выйду на широкий луг, посмотрю на все четыре стороны, не идет ли, не плывет ли русалка-завлекалка? И кину, и брошу я в чисто поле! И как гора с горой не сходится, так чтоб и русалка-завлекалка с Атеем не сходились и не сдвигались.

Нашептывая заговор, Боровая Матушка перемешала цветочные головки с землей, вынесла их за порог и бросила по ветру. Убедившись, что ни один цветок не упал возле избушки, она вернулась к Атею. Тут она вздула огонь в очаге, бросила в него пучок сушеных трав и три волоска Атея, повернулась к огню спиной и заговорила на этот раз громко и отчетливо:

- Как дым из очага вылетает, так и присуха-тоскуха с ней исчезает. Уйдет она из избы не дверьми, из ворот не в ворота, выйдет подвальным бревном с дымным окном в чисто поле. В чистом поле бежит река черна, по той реке черной едут черт с чертовкой, а водяной с водяновкой, на одном челне не сидят и в одно весло не гребут, одной думы не думают и совет не советуют. Так бы и Атей с русалкой-завлекалкой на одной бы лавке не сидели, в одно бы окно не глядели, одной бы думы не думали, одного совета не советовали. Собака бела, кошка  сера  - один змеиный дух. Ключ и замок словам моим.

Боровая Матушка подошла к Атею и дунула ему в лицо. Юноша облегченно вздохнул и огляделся по сторонам прояснившимися глазами.

- Ну что, дружище, полегчало? – Шустрик заботливо прикрыл голого Атея лоскутным одеялом.

- Я словно родился заново, - юноша смутно помнил, что какая-то опасность одолевала его в последнее время, но начисто забыл, какая именно.

- Вот и хорошо, вот и ладненько, - Боровая Матушка поднесла ему ковшик собранной с трав росы. – Выпей, милок, воздушные слезы, пусть растворят они все твои гиблые грезы. Скажи, любишь ли ты жену свою, Ясю?

- Больше жизни люблю! – Атей одним глотком осушил ковшик.- Разве может быть иначе?

- Русалку помнишь?

- Какую еще русалку? – Атей взглянул на женщину с неподдельным изумлением.

- Да так, про русалку я давеча сказку сказывала…

- А, видно, заспал я твою сказку, Матушка, прости – ни слова не помню.

- Вот и хорошо, что забыл: страшная сказка была, недобрая. Ну, теперь позавтракаем, а дальше?

- Дальше – нам в путь пора. Спасибо, что приветила нас, добрая Матушка. Верно, мы тебе сказывали, что ищем жену мою, Ясю?

- Как же, как же! А дорогу знаете?

- Лесовички обещали нам дорогу указать, - встрял в разговор Шустрик. – Они – востроглазые, все видят, все замечают. Если Яся в лесу побывала, они про то не забудут.

- Помогла бы я вам и в этом, вот только нужна хоть какая-то вещица Яси, чтобы дух ее хранила.

- Вещица,- Атей задумался на мгновение. – Может, нитка подойдет, которой она свой локон-оберег перевязала?

- У тебя есть волосы жены?

- Ну да, Яся зашила их в мою ферезею, когда в дорогу провожала.

- Чудесно! – обрадовалась Боровая Матушка. – На это я даже и не рассчитывала. Ну-ка, доставай свой оберег.

Атей схватил плащ, развернул его и побледнел:

- Волки оторвали край, в котором были зашиты волосы…

- Вечно ты все перепутаешь, приятель, - заворчал Шустрик, пробежав легкими пальчиками по другому, целому краю плаща. – Вот же он, оберег, под подкладкой приторочен!

Боровая Матушка быстро извлекла перевязанный ниткой локон светлых волос.

- Ну, ребятки, живо завтракайте – и в дорогу. Дракошка вас к Ясе доставит, вы и оглянуться не успеете. Нюх у нее – настоящий, драконий!

ГЛАВА 34.

К осиновой роще подошли на рассвете следующего дня. Могли бы прийти и раньше, да Атей побоялся, что Дракошку увидят жители деревни.

- Ни к чему нам лишние осложнения! – Атей устроил дневку, дожидаясь, когда вечерняя тьма накроет лес.

- До деревни – еще полдня пути, - запротестовал Шустрик, надеявшийся сытно поужинать в деревенском трактире.

- Лето – не то время, когда мужики дома сидят. Ну, как кто-нибудь из них на Дракошку наткнется? Лесорубы, охотники – они от родной деревни далеко в лес забираются. А бабы с девками? Грибы, ягоды – самая пора в лес с лукошком отправляться. Вот стемнеет – обойдем деревню стороной, а дальше – куда Дракошка поведет.

- Я есть хочу, - напрямик заявил домовой, надув губы.

- Было бы странно, если б ты этого не хотел, - рассмеялся Атей. – Придется кормить тебя, братишка.

- У тебя и крошки хлеба в котомке не сыщется, - ворчал Шустрик, вспомнив, как Атей забыл в избушке Боровой  Матушки узелок с собранной им в дорогу снедью.

- В лесу дичи полно, зачем нам хлеб?

- Интересно, как ты эту дичь ловить будешь? – съязвил Шустрик.

- Зачем мне дичь ловить, когда у нас Дракошка есть? Она и поймает, и зажарит. Верно, Дракошка?

Дракошка кивнула головой, и через минуту ее уже не было рядом. Спустя полчаса  она явилась назад, волоча за собою небольшого вепря. Тут же на поляне дракон зажарил добычу и, дав возможность спутникам отрезать себе по большому ломтю сочного мяса, съел остальное.

После обильной еды на Шустрика напала икота. Он валялся под кустом, поглаживая округлившееся брюшко, и без остановки икал.

- Попил бы ты водички, приятель, - засмеялся Атей.

- Ничего смешного – ик! – обиделся Шустрик. – Я до ручья вряд ли доберусь – ик! Я и так еле дышу – ик – объелся!

- Ладно, придется тебе водички принести, не то ты от обжорства помрешь, или икотой подавишься.

Атей содрал с березы лоскут бересты, свернул из него кулек для воды и пошел на поиски ручья. Дракошка осталась охранять беспомощного домового.

Ручей сыскался не слишком далеко. Был он довольно широк, скорее, его можно было назвать маленькой речкой. Атей попытался перепрыгнуть на другой берег, но это у него не получилось: не долетев каких-нибудь полшага, юноша шлепнулся в воду.

- Зачем ты прыгаешь через речку? – из кустов ивняка высунулась странная физиономия.

Если бы Атей не привык ничему не удивляться в своих странствиях, на этот раз он бы точно удивился. Существо, выглядывающее из кустов, не походило ни на одно, виденное Атеем раньше. Лицо, покрытое там и сям торчащими пучками волос, походило на человеческое, но что-то неуловимое придавало ему сходство с козлиной мордой. Оттопыренные заостренные уши выглядывали из-под длинных всклокоченных кудрей. Огромные скорбные глаза были глубокого черного цвета. Самой странной, самой необычной деталью был небольшой, но все же заметный рог посредине лба.

- А ты кто такой? – Атей сделал шаг к берегу и выбрался на сушу.

Казалось, существо и не слышало вопроса. Оно вылезло из кустов, поразив Атея своими непомерно длинными конечностями. На руках пальцы были длинные-длиннющие, в семь – восемь вершков каждый. Какая-то ветхая одежка прикрывала волосатое тело.

- Я в лесу заблудилась, - заплакало, захныкало существо, давая понять, что оно – женского пола. – Помоги мне домой добраться, мил-человек!

- Как же я тебя до дома доведу, если сам этого леса не знаю? – Атей дружелюбно улыбнулся.

Длинные пальцы незнакомки зашевелились, зачесались, потянулись к Атею:

- Смеешься? Ты, видно, веселый человек. Давай в щекотушки поиграем: я тоже посмеюсь.

- Некогда мне в щекотушки с тобой играть, я за водой пришел.

Атей зачерпнул в берестяной кулек воды из ручья и плеснул в сторону незнакомки.

- Ай-ай-ай, зачем брызгаешься? – завопило существо, отскакивая от Атея.

Оно дотянулось-таки до юноши длинными руками, но тут же отдернуло пальцы:

- Тьфу, мокрый! Придется подождать, пока высохнешь, тогда и в щекотушки играть будем.

- Не буду я с тобой играть, непонятно разве? – Атей перепрыгнул на другой берег ручья, обдав длиннорукую брызгами.

Та упала на траву и стала кататься по ней, суша намокшие лохмотья. Атей пожал плечами и, вновь зачерпнув в бересту воды, понес ее икающему Шустрику. Домовой в мгновение ока осушил кулек, икнул в последний раз и блаженно замолчал.

- Странное существо я только что видел у ручья, - Атей начал рассказывать другу, с кем его свел случай.

 По мере его рассказа домовой становился все более неспокойным. В конце концов, он даже вскочил на ноги, забыв о набитом брюшке.

- И угораздило тебя на Щекотуху наткнуться! – возбужденно заохал он. – Твое счастье, что вымокнуть успел вовремя, не то она тебя до смерти защекотала бы.

- Кто – Щекотуха?

- Ну, не я же! – обиделся Шустрик. – Если встретишь ее когда-нибудь еще – остерегись.

- Да она вроде не страшная, смешная даже.

- Вот-вот, смешная! При ней смеяться ни в коем случае нельзя. Нельзя даже зубы показывать. Увидит Щекотуха зубы – подумает, что ты смеешься. Ей того только и надо – сразу щекотать начинает. А уж если она это дело начнет, не остановится, пока не защекочет до смерти. Это – ее любимое дело.

- Я, вроде, не плакал, но меня-то она щекотать не стала! – возразил Атей.

- Не стала потому, что ты мокрый был. Щекотуха страсть как воды боится, мокрого - никогда щекотать не будет. Если бы ты на другой берег ручья не удрал, она бы дождалась-таки, пока ты высохнешь. Тогда б тебе от нее живым не уйти!

- Ну что ж, будем надеяться, что за ручьем мы в безопасности.

Атей снял с себя мокрую одежду, разложил ее на траве и позвал Дракошку.

- Подыши легонько, подсуши мои вещи, - попросил он.

Через несколько минут юноша уже натягивал на себя совершенно сухую одежду.

Как только на небе зажглась первая звезда, тронулись в путь. Дракошка время от времени останавливалась, задирала голову, ловила ноздрями струи ветра и уверенно шла дальше. На рассвете она остановилась у осиновой рощи и принялась возбужденно принюхиваться.

- Ты потеряла след? – испугался Атей.

- В этом мире след исчезает, но, может быть, он появится в другом? – Кошка ответила, не издав ни  звука.

- В каком – другом?

- Здесь есть проход в соседний мир, только он такой узкий, что мне не пролезть.

- Другие миры – это по моей части! – напыжился от чувства собственной значимости Шустрик. – Мы со Славенем не один мир прошли, я знаю, как это делается.

Домовой подошел к кончику носа Дракошки. Еще шаг – и он исчез из вида.

- Шустрик, ты где? – позвал Атей.

Из ниоткуда высунулась рожица домового.

- Так я и знал: другой мир! – Шустрик был так горд, будто именно он догадался, куда ведет след Яси. – Чего ты медлишь, иди за мной.

- Я подожду вас здесь, - Дракошка улеглась под осинами, отчаявшись протиснуться за юношей и домовым.

Атей оглядывался по сторонам, сжимая в руках охотничий нож. Место, куда они попали, совсем не походило ни на одно, в котором юноша побывал за свою полную приключений жизнь. Сумрак, окутывающий пространство, нельзя было назвать ни днем, ни ночью. Он слегка напоминал предутреннюю или вечернюю пору, когда краски стираются, превращаются в серые размазанные пятна, когда очертания предметов смутны и расплывчаты, когда сердце невольно сжимается от неопределенности и неясных предчувствий. Ни травы, ни деревьев, ни кустарника юноша не заметил. Единственно осязаемым здесь был багровый туман. Он то лизал щиколотки, то поднимался до пояса, а то и вовсе накрывал с головой.

- Шустрик, Шустрик! – позвал Атей, не видя нигде домового.

Багровое облако взметнулось  рядом с юношей, и из тумана появилась голова, а потом и плечи товарища.

- Не кричи так громко, вдруг это опасно! – Шустрик приложил палец к губам. – В других мирах все по-другому. Вот ты думаешь, что это – туман, а он живым чудищем обернется.

- Ну, что ты меня пугаешь, - у Атея невольно мурашки пробежали по спине. – Я и сам понимаю, что нужно быть осторожными, только ты не уходи далеко, не то мы растеряемся в тумане.

- Нет, не растеряемся: через дюжину шагов туман кончается, я проверил, - Шустрик гордо выпятил грудь.

- И что там дальше?

- Ну, дальше-то я не ходил, - замялся домовой, не желая показывать, что удаляться от товарища он просто побоялся.

- Тогда пойдем скорей. Дай руку, так я буду уверен, что ты рядом.

Держась за руки, приятели побрели сквозь туман, который и в самом деле скоро кончился. В двух шагах от колышущейся багровой завесы возвышалось странное сооружение.

- Яйцо, что ли? – удивился Шустрик. – Какое огромное! Не хотел бы я встретиться с птичкой, которая снесла такое яичко.

- Птица тут ни при чем, - возразил Атей. – Птичьи яйца гладкие, с крепкой скорлупой. А это – гляди – мохнатое какое-то!

- Яйцо в шубе, - захихикал домовой, протягивая руку, чтобы потрогать странный предмет.

- Ой, оно шевелится! – завопил он через мгновение, напрочь забыв об осторожности.

Атей подошел ближе и увидел несметное количество пауков, облепивших то, что они называли яйцом. Живая масса копошилась, колыхалась, угрожающе вскидывала тысячи волосатых ног.

- Я бы обошел это паучье гнездо стороной, - неуверенно промолвил Атей.

- Я бы – тоже! – Шустрик рванул в сторону, но тут же был облеплен с ног до головы липкой паутиной.

- Атей, помоги мне выбраться! – завопил Шустрик, стряхивая с себя пауков.

- Держись, сейчас я порежу тенета, - юноша замахнулся ножом, пытаясь освободить домового от паутины.

Пауки живым ковром потекли с насиженного места, подбираясь к ногам незваных гостей, карабкаясь по одежде Атея и по белой шерстке домового, стараясь добраться до рта и глаз. Друзья смахивали с себя одних, давили ногами других, трясли головами, чтобы избавиться от третьих. Паучье нашествие не прекращалось. Мохнатых тварей было так много, что вскоре они облепили и Атея, и Шустрика с ног до головы. Они опутывали добычу паутиной, вонзали в их кожу острые челюсти.

- Дракошка! – заорал Атей, выплюнув изо рта мерзкое существо. – Дракошка, помоги!

Туман не давал возможности разглядеть, как поступил дракон. Скорее всего, он просто просунул голову в прореху между мирами. И все же это оказалось спасительным для друзей, попавших в плен к паукам. Дракошка дохнула огнем, который прорвался сквозь багровое облако и опалил накрывшее Атея и Шустрика живое покрывало. Мертвые пауки посыпались на землю, живые – испугались и отступили. Они удирали со всех ног, прятались в щелях земли, под камнями. Вскоре ни одного паука не было рядом: похоже, с огнем они столкнулись впервые.

- Ага, не нравится быть жарким? – ликовал Шустрик, давя опаленные тельца еще подающих признаки жизни пауков.

- Смотри, Шустрик, яйцо – чье-то жилище! – Атей дернул приятеля за руку. – Вот дверной проем с занавеской. Рискнем войти?

- Конечно, рискнем! – расхрабрился Шустрик. – Кто бы там ни жил, он должен был Ясю видеть. Ведь она проходила тут, верно, Кошка?

Атей подошел к похожему на кокон жилищу и отвел ножом закрывающую вход занавеску. Очень медленно и осторожно он придвинулся к проему вплотную и заглянул в него.

- Ну, что там? – нетерпеливо подгонял его Шустрик.

- Пока ничего не вижу: темно.

- Дай, я посмотрю, у меня глаза к темноте привычные.

Шустрик бочком протиснулся в дверь и через мгновение заорал, что есть мочи.

- Она здесь, Атей! Яся здесь!

   С трудом веря в такую удачу, Атей бросился на голос друга. Шустрик стоял перед огромной дубовой кроватью. Свисающая с потолка черная кисея скрывала того, кто находился на этой кровати. Юноша подбежал к ложу и отвел рукой кисею.

На черный подушках, укрытая черным одеялом, лежала его Яся. Светлые локоны были аккуратно собраны под черный чепец, делавший ее бледное лицо еще более бледным и безжизненным. Грудь, прикрытая одеялом, была абсолютно неподвижна. Казалось, девушка не дышала.

Атей наклонился к самому лицу жены, ловя дыхание, но ничего не почувствовал. Ресницы Яси не дрогнули, глаза не открылись.

- Она жива? – Атей боялся прикоснуться к восковому лбу Яси. – Я не улавливаю дыхания.

- Ой, худо, худо! – запричитал Шустрик.  – Предупреждал я ее – худу быть, так не послушалась же! Сидела бы дома, щи-кашу варила, так нет, нужно было невесть с кем уйти, да и сгинуть.

- Так она мертва? – Атей приложил ухо к груди, надеясь услышать стук сердца.

Тишина. Он не услышал ни звука.

- Мы опоздали, Шустрик, она умерла. Моя Ясочка любимая – умерла!

Слезы застилали глаза Атея, сердце разрывалось от горя.

- Этот, супостат ее, - тоже мертв, - Шустрик заглянул под кисею на другой кровати и обнаружил на ней недвижимое тело чернобородого мужчины.

- Как же так, почему она умерла? – Атей припал головой к телу жены и сам был готов умереть рядом с ней.

Вдруг он почувствовал, что кровать шевельнулась и слегка приподнялась. В следующее мгновение Шустрик сдернул юношу с одра.

- Смотри, эта тварь и тебя убить хочет!

Из-под кровати выбиралось жуткое страшилище. Сначала показались две поднятые волосатые конечности. Они были похожи на передние ноги паука, если бы не размеры: каждая – толщиной с человеческую руку! В темноте сверкнули глаза: восемь по четыре в ряд. От этого взгляда у Шустрика шерстка моментально вздыбилась, как у перепуганного кота. Атей зачарованно следил за мерцающими красным светом злобными глазами чудища и не мог двинуться с места. Под глазами паука равнодушно и оттого еще более пугающе двигались острые, похожие на крючки челюсти, из которых сочилась наверняка ядовитая слюна. Чудовище приподнялось на остальных шести членистых лапах, кровать соскользнула с его спины, порвав окутывающую ее черную кисею. Тело Яси свалилось на пол.

Атей не успел и шагу сделать, чтобы поднять жену снова на кровать. Невероятных размеров паук пошел в атаку. Только сноровка охотника помогла Атею увернуться от его лап, но паук развернулся и напал снова. Шустрик, от страха присевший на корточки и закрывший голову руками, был как раз между Атеем и пауком. Еще мгновение – и ядовитые челюсти перекусят его пополам. Атей, не раздумывая, прыгнул вперед, размахивая охотничьим ножом. Клинок скользнул по жесткой поверхности ноги паука и не причинил ей ни малейшего вреда. Разверстая пасть твари нависла над головой юноши. Атей собрал все силы и всадил в нее нож.

Паук сомкнул челюсти, оставив в руке Атея обломок клинка с рукояткой. Доли секунды, на которую он замешкался, хватило юноше, чтобы перекатиться под  паука и вонзить обломок ножа в мягкое брюхо. Еще секунда – чтобы распороть его до самого конца, с трудом увернувшись от вываливающегося из него содержимого. Паук издал странный квакающий звук и осел на пол. Все его восемь ног дернулись пару раз и вытянулись.

- Ага, издох, голубчик! – пришедший в себя Шустрик бегал вокруг поверженного чудовища и пинал его ногами.

Ни он, ни Атей не заметили, как из темного угла выбежали-выкатились странные толстозадые женщины и накинули на них невесомые тенета. Через мгновение, обездвиженные и лишенные сознания, жертвы уже болтались под потолком жилища Черных вдов в плотных коконах из паутины.

Пока старухи сокрушались по поводу убитой Атеем Черной Хранительницы, их жилище наполнялось странными сущностями. Лишенные каких-либо определенных очертаний и форм, темные сгустки ощущений метались в сумраке, толкались, пытались просочиться в щели между лохмотьями порванной черной кисеи. Наконец, одной бестелесной твари удалось пробраться к телу Яси и вползти в ее ноздри. Через мгновение девушка открыла глаза и отчетливо чихнула.

- Что такое? – одна из вдов обернулась и увидела копошащиеся у кисеи темные сгустки.

- Они повредили защитную кисею! – ахнула вторая старуха. – Теперь не миновать одержания. Мы не уберегли тело девчонки от вторжения развоплощенных!

- Что теперь скажет Темный? – схватилась за голову третья. – Младенец должен вот-вот родиться, а тело его матери не свободно: смотрите, оно моргает и шевелится!

В самом деле, тело Яси проявляло очевидные признаки жизни: щеки девушки порозовели, грудь вздымалась дыханием, глаза с любопытством шарили по сторонам. Вдруг черты лица исказил гримаса боли.

- Ой! – дернулась Яся и медленно потянулась слабой рукой к животу.

- Ну вот, началось! – испугались старухи и побежали-покатились к ожившей пленнице. – Роды!!!

- Темный нас прибьет! – заголосила самая трусливая из вдов.

- Не прибьет! – низкий мужской голос прозвучал неожиданно и ниоткуда.

Он просто пригвоздил старух к месту, заставив осесть всей тяжестью ягодиц на скрипнувшие тележки.

Посредине помещения вспучилась черная полусфера, затем она лопнула, разметав по сторонам ошметки тьмы, и открыла взорам черную свечу. Свеча сама собой вспыхнула  черным пламенем, распространяя вокруг себя непроницаемый мрак. Оттуда,  из этого мрака,  снова послышался хрипловатый бас:

- Время пришло: моему наследнику пора появиться в этом мире. Говорите, не уберегли тело матери, допустили вселение в него развоплощенной сущности? Не страшно. Так, возможно, даже лучше будет. Надеюсь, в вашу избушку светлые сущности не залетают?

- Какие там светлые, батюшка! – залебезили старухи. Вон они копошатся – все темненькие.

- Это хорошо: я не уверен, что Яся достаточно потемнела в Нави. Приемная темная мамаша меня вполне устроит. Этих – снять и распутать! – темная плеть метнулась в сторону коконов с пленниками. – Они оказались на месте очень кстати: получат и жену, и младенца, сами в деревню и доставят. Пусть думают, что спасли Ясю, придурки! Уж я позабочусь, чтоб ведогонь внучки навсегда остался в Нави.

- А Темный?

- Пусть лежит до поры до времени.

Свеча погасла, втягивая в себя шатер тьмы. Мгновение – и все исчезло.

- Кто это был? – переглянулись старухи.

- Должно быть, Хозяин! – почему-то шепотом пробурчала старшая вдова. – Нужно в точности выполнить все его указания, не то не сносить нам головы.

Старухи опустили на пол коконы с пленниками, разрезали паутину и извлекли из нее Атея и Шустрика. Прошло несколько минут, прежде чем они пришли в себя.

- Вы кто? – Атей уставился на освободительниц, а Шустрик счел за благо сделаться невидимым.

- Мы – те, кто поможет родиться твоему сыну.

- Но Яся умерла! – сердце Атея снова сжалось от боли.

- Живехонька! Взгляни-ка вон туда…

Стараниями старух тело Яси снова покоилось на дубовой кровати, время от времени корчась в родовых схватках и издавая жалобные стоны.

- Яся, родная моя! – Атей вскочил на ноги и бросился к жене. – Я здесь, любимая, не бойся!

Он споткнулся о тушу убитого паука и чуть не упал.

- Вот кто виноват в том, что я принял тебя за мертвую! – Атей пнул паука ногой. – Ты стала жертвой мерзкой твари.

Юноша подбежал к кровати, схватил холодные руки жены, покрыл их поцелуями, боясь тревожить роженицу более смелыми ласками. Яся посмотрела на него подернутыми поволокой глазами и никак не отреагировала.

- Тебе больно, родная моя? – Атей старался уловить в глазах жены хотя бы отблеск нежности. – Потерпи, милая, ты же у меня умница. Ты родишь нашего сынишку, и мы все вместе отправимся домой.

- Ну-ка, милок, отойди в сторону, - старуха отодвинула Атея, водрузив рядом с кроватью лохань с водой. – Когда бабы рожают, мужикам не след под ногами путаться!

Вторая старуха уже спешила с чашкой темной густой жидкости и ворохом черных тряпиц.

- А-а-а! – завопила пронзенная болью Яся.

- Иди, погуляй где-нибудь! – старуха вытолкала Атея из избушки. – Помочь ты все равно не сможешь, а роды мы и сами примем.

Замирая от каждого очередного вопля жены, юноша вышел вон. Он был так взволнован и расстроен своей беспомощностью, что даже не заметил, что Шустрика нет рядом.

Тем временем старухи готовили Ясю к таинству рождения. Они обмыли тело роженицы прохладной водой с растворенными в ней ароматическими маслами, насухо вытерли кожу черной тряпицей и подстелили такую же под молодую женщину. Разметавшиеся по потному лбу волосы убрали под чепец, смочили сухие губы влажной ветошью.  К столбикам кровати привязали прочные петли, чтобы роженице было удобнее тужиться, ухватившись за них руками.

Отошли воды. Схватки следовали одна за другой, почти не оставляя Ясе времени, чтобы передохнуть. Она стонала, кричала и – ругалась: вычурно и страшно.

- Как бы парень не заподозрил, что женушку его подменили, - заметила одна из старух, вслушиваясь в забористую ругань молодицы.

- Не страшно, его можно будет всегда убедить, что, рожая, бабы и не такое творят!

- Пора позаботиться, чтобы младенец родился Темным. Ругань мамаши, конечно, отличное сопровождение для такого события, но этого мало. Где кровь?

- Вот, сестрица, - старшей из вдов подали чашку с густой темной жидкостью.

Она взяла чашку в одну руку, палец другой окунула в ее содержимое и принялась рисовать на обнаженном животе роженицы какие-то знаки. Видимо, младенцу это не слишком понравилось, он устремился наружу мощно и неудержимо.

- А-а-а! – боль, с которой расходились кости  лона, была невыносимой.

- Ну-ка, сунь ей в зубы полотенце, чтоб не кричала, не теряла силы! – распорядилась старшая повитуха.

Роженица вцепилась побелевшими пальцами в петли, приподнялась, упираясь ногами в спинку кровати.

- У-у-у! – мычала она, стиснув полотенце зубами.

- Ну, еще немного, еще чуть-чуть потужься, - уговаривали ее все три старухи. – Вот уже и головка показалась.

 Старшая из вдов подскочила к роженице и мазнула кровью по и без того окровавленной макушке младенца, едва она появилась.

- Ну вот, теперь малыш точно родится Темным, - удовлетворенно заявила она, отставляя чашку и изготовившись принять младенца в черную пеленку.

- А-а-а! – взревела роженица, выплюнув изо рта полотенце, и из последних сил исторгла из себя головку малыша.

Больше она ничем не могла ему помочь, да этого и не потребовалось. Мышцы матки сами собой сокращались, тельце младенца выплыло из материнской утробы прямо в подставленные руки повитухи.

Младшая из Черных вдов перехватила пуповину прочным шнурком и потянулась к ней ножницами – перерезать.

- Ты что делаешь? – закричала старшая повитуха, заметив оплошность сестры.- Ножницами перерезают пуповину у девочек, а у мальчиков – только ножом!

Не доверяя никому такое важное действо, повитуха принесла огромный нож с черной ручкой в виде паука и перерезала пуповину. Затем она схватила новорожденного за ножки, встряхнула его вниз головой, отчего младенец зашелся криком.

- Принимай парня, папаша, - малыша сунули в руки ворвавшегося на крик Атея.

- Зорень! – улыбнулся тот глупо и счастливо, принимая перепачканное кровью и слизью голое тельце сына.

Малыш дернулся, скривил рот и заорал, что было мочи.

- Неподходящее имя придумал, - зашипела сзади старуха. – Видишь, оно ему не нравится. Вороненком было бы лучше назвать, вон он, какой черненький.

- Это – в деда, в Славеня, - растерянно пробормотал Атей, не зная, как успокоить младенца.

- Дай! – роженица тянула к сыну руки, по-прежнему почти не обращая внимания на мужа.

Она схватила ребенка, прижала его к себе и тут же сунула в рот сосок груди.

- Пусть они оба окрепнут немного, - старухи уже опять выталкивали Атея из жилища. – Завтра отправитесь восвояси.

ГЛАВА 35.

Где-то далеко-далеко за рекой горланили петухи. Поляна вслушивалась в эти родные звуки, и сердце ее переполнялось радостью. Скоро, совсем скоро закончится их путешествие. Вот уже и Самозвонная роща проводила путников шелестом листвы и гулом невидимого колокола. Река в легкой утренней дымке приветливо накатывает волны на песок, лижет босые натруженные ступни ласковой дворняжкой. Противоположный берег зарос ивами. Речка не широкая, но вброд ее не перейдешь.

- Эх, топор бы сейчас! – вздохнул Славень. – Плот соорудить легко, только не голыми руками.

- Давайте просто переплывем реку, - Оло, выросшей на море, были непонятны проблемы спутников.

- Я плавать не умею, - Поляна готова провалиться сквозь землю от стыда.

- Тогда я переплыву на другой берег и поищу лодку в деревне.

- Это займет так много времени! Мы почти у цели. Как досадно, что я не научилась плавать! Хотя…

Поляна хитро взглянула на мужа и что-то шепнула ему на ухо.

- Умница! И как я сам не догадался? – Славень чмокнул жену в щеку. – Сейчас все устроим.

В прибрежных кустах тут же были выломаны и очищены от листьев две гибкие длинные ветки.

- Держи крепче! – Славень подал тонкие концы веток Поляне.

Женщина одной рукой ухватилась за ветки, а другой прижала к себе кувшин с ведогонем Яси.

- Ну, поехали!

Славень шепнул заклятие Гора – Поляна поднялась в воздух. Оло, впервые увидевшая этот фокус, упала на песок и закрыла голову руками. Пришлось успокаивать ее, объяснять, что девочке ничего не грозит, что Поляна тоже в безопасности, что все это сделано только для того, чтобы переправиться через реку.

Наконец Оло успокоилась, взялась за одну из веток и вместе со Славенем, держащим вторую ветку, вошла в воду. Поляна болталась в воздухе у них над головами. Плыть было неудобно, ведь приходилось грести только одной рукой. Кроме того, Славень все время опережал маленькую спутницу. Ветки дергались, и Поляне с трудом удавалось держаться за них. На самой середине реки конец одной из веток отломился, и если бы Оло не удержала парящую в воздухе женщину, ее унесло бы ветром неведомо куда.

И все же переправа удалась. Вскоре все трое были на другом берегу. Пока Славень и Оло отжимали и сушили одежду, Поляна уединилась в прибрежных зарослях. Она прислонилась спиной к дереву, закрыла глаза и поднесла ко лбу кувшин.

- Ты меня слышишь, доченька? – позвала мысленно.

- Да, мамочка, слышу, - отозвалось в голове.

- Куда теперь идти? Где искать твое тело?

- За деревней в осиновой роще избушка Черных вдов. Там мое тело.

- Осиновая роща, - Поляна задумалась, вспоминая. – Я видела осиновую рощу за озером.

- Вот-вот, это она и есть! Поторопитесь, мама: я чувствую, что скоро должен родиться ребенок. Нам нельзя опоздать!

Славень и Оло натянули еще влажную одежду, и путники заспешили к знакомой деревне.

К осиновой роще подошли на закате.

- Не стоит начинать важное дело, на ночь глядя, - Поляна даже поежилась при виде, в общем-то, безобидных деревьев. – Давайте заночуем на опушке, а завтра с утра двинемся дальше.

- Ну что ж, завтра, так завтра, - Славень принялся сооружать костер, чтобы приготовить ужин.

Оло пошушукалась о чем-то с Поляной и понесла кувшин к озеру.

- Куда это она? – не понял Славень.

- Оло хочет поговорить с Иви Яси, узнать у него, куда нам дальше идти и как найти тело. Огонь мешает девочке, ей нужно, чтобы рядом была вода.

- Не проще ли было бы тебе самой поговорить с Ясей, как ты делала это не раз?

- Не забывай, что Оло – Вопрошающая Духов. Девочке так хочется попробовать себя в этой роли! Как я могу отказать ей?

Оло вернулась к костру, когда на небе зажглись первые звезды. Она бережно положила кувшин на траву и подсела к Поляне.

- У меня получилось! Теперь я – настоящая Вопрошающая Духов. Иви Яси сначала не хотел говорить со мной, но я его упросила. Мы так долго разговаривали о мире духов, что мне показалось, будто я сама побывала там. Теперь мы с Ясей – друзья.

- А о том, где искать тело твоей новой подружки, ты расспросила ее Иви?

- Конечно, расспросила. Тело Яси находится в этой осиновой роще, в доме Черных вдов.

- Ну что ж, роща невелика, отыскать в ней избушку будет не сложно.

Оказалось – сложно, да еще как! Путники прочесали рощу вдоль и поперек, сходясь и расходясь, но никакой избушки не обнаружили.

- Ты ничего не напутала, девочка? – спросила Поляна Дождевую Капельку, когда к полудню все выбились из сил. – Избушка Черных вдов на самом деле находится в этой роще?

- В этой, в этой! – Оло не выказывала и тени сомнения.

- Тогда я ничего не понимаю, - Поляна устало опустилась на траву. – Не провалилась же избушка сквозь землю?

Оло присела рядом, виновато опустив глаза. Неужели она что-то забыла из объяснений Яси? Лохматый черный паук вынырнул из травы и побежал по ноге девочки. Та с отвращением отбросила его в сторону. Паук шлепнулся на границу светотени от ствола осины и наполовину исчез. Четыре ноги и половина туловища словно стали невидимыми, потом остальные ноги перебрались в тень и тоже исчезли.

- Вспомнила, вспомнила! – закричала Оло. – Чтобы попасть к избушке, нужно встать на тень от осины.

- Да мы и за день не найдем нужного дерева: вон их сколько в роще!

- Искать не нужно: вот же оно, - Оло указала на место, где только что был паук.

Вскочив на ноги, девочка встала на темную полоску и тут же исчезла.

- Опять в другой мир придется идти, - вздохнул Славень и последовал примеру Оло.

Поляна крепче прижала к груди кувшин с ведогонем Яси, шагнула – и очутилась в багровом сумраке. Кроваво-красный туман стелился по земле, впереди маячило какое-то яйцевидное сооружение, то и дело меняющее очертания.

- Неужели это и есть избушка, которую мы ищем с утра?

Подойдя ближе, путники обнаружили, что огромные черные пауки с мохнатыми лапами плотно облепили строение.

- Я боюсь, - честно призналась Оло. – Эти противные твари, наверное, кусаются.

- Ни двери, ни окна, - Славень обошел «избушку» вокруг, не приближаясь, однако, ближе, чем на сажень.

- Возможно, Яся имела в виду совсем другое строение? – Поляна повернулась к Вопрошающей Духов. – Это не избушка, а просто огромное паучье гнездо.

Женщина поднесла кувшин ко лбу и сосредоточилась. Она словно слилась с находящимся за глиняной стенкой ведогонем  дочери, стала его глазами и ушами. Безотчетный страх  мурашками побежал по спине, появилось ощущение, что она уже была раньше у паучьего дома. Вот сейчас, сейчас в копошащейся массе пауков образуется прореха, и из нее высунется седая женская голова.

Поляна опустила кувшин. Теперь она была уверена, что это та самая «избушка» Черных вдов. Только никто их не встречал.

- Придется быть непрошеными гостями, вот только найти бы вход.

В ответ на слова Поляны пауки протянули навстречу пришедшим тысячи отвратительных мохнатых лап. Тысячи бородавок  выстрелили липкими нитями паутины.

- Ого, это мне вовсе не нравится, - рассердился Славень. – Ну-ка, милые букашки, полетайте немного.

И он прошептал заклятие Гора. Пауки черной тучей взмыли вверх, поднимая за собой на нитях паутины что-то, похожее на огромный паучий кокон.

- Ну, нет, так мы не договаривались, - Поляна пришла на помощь мужу. – Избушку оставьте на месте!

Женщина метнула с ладони огонь, пережигая паутину. Кокон шлепнулся на землю. Из него тут же выбежали-выкатились странные существа: то ли женщины, то ли пауки. Сухонькие старушки везли свои огромные тяжелые ягодицы на тележках, резво перебирая кривыми ножками.

- Стойте, хозяюшки! – Славень поймал одну из удирающих старух. – Что же вы гостей привечать не хотите?

- Провались ты пропадом, гость окаянный! – прошипела в ответ старуха. – Тати себя тоже гостями называют, когда грабят невинных людей.

- Ой ли, таких уж невинных? – усомнился Славень, встряхивая старуху. – Говори, старая карга, где тут у вас тело девочки моей припрятано?

- И этот за телом пришел! – завопила старуха, вырываясь из рук кузнеца. – Опоздал, милок, опередили тебя.

- Опередили? Кто?

- Давеча молодчик один заявился, а с ним и другой, лохматый эдакий, шустрый. Они тут такого натворили, так бедных старушек обидели! Тело девчонки забрали, с собой унесли. Так что нету у нас его, не обессудь. Хочешь – другое забери.

- У вас что, не одно тело было?

- Э-э, милок, у нас тут прямо склад тел-то этих. А ну, отпусти!

Славень разжал руки. Черная вдова отбежала-отъехала на безопасное расстояние.

- Там оно, тело – в избушке. Только не советую его трогать. Темный, хозяин тела-то, шутить не любит, нет. Не тревожьте тело, а то не поздоровится вам, изверги.

И старушка юркнула в кусты.

- Надо разобраться, - Славень шагнул к избушке. – Бабуля и соврет – не дорого возьмет.

Вместо двери в жилище Черных вдов вела просто дыра, занавешенная черной кисеей. Такие же черные покрывала там и сям свешивались с потолка, окутывали резные деревянные кровати. Поляна в потемках споткнулась об огромные клубки черной пряжи, раскиданные по полу.

Две кровати были пусты, на третьей возлежало тело крупного мужчины средних лет. Поляна подошла ближе, склонилась к лицу незнакомца. Никаких признаков жизни! Кожа была холодна, но упруга. Ни дыхания, ни  стука сердца. Мужчина выглядел мертвым.

Славень обошел избушку, заглядывая в самые темные углы, под кровати, но тела дочери нигде не обнаружил.

- Неужели мы ошиблись?

- Не ошиблись, а опоздали!

Странно, но Поляна не казалась огорченной. Она подняла с пола и протянула мужу какую-то вещицу.

- Узнаешь? Это ладанка Атея. Он нашел Ясю раньше нас.

- А тот мохнатый его спутник, похоже, Шустрик, - догадался Славень.

- Слава Богам! – Поляна облегченно вздохнула и улыбнулась. – Можно возвращаться домой.

- Следует поторопиться, ведь Атей не знает о том, что ведогонь Яси у нас. Что, если он подумает, что жена умерла?

- О, нет! – простонала Поляна, сообразив, что тело дочери могут предать земле раньше, чем они доберутся до дома.

- А как мы выберемся отсюда? – вопрос Оло повис в воздухе.

Ответа на него не знал никто.

Поляна и Славень бродили вокруг жилища Черных вдов, надеясь найти выход из странного мира.

- Если вход сюда открывался в тени от осины, то и выход должен быть там же, - рассуждала Поляна.

- Здесь нет осин, - возражал ей Славень. – И тени здесь нет – только багровый сумрак. Если бы мы догадались запомнить место, где очутились, перешагнув сюда из нашего мира!

- Придется потоптаться вокруг избушки, вдруг нечаянно наступим туда, откуда пришли?

- Ничего иного нам не остается, - грустно подытожил Славень. – Жаль только, что мы потеряем уйму времени.

Оло сидела на полу избушки-кокона и пыталась выяснить у Иви Яси, не знает ли он, как выбраться из злополучного багрового мира? Девочка не заметила, что из ноздрей лежащего на кровати мертвеца выползли две черные тени. Подобно струйкам дыма, они поползли к Вопрошающей Духов, обвились вокруг ее ног, взбираясь все выше, выше, к горлу девочки. Вот уже черная удавка сдавила тонкую шею.

- Ах! – девочка задохнулась и выпустила из рук кувшин.

Тот упал на пол и разбился. Светлое облачко повисло над черепками, но тут же было окутано черной дымкой. Оло опомнилась, когда Тьма уползала в ноздри мертвого  тела, утаскивая за собой Иви Яси.

- Нет, нет! – закричала Оло, понимая, что еще мгновение – и Ясю не догнать.

Что случилось потом, юная Вопрошающая Духов почти не осознавала. В сильнейшем волнении она почувствовала острую боль в груди, словно ее ударили ножом прямо в сердце. Тело рухнуло на пол, а девочка упрямо рванулась к носу мертвеца, чтобы схватить ускользающую струйку черного дыма. Потом ее закружил, завертел мощный поток темноты, увлекая в едва осязаемую воронку. Темнота, гул, движение. Бездна…

И вдруг в темноте возникла сияющая змейка. Почему-то Оло сразу поняла: это старая Эйге пришла ей на помощь. Змейка свернулась в спираль, затем резко распрямилась и стрелой вонзилась в темный поток, уносящий фонарик Ясиного Иви. Черная змея не отпускала, боролась, но золотая змейка была сильнее. Вот светлый Иви отделился от переплетения змеиных тел, и Оло догнала, схватила его, прижала к…

Да-да, к сердцу, потому что в тот же миг она оказалась вновь в своем теле на полу избушки.

- Золотая Коса! – закричала девочка во весь голос.

Поляна бросилась на зов, споткнувшись о глиняные черепки кувшина. Краем глаза она заметила, как шевельнулось мертвое тело на кровати.

- Ты разбила кувшин? – женщина подбежала к Оло и замерла, боясь повредить светлое облачко ведогоня.

- Скорее, спрячь его куда-нибудь! – кричала Оло, протягивая руки с ведогонем к Поляне. – Спрячь, не то мы потеряем Ясю навсегда.

Темный поднялся с кровати и шагнул к женщине.

- Иди ко мне, дочка! – Поляна прижала руки Оло к своему животу, и ведогонь нырнул внутрь материнского тела.

- У-у, - зарычал Темный, схватил Поляну за косу и швырнул на пол.

Оло бросилась под ноги нападающему и вцепилась зубами в его икру.

- А-а-а! – Темный взвыл от боли и стряхнул девчонку с ноги.

- Славень! – крик Поляны был полон отчаянья.

Кузнец ворвался в избушку. Не теряя времени на слова, он обрушил свой пудовый кулак на голову незнакомца, вторым кулаком отбросив его в сторону. Темный разжал руку, выпустил Поляну, но сдаваться не собирался.

- Уходите! – прокричал Славень жене и Оло. – Я сам с ним разделаюсь.

- Это мы еще посмотрим, кто с кем разделается! – скривился Темный и пошел в атаку.

Славень поднял над головой дубовую кровать и обрушил ее на противника, но тот ловко увернулся. Деревяшки разлетелись в стороны. Темный ухватился за свисающее с потолка черное покрывало, рванул его – и липкая паутина спеленала Славеня.

- Что, не нравится? – хохотал Темный, вонзая кулаки под ребра кузнецу.

Славень прижался спиной к изголовью уцелевшей кровати и, подпрыгнув, ударил ногами в челюсть насмешника. Брызнула кровь, покатились на пол выбитые зубы.

- А-а! – вопль Темного был поистине ужасен.

Не обращая внимания на пытающихся остановить его женщин, он двинулся к Славеню, который все еще никак не мог выпутаться из паутины.

- Извини, любимый, что вмешиваюсь в мужские разборки, - пробормотала Поляна и метнула в Темного сгусток огня с руки.

- А-а-а! – тело нападавшего съежилось, оплыло и, просочившись черной лужей сквозь пол, исчезло.

Все облегченно вздохнули.

- Теперь бы еще дорогу домой найти – и лучшего желать не надо.

Оло прислушалась к шелестящему в голове шепоту своей наставницы и улыбнулась:

- Старая Эйге сказала мне, что выход из мира Багрового Тумана внутри одного из этих клубков.

Девочка указала на «рукоделье» Черных вдов.

Славень, не удивившись, подошел к клубкам и по очереди толкнул ногой каждый из них. Один из клубков покатился к двери, оставляя за собой дорожку пряжи. Вот он выкатился из избушки, покатился, уменьшаясь в размерах, сквозь багровые волны тумана. Поляна, Славень и Оло побежали следом, держа в руках путеводную нить. Вот нитка закончилась – и путники друг за другом соскользнули к основанию ствола старой осины. Едва переведя дыхание, они покинули рощу и, обогнув озеро, направились в сторону родной деревни.

ГЛАВА 36.

Прошло три дня с тех пор, как Атей с семейством возвратился домой. Деревня, узнав об этом, ликовала: Яся вернулась с младенцем, чудесным пухленьким мальчиком! Односельчане наперебой старались одарить любимую знахарку, чем могли. Кто принес зыбку, кто – холста на пеленки, кто – вязаные детские одежки, а кто просто так пришел – поглазеть.

Всегда приветливая, Яся теперь резко изменилась. Она хмуро глядела на соседей, через силу выдавливая из себя слова благодарности, к малышу никого не подпускала, опасаясь сглаза. То, что так любила раньше веселая открытая девушка, теперь вызывало у нее отвращение. Она занавесила окна, избегая солнечного света; морщилась от криков петуха и щебета ласточек под стрехой; безжалостно выбрасывала собранные для нее Атеем цветы.

- Худо, ой, худо! – причитал Шустрик, боясь высунуться из-за печки.

- Замолчи сейчас же! – Яся хватала ухват или кочергу и пыталась выудить домового из его убежища.

На мужа молодица все так же не обращала внимания. Отмалчивалась, когда тот пытался вызнать, не больна ли жена? К себе не подпускала, слова доброго не сказала ни разу. Только ребенок ее интересовал, его она кормила, пестовала, улыбалась ему.

Шустрик несколько раз подступался к Атею со странными речами:

- Не жена это твоя, не Яся. Подменили нашу хозяюшку проклятые ведьмы!

- Что ты такое говоришь, дружище? Как могли они подменить Ясю? Смотри: все ее – голос, глаза, улыбка…

- А внутри-то не Яся сидит, а чужая баба.

- Брось говорить ерунду. Вот оправится Яся от родов, от страха и боли – и станет сама собой. Я потерплю, подожду, пока она отогреется душой.

- Не дождешься, приятель. Не знаю, куда они нашу хозяюшку подевали, эти ведьмы проклятые, только я своими ушами слышал, как они говорили об одержании.

- Постой-постой, какое еще одержание?

- Темный ты, Атей, ничего не знаешь, хоть и потомок скитских царей! Если ведогонь из тела уйдет, а в это время чужой дух в него заберется – вот это и есть одержание. Хозяину тела вернуться-то некуда, домик его занят. Вроде и тот же человек, да не тот! Это я хорошо знаю, на собственной шкуре испытал, когда тело Славеня на себе таскал.

- Ты думаешь, ведогонь Яси – в другом месте, а в ее теле  - кто-то еще?

- Ну да, дошло, наконец! Если бы и ведогонь Яси был в теле, было бы еще хуже. Когда такое случается, человек словно с ума сходит.

- Что же нам делать? – у Атея голова шла кругом от речей домового.

- Откуда я знаю – что? Мы со Славенем к магическому кристаллу ходили, чтоб вернуть тело его ведогоню. А тут как быть – ума не приложу.

- Нужно для начала найти ведогонь Яси, - решил Атей. – Вот только как малыша оставить?

Словно почувствовав опасность, мать не покидала ребенка ни на мгновение. Она таскала его за собой даже в отхожее место. Вслушиваясь в странные колыбельные, которые жена пела сыну, Атей все больше убеждался в правоте домового: он привел в дом чужую женщину.

Всю ночь Атей не сомкнул глаз. Он то подходил к зыбке, улыбался спящему младенцу, то склонялся над задремавшей женой.

- Ну, что ты туда-сюда шастаешь? – шипел из-за печки домовой. – Дашь ты спокойно выспаться, наконец?

- Домовой ночью не спать должен, а хозяевам помогать, - огрызался Атей, меряя шагами избу.

- И в чем же тебе помочь: по избе топтаться?

- Не могу я поверить, что не Яся у зыбки  спит. А ну, как мы с тобой ошибаемся?

- Снова – здорово! Ты погляди внимательнее. Если не видишь – огонь вздуй! Когда это у Яси такое злое выражение лица было?

- Ты бы столько горя хлебнул – посмотрел бы я, какая у тебя физиономия стала!

- Уж и горя! Кто ее из дома-то гнал, кто заставлял с чужим мужиком неведомо куда идти? Сама пошла, по доброй воле.

- А дальше, что с ней дальше было? Ох, какой же я дурак: ну почему старух не расспросил, как Яся к ним попала, что с ней приключилось в том сумрачном мире, в той паучьей избушке?

- Как же, рассказали бы они тебе, старые ведьмы!  Там без колдовства не обошлось, я колдовство за версту чую. Супостат-то ее, дядька прохожий, тоже там лежал, на другой кровати.

- Мертвый?

- Кто его знает, я не приглядывался.

Помолчали, вслушиваясь в предутренние крики петухов. Яся во сне заворочалась, нахмурила лоб.

- Ишь ты, петухов не уважает, - подтолкнул Атея в бок Шустрик. – Решай, приятель, что делать будем, не то поздно станет.

С первыми лучами солнца Атея осенило:

- Мы устроим ей проверку, - зашептал он домовому на ухо, для верности выйдя с ним во двор. – Яся – целительница, ей под силу и кровь остановить, и посерьезнее хворь одолеть. Нужно только подождать, когда кто-нибудь к ней за помощью придет.

Словно отозвавшись на мысли Атея, в полдень явилась Зарима. Она рыдала в полный голос, неся на отлете руку с огромными волдырями.

- Атей, позови скорее Ясю: я кипятком обварилась, - плакала девушка.

- Зайди-ка в дом, Зарима, жена там с малышом возится.

Черноокая красавица не заставила повторять приглашение дважды.

- Помоги, Ясенька, больно очень, - протянула руку знахарке, едва переступив порог.

Яся мельком взглянула на волдыри и отвернулась:

- Приложи к ожогу капустный лист, может, полегчает.

- Как, ты не хочешь мне помочь? Это ты из-за того, что дядька тебе наплел? Но ведь ребенок уже родился, теперь ты можешь опять лечить людей.

- Причем тут ребенок? – Яся равнодушно пожала плечами. – Я не хочу никого лечить. Не хочу и не могу. Обходитесь без меня.

- Ну, что я тебе говорил? – зашептал на ухо Атею невидимый Шустрик. – Яся так никогда бы не поступила!

- Постой, постой, - Атей отмахнулся от домового и повернулся к Зариме. – О каком дядьке ты говоришь? Не о том ли, с которым Яся из дома ушла?

- Ну да, о нем. Это он Ясю сманил, все уверял ее, что, если она людей лечить будет, то малышу навредит. Яся, конечно, отказать в помощи никому не могла, вот и ушла из деревни до родов, чтоб уберечь маленького. Ну, ты же помнишь, как все было? – обернулась Зарима к подруге. – Ты же хотела только до рождения ребенка у дядьки того прохожего погостить, а потом домой вернуться.

- Вот оно что, - нахмурился Атей. – Ты считаешь, что твой светлый дар может принести вред сыну? – обратился он к жене.

- Отстань! – дернула та плечом. – Нет у меня никакого дара, ни светлого, ни темного. И вообще, никому я не помогала, и помогать не собираюсь. Мне ребенка нужно кормить, вот уже и молоко прибыло.

В самом деле, на белой сорочке Яси выступило пятно от начавшего сочиться из груди молока. Атей взглянул на это мокрое пятно и обомлел: молоко было черного цвета!  Заметила это и Зарима. Забыв о больной руке, она опрометью выскочила из избы и помчалась восвояси, боясь проронить хоть слово. «Колдунья, колдунья», - стучало у нее в висках.

- Сделай вид, что ничего не заметил! – шептал Атею Шустрик. – Нельзя показать этой твари, что ты все про нее знаешь. Подойди, поцелуй малыша, если ее поцеловать не можешь.

Атей сделал шаг к зыбке, но Яся опередила его. Она выхватила младенца из колыбели и прижала к груди. Малыш вцепился беззубым ртом в сосок и с удовольствием принялся сосать. Черное молоко текло по его подбородку, пузырилось на губах.

- Вороненок, - ласково промурлыкала Яся, целуя крохотную ручку сына.

- Как – Вороненок? Это же – Зорень! – не удержался Атей. – Мы решили назвать сына Зоренем.

- Я передумала, - скривилась Яся. – Он такой черноволосый, такой милый – настоящий Вороненок. Его зовут Вороненком.

Атей без слов опустился на лавку. Может, его сына тоже подменили? Что же теперь делать?

Юноша пошарил по груди, ища поддержки в родовой ладанке, которую никогда не снимал с шеи. Ладанки не было на месте.

- Проклятые колдуньи! – пробормотал Атей, покрываясь холодным потом. – Я доберусь-таки до вас и узнаю, куда вы дели мою жену!

Ночью Атей снова маялся без сна. Луна светила в окошко, наполняя избу неверным тревожным светом. Яся посапывала на лавке, положив одну руку на край зыбки.

- Вот что, Шустрик, завтра я отправлюсь обратно в мир багрового тумана: нужно заставить старух рассказать, куда подевалась моя Ясочка. Ты останешься здесь, присмотришь за этой. Не возражай, больше мне положиться не на кого.

- Попроси Зариму, она – женщина, ей сподручнее за этой присматривать.

- Зарима так испугалась, что теперь за версту наш дом обходит.

- Тогда попроси тетку Ветку, Беляну, наконец, - она Ясина подруга.

- Нет, Шустрик, никого я просить не буду: как бы не спугнуть эту – не знаю, кого. Вдруг она сбежит и сына с собой прихватит? Кроме тебя, никто не справится. Выручай, друг!

- Ну, хорошо, останусь, коли ты так просишь. Только показываться этой на глаза не буду: так спокойнее.

- Вот и хорошо, не показывайся, если не хочешь. Главное – не дать ей ничего заподозрить и дома удержать до моего прихода.

- Только уж ты поторопись, приятель, быстрее возвращайся, не то я с такой хозяйкой с голоду помру.

- Туго будет – к Зариме наведаешься, она для тебя миску щей никогда не пожалеет, да и молочком напоит.

- Вот это ты хорошо придумал, - Шустрик воспрянул духом. – Собирайся спокойно, покараулю эту…

Домовой не договорил и навострил уши:

- Кажется, калитка скрипнула. Ой, добро, добро на пороге!

- Ты что, какое добро?

- Хозяйка вернулась, хозяйку чую! Славень, Поляна – все здесь.

В окошко тихонько постучали.

- Ну, что я тебе говорил? Выйди во двор, предупреди всех о том, что в доме неладно.

Атей осторожно прокрался мимо жены и выскользнул за дверь. У крыльца и впрямь стояли Славень, Поляна и…

Нет, девочка, которую разглядел рядом сними Атей, не была Ясей. Она выглядела совсем еще юной, слегка напуганной и растерянной.

- Где Ясино тело? – Поляна даже поздороваться забыла. – Ты не успел еще предать его земле?

- Ясино тело? С ним все в порядке, оно там, в избе, - Атей махнул рукой в сторону дома. – Значит, вы тоже знаете, что ведогонь Яси покинул свое тело? Я собирался на его поиски, на рассвете.

- Искать не надо, - Поляна улыбнулась по-матерински, а потом совершенно неожиданно для себя подошла к зятю и поцеловала его в губы. – Яся здесь.

Атей залился краской от такой неожиданной ласки Поляны. Сердце его бешено заколотилось. Он почувствовал присутствие жены, хотя не мог понять, где же она.

- Да, дружище, мы нашли ведогонь Яси, а ты – ее тело. Теперь нужно соединить их поскорее, чтобы малыш мог родиться, - Славень похлопал юношу по плечу.

- Малыш уже родился, - растерянно пробормотал Атей. – В теле Яси – чужой ведогонь. Мы с Шустриком поняли это только вчера и не знаем, что теперь делать.

- Если в теле Яси поселился чужой Иви, я смогу выгнать его, ведь я – Вопрошающая Духов! – уверенно заявила девочка.

- Верно, для Оло это  обычное дело – выгонять Иви, - улыбнулась Поляна и прижала девочку к себе. – Ты сможешь сделать это прямо сейчас?

- Нет, к ритуалу нужно приготовиться, ведь выгонять чужого Иви – не такое простое занятие. Для подготовки мне нужен день и ваша помощь.

- Хорошо, завтра в полночь мы вернем Ясю в ее тело, - подытожил Славень. – Сейчас мы пойдем к себе домой, чтобы не спугнуть того, кто захватил тело дочки. Ты, Атей, не показывай виду, что догадался о подмене. Итак, завтра в полночь!

Как ни старались близкие держать все, что произошло с Ясей, в тайне, обойтись без помощи односельчан они не смогли.

- Нужны барабаны, барабанщики и семь девушек, не знавших любви, - перечисляла Оло, загибая пальцы.

Барабаны изготовили быстро: просто натянули на деревянные ведра сухие бычьи пузыри, которые непременно хранились в каждом деревенском доме, закрепив их металлическими обручами. С барабанщиками проблем тоже не было: Славень и Атей быстро усвоили нужный ритм и только ждали команды. Семь девушек…

Да, это непременное условие можно было выполнить, только посвятив в предстоящее действо односельчанок. Поляна взяла на себя деликатную миссию. Она знала всех детей в деревне, поэтому выбрать семь девочек, которым в будущем году только предстояло выйти на свой девичий праздник, было не так уж трудно. Гораздо труднее было объяснить им, что от них требуется, а главное – упросить держать язык за зубами.

Поляне казалось, что со своей задачей она справилась успешно, но юные «сороки» все же не утерпели и по секрету растрезвонили всей деревне о предстоящем ритуале. Вечером к дому Атея и Яси потянулись любопытные. Они располагались на завалинках соседних домов, на лавочках и просто на траве у плетня.

- Что же это такое? – Поляна в отчаянье металась  от одной группы селян к другой. – Зачем вы пришли?

Любопытные пожимали плечами и не двигались с места.

- Раз уж так получилось, постараемся извлечь пользу из непрошеных гостей, - решила Оло. – Пусть они  все встанут вокруг избы и возьмутся за руки.

Ровно в полночь показались девушки с факелами в руках. Они расположились внутри образованного селянами круга и ждали команды Оло. Загрохотали барабаны. Девочка в наряде, изготовленном для нее Поляной, вступила в освещенное пространство и махнула рукой. Факельщицы дружно заголосили на одной ноте.

В окошке избы мелькнуло испуганное лицо Яси. Она увидела людей, горящие факелы и кружащуюся в ритуальном танце Оло. Молодица со спутанными волосами и безумным взором выскочила на крыльцо. К груди она прижимала малыша.

- Ах! – одновременно выдохнули селяне и крепче сжали руки.

Яся наткнулась на факельщиц и отпрянула назад, в тень от избы. Оло подошла к ней вплотную и что-то сказала на непонятном языке. Руки молодицы разжались, ребенок упал бы на землю, не подхвати его Оло. Вопрошающая Духов передала младенца Поляне и вернулась к одержимой. Издав вопль, похожий на крик филина, она принялась кружиться на месте, махать руками и трясти головой. Одержимая дергалась вместе с Оло, покрывалась гусиной кожей и закатывала глаза.

Барабаны сменили ритм, факельщицы заголосили по-другому. Одержимая вдруг упала на землю и задергалась в страшных конвульсиях.

- А-а-а! – завопила Оло в унисон с факельщицами.

Изо рта одержимой показалась пена, а за ней – что-то густое и черное исторглось на траву и расплылось по ней вязкой лужей.

- Скорее воды! – закричала Оло.

У селян волосы встали дыбом, когда невидимый Шустрик поднес заклинательнице ушат с приготовленной заранее, наговоренной водой: они увидели, как посудина сама собой плыла по воздуху!

Оло выплеснула воду на черную жидкость, излившуюся изо рта одержимой, быстро собрала все семь факелов и воткнула их в землю так, что огненное кольцо сомкнулось вокруг лужицы.

- Нужно, чтобы факелы горели до рассвета, тогда чужой Иви не сможет найти себе новое тело и уберется в страну мертвых, - объявила девочка.

Бездыханное тело Яси все еще лежало на земле. Оло распорядилась, чтобы мужчины отнесли его в избу и положили на лавку. Зажгли свечи, много свечей, чей свет не оставил в избе ни одного темного уголка. Смолкли барабаны. Оло подошла к Поляне, которая держала на руках внука.

- Ты уже дала жизнь дочери однажды, теперь верни ведогонь Яси в тело. Тебе это сделать легче, чем кому бы то ни было.

Поляна уложила малыша в зыбку, пристроилась на лавке рядом с телом дочери и прижалась губами к губам Яси. Несколько минут все оставалось по-прежнему. Потом выражение лица Яси неуловимо изменилось, стало добрым и ласковым, ресницы дрогнули, открывая сияющие глаза.

- Наконец-то! – прошептала Яся и приподнялась на лавке.

Ее тут же зацеловали, затормошили родные и друзья. Всем она улыбалась своей обычной милой улыбкой, а глаза искали кого-то.

- Где мой малыш? – наконец не выдержала Яся.

Ей тут же поднесли младенца.

- Маленький мой, любимый мой, сыночек! – мать нежно прижала к себе тельце ребенка и поцеловала его в темные кудряшки.

Малыш взглянул в лицо Яси и зашелся криком.

- Наверное, он хочет есть! – Яся смущенно улыбнулась и попросила всех выйти из избы, чтобы она могла спокойно покормить ребенка.

В груди заломило от прибывшего молока. Малыш поймал губами сосок и зачмокал. По его подбородку скатилась струйка белой жидкости, запузырилась вокруг рта – и вдруг иссякла. Малыш впился в сосок деснами, теребил грудь ручонками, но ни единой капли молока не попало ему больше в рот. Он заголосил обиженно и басовито.

Поляна удивленно взглянула от печки, где грела воду, чтобы обмыть Ясю после кормления ребенка.

- Что-то не так?

- У меня пропало молоко, мама, - растерянно проговорила Яся, прижимая к себе орущее чадо.

- Как это – пропало? Да у тебя грудь вот-вот лопнет от молока, смотри, как налилась.

Яся положила малыша на лавку и надавила на сосок пальцами. Из-под пальцев показалась творожистая масса синевато-белого цвета. Встревоженная Поляна взяла в руки грудь дочери, почувствовав, какая она горячая и твердая, и попробовала сдоить молоко. Тщетно!

Мать и дочь переглянулись и, не сговариваясь, бросились к кринке с коровьим молоком. Оно тоже свернулось!

- В доме – колдун! – прошептала Яся побелевшими губами. – Неужели Атей стал…

Договорить у нее не хватило сил.

- Он бросил свою ладанку в доме Черных вдов, - подхватила Поляна. – Не могу поверить, что его могли заставить принять дар черного колдуна!

- Ой, худо, худо! – заголосил от печки Шустрик. – Позовите Славеня, мне ему кое-что сказать нужно.

Славень уже стоял на пороге, тревожно переводя взгляд с жены на дочь. Шустрик подскочил к другу и быстро-быстро зашептал ему на ухо:

- Атей тут ни при чем, никакой он не колдун, клянусь! Я с ним был все время, ни на минуту не оставлял. Один только раз остался в паучьем доме, не пошел за парнем, когда Яся, ну - та, которая… Тьфу! Когда роды старухи принимали. Они меня не видели, зато я все видел и слышал. Они, проклятые, Ясе живот кровью мазали, и головку малыша – тоже. Говорили, что теперь он точно темным родится. Я-то подумал, что они про цвет его волос говорят, удивлялся еще – разве это важно? Выходит, не о волосах шла речь, хотя они и посоветовали назвать младенца не Зоренем, а Вороненком.

- Вороненком, говоришь? – Славень помрачнел. – Похоже, я понял, что случилось. Папаша мой не угомонился, наследника себе все же сотворил. Ох, Яся, Яся, какое же испытание тебе предстоит: растить черного колдуна, кормить его своей грудью…

- Какое там – кормить! – запричитал домовой. – В доме – ни капли молока, все прокисло, даже у Яси в груди.

- Дело – дрянь, - подытожил Славень. – Светлая мать не сможет выкормить Темного младенца. Он либо умрет от голода, либо Ясе придется тоже стать Темной.

- Мы что-нибудь придумаем, - вмешалась Поляна, не совсем уяснив, о чем шепчутся Славень и Шустрик.

Она взяла кусочек хлеба, пожевала его и, завязав в узелок, сунула в рот орущему младенцу. Тот принялся сосать и на время угомонился.

- Ну-ка, Славень, пошли Зариму за молочком от ее коровы, нашу-то Зорьку я уже подоила, да только молоко все прокисло.

- Это бесполезно, Поляна, - Славень отозвал жену в сени, чтобы не тревожить разговорами дочь. – Мы не сможем поить малыша молоком: любое молоко рядом с ним прокиснет.

- Ты хочешь сказать, что колдун – вот эта кроха?

- Да, милая. Отец сдержал слово, у него теперь есть наследник.

- Нет, только не это! – застонала Поляна, еле держась на ставших вдруг ватными ногах.

- Нам придется смириться с этим. Пока смириться, - поправился Славень. – Я не знаю еще, как помочь внуку, да и возможно ли ему помочь – не знаю. Ясю нужно уберечь. Мать на все пойдет ради своего ребенка. Боюсь, не переродится ли ее светлый дар в темный, когда она узнает, что должна растить черного колдуна? Ей пока ничего не скажем. Ты подлечишь дочери грудь, освободишь ее  от скисшего молока. Младенца будем кормить простоквашей, пока не придумаем, как добиться его просветления.

На том и порешили. Ясе сказали, что все случившееся произошло по вине темной сущности, вселившейся в ее тело и принимавшей участие в рождении ребенка.

Так в деревне появился новый черный колдун.

ГЛАВА 37.

- Спи, усни, детка, в углу ветка от дерева сухого, от пня больного. Я на ветку пошлю неугомон с тебя, детка. Той ветке страдать, а моей деточке отдыхать, - тихо шепчет Яся, укачивая хнычущего младенца.

Она ходит с сыном из угла в угол, касается дыханием его темечка, представляет, будто и ее одолевает дрема. Крошечные пальчики тянутся к ее рту – она целует каждый пальчик.

- Спи-усни, дитятко, баю–баюшки–баю.

Давно уснул за печкой Шустрик, Атей клюет носом у стола, а малыш все никак не хочет угомониться. Но вот, наконец, сон смежил и его веки. Яся осторожно укладывает ребенка в зыбку и устало опускается на лавку.

- Намаялась, родная? – Атей ласково касается волос жены. – Ложись, отдохни, а я покачаю сына, если он проснется.

Ночь осеняет своими крылами молодую семью. Ни Яся, ни Атей не подозревают, сколько бед сулит им грядущий день.

Утром Поляна принесла им дурную весть:

- Неладно в деревне-то, на коров хворь лютая напала: молоко прямо в вымени скисает-створаживается.

- Что, и у Зорьки тоже, мама?

- И у Зорьки, и у Пеструхи. Слышишь, дочка, как коровы ревут?

- Ой, худо, ой, худо! – запричитал-заплакал за печкой домовой.

- Неужто Чужак снова объявился? – обмерла Яся.

- Нет чужих в деревне, то-то и плохо: знать, беда среди своих гнездо свила.

- Ой, худо, худо-то как! – снова взвыл Шустрик.

- Да замолчи ты, наконец, и без тебя тошно! – прицыкнула на домового Поляна. – Лучше посоветовал бы, что делать теперь?

- Коров – в речку загнать, чтобы текучая вода вымя омыла. Текучая вода большую силу имеет, все черное смоет.

- Не держать же коров все время в реке?

- А и не надо, не держите. Угоните стадо подальше в лес, за реку. Текучая вода зло через себя не пустит, по плесам разметает, в омутах  утопит.

- Шустрик дело говорит, - Поляна согласно кивнула. – Пойду к бабам, нужно из беды вместе выбираться.

- Опять на нашу деревню беды навалились, - сетовали селянки, сгоняя ревущих коров к реке. – Знать бы, кто во всем повинен, - на куски разорвали бы!

- Ну, что вы, что вы такое говорите? – успокаивала баб Поляна. – Неужели в каждой хвори кого-то винить теперь будем? Разве раньше скотина не болела?

Уговаривала, а у самой сердце ныло: чуяло, что этим не кончится.

Только-только стихли пересуды, хозяйки приспособились ходить за реку доить своих коров – новая беда нагрянула.  Мало того, что парное молоко непонятным образом прокисало прежде, чем попадало из подойника в кринки, вдруг занедужили все кормящие грудью молодицы. С ними случилось то же, что и  с коровами, то же, что и с Ясей за неделю до этого. Плач голодных младенцев, стоны матерей, терзаемых болью в затвердевших и пышущих жаром грудях, разносились по деревне. Поляна замучилась, бегая из дома в дом и разминая опухшие груди, помогая сцеживать из них горькое молоко. Вечером рухнула на лавку и уронила голову на стол. Славень подсел к жене:

- Худо на деревне?

- Ой, худо, - согласилась Поляна. – Если не придумаем, как остановить эти беды, - еще хуже станет.

- Сами зло растим, сами его пестуем, - тяжело вздохнул кузнец. – Малыш еще несмышленыш совсем, а уже столько гадостей натворил. Что же будет, когда он в ум войдет?

- Я не знаю способа лишить внука черного дара. Тот, что помог в свое время тебе – для младенца не годится.

- Это верно, могилу себе он выкопать не сможет.

- Как там говорилось: « Могила – колыбель жизни, умереть – чтобы родиться вновь»? – припомнила Поляна.

- Это не годится! – снова повторил Славень. – Какая смерть? Разве можно желать смерти собственному внуку? Нужно попробовать силу текучей воды.

- Думаешь, поможет? – с сомнением взглянула на мужа Поляна.

- Не знаю, - пожал тот плечами. – Попробовать в любом случае стоит: слышала, что Шустрик о текучей воде говорил – сила в ней великая.

- К реке младенца нести нельзя, бабки увидят – догадаются.

- Отнесем внучка к священному дубу. Там неподалеку родник есть, ручей в речку истекает.

- Верно, верно! – обрадовалась Поляна. – Бабушка Поветиха всегда из того родника воду брала для своих заговоров.

Как решили – так и сделали. Атей уговорил Ясю отдохнуть, поспать немного. Поляна тем временем достала младенца из зыбки и, сунув ему в рот узелок с нажеванным хлебом, чтоб не кричал, вышла из избы. Полуденное солнце жарко сияло посреди неба, разомлевшие куры копошились в пыли, чистя перья от паразитов. Малыш взглянул на солнце и скривился, готовясь заплакать.

- Тише, тише, деточка, - зашептала ему Поляна, прикрывая лицо младенца редкой холстинкой. – Мама услышит – проснется. Зачем нам будить маму?

Скорым шагом Поляна и Славень направились к дальней околице. На улице было безлюдно, только собаки с высунутыми от  жары языками вяло бродили от плетня к плетню. Завидев прохожих, они как-то странно поджимали хвосты и норовили юркнуть за избу или сруб колодца.

Вот и излучина реки, за ней – холм с огромным дубом на вершине. Могучее дерево привольно раскинуло ветви, увешанные цветными лоскутами, над небольшой деревянной фигурой, изображающей божество. У подножья холма – ухоженный родник в небольшом деревянном срубе. Чистейшая вода переливается через край сруба и бежит говорливым ручейком к недалекой речке. Трава вокруг сочная, в ярких пятнах цветов. Разноцветные бабочки сосут воду из песка у истока ручья. Стрекозы проносятся летучими коромыслами.

Не дойдя до родника шагов сто, Поляна в изнеможении остановилась.

- Не могу дальше идти, к ногам словно жернова мельничные кто привязал. Отдохнем немного?

- Дай-ка сюда внука, я его до родника сам донесу, - Славень понимал, что промедление не поможет: силы оставляли и его.

С младенцем на руках кузнец прошагал еще немного, через силу переставляя ноги и борясь с непреодолимым желанием упасть на землю. До родника было рукой подать, но каким недосягаемым он казался!

Малыш выплюнул изо рта соску и принялся орать, что есть мочи. Он вертелся в пеленках, как уж на сковородке, махал ручонками и норовил вцепиться в глаза деду. Стая черных птиц закружилась над дубом, хриплыми голосами оглашая окрестности.

- Вороны! – мелькнуло в голове Славеня.

В тот же миг вся стая ринулась вниз, хлеща крыльями по голове кузнеца, долбя его крепкими клювами. Поляна ползком попыталась прийти на помощь мужу, но и ей досталось от орущих крылатых бестий.

Малыш явно обрадовался птицам. Он засмеялся впервые в своей жизни и от радости намочил пеленки. Едкая моча потекла Славеню на руки, и тут же кожа его вспучилась волдырями.

- Силен колдун! – скрипнул зубами кузнец, всеми силами пытаясь сделать хотя бы еще один шаг к роднику.

В следующее мгновение кто-то невидимый развернул его спиной к священному дубу и мощно толкнул. Поднявшийся ветер подхватил кузнеца с младенцем, Поляну, стаю воронов и потащил прочь от священного капища.  Вслед им неслись чьи-то завывания, безумный хохот, вопли:

- Он – наш, наш, наш!!!

Славень опомнился только возле дома Яси. Он сидел под плетнем, на коленях мирно посапывал малыш. Поляна, в изорванном сарафане, с растрепавшимися волосами, сидела рядом и смотрела на мужа безумным взглядом.

- Что случилось? – бескровные губы плохо слушались женщину.

- Нам не позволили подойти к роднику, даже священный дуб не помог, - Славень явственно ощутил, как по спине его побежали мурашки. – Яся родила настоящее чудовище – черного колдуна, против которого мы бессильны.

- О, Боги! – взмолилась Поляна. – Не дайте злу угнездиться в нашем малыше!

- Поздно, родная, зло уже здесь: вот оно! – Славень протянул беспечно гукающего малыша жене.

День ото дня жизнь рядом  с маленьким колдуном становилась все  невыносимее. Атей и Яся забыли, когда ели по-человечески. Щи прокисали, как только попадали из горшка в миски. Опара никак не хотела подниматься, отчего хлеб получался похожим на коровьи лепешки. Без конца сами собой открывались двери, ухват и кочерга летали по избе без посторонней помощи, кринки падали на пол и разлетались черепками по углам.

Яся бродила по избе с черными кругами под глазами, вздрагивала от каждого звука, роняла слезы над осколками любимой синей миски. Однажды она шепотом призналась Атею, что боится подходить к зыбке сына.

- У него такой взгляд, такой… Злой – вот какой! – нашла, наконец, нужное слово Яся.

- Ну, что ты, родная, - успокаивал Атей жену. – Разве может быть злым взгляд такого крохи? Ты просто устала, не выспалась. Отдохни, а я пригляжу за Зоренем.

Яся испуганно взглянула на мужа и покосилась туда, где до этого мирно в зыбке спал ее сын. При слове «Зорень» малыш мгновенно проснулся и зашелся криком.

- Тсс, не называй его так, - Яся приложила палец к губам Атея. – Ему не нравится, когда его так зовут.

- Что же, Вороненком его прикажешь звать?

- Нет, это имя еще хуже, чем вообще никакого. Давай пока звать его просто – сынок, малыш, кроха.

- И долго он у нас без имени будет? – недовольно проворчал Атей.

- Сколько нужно, столько и будет, ты только не сердись, потерпи  еще чуть-чуть.

В углу за печкой послышалась возня, взмыл в воздух ухват и принялся атаковать кого-то невидимого.

- Опять ты, Шустрик, бедокуришь? Угомона на тебя нет, - укоризненно покачала головой Яся.

Домовой тут же проявился с ухватом в руке и, в пылу борьбы подлетев к хозяйке, размахнулся своим оружием прямо возле зыбки.

- Ты что, малыша напугаешь! – Яся поспешила схватить младенца на руки. – Шел бы ты тренироваться куда-нибудь, в сени, что ли!

- Какие тренировки, какие тренировки! – завопил домовой истеричным голосом. – Поналезли тут всякие, никак не отмахаюсь.

- Ты это о ком? – не поняла Яся.

- О дружках твоего… - Шустрик чуть, было, не проговорился, вовремя вспомнив, что Ясю не посвящали в особенности ее сына.

- С каких это пор Атея навещают невидимые сущности? – поняла по-своему Яся.

- А! – Шустрик в сердцах махнул рукой и снова стал невидимым.

 Встревоженная, Яся подступилась к мужу:

- Атей, скажи правду, все ли с тобой ладно? У нас в доме твориться такое, что я готова думать о самом страшном. Ты теперь – колдун? – вопрос прозвучал, как пощечина.

- Нет, Яся, обо мне не беспокойся, со мной все в порядке.

- Ты изменился, вернувшись из своего путешествия.

- Ты – тоже.

- Как, ты меня подозреваешь в колдовстве? – у Яси даже дыхание перехватило.

- Ну что ты, Ясочка моя, нет, конечно. Разве может такой светлый человечек, как ты, стать черной колдуньей? Ты ведь не желаешь никому зла?

- Да ты… Да ты…

- Дело вовсе не в нас с тобой, родная. Ты  мне веришь?

- В ком же тогда? – Яся,  во что бы то ни стало, хотела выяснить то, что ее волновало.

Атей раскрыл рот, лихорадочно соображая, какой ответ он даст жене, но тут на пороге появился Славень.

- Мир вашему дому, дети, - пробасил кузнец и протянул руки к внуку. – Как поживает малыш?

- Растет понемногу, - улыбнулась Яся. – Жаль, молочком покормить его не удается, но ничего, он и простоквашу ест с удовольствием.

Славень перекинулся словечком – другим с Атеем, а потом позвал домового.

- Шустрик, покажись, у меня к тебе дело есть.

- Наконец-то и о Шустрике вспомнили, - недовольно пробурчал себе под нос домовой, тем не менее, становясь видимым. – Как здороваться, так не со мной, а как дело – Шустрика ему подавай!

- Ты, приятель, не обижайся, я о тебе не забыл, - улыбнулся Славень, разворачивая принесенную с собой тряпицу. – Вот, Поляна специально для тебя гостинец передала.

- Пирожок! – обрадовался домовой. – С горохом? Мой любимый!

Оправдывая свое имя, он шустро ополовинил принесенное лакомство и смачно зажевал.

- Давненько я такой вкуснятины не едал, у Яси что-то тесто никак не удается в последнее время.

- Не вини хозяюшку, дружище, лучше помоги ей, как настоящий домовой.

- А я что, не настоящий? – обиделся Шустрик. – Я только и делаю, что дом от всякой пакости берегу.

Заметив, что Яся прислушивается к их разговору, Шустрик зажал рот ладошкой и прошептал:

- Пойдем-ка во двор, Славень, там потолкуем на свежем воздухе.

Уселись в тени плетня, прямо на травке

- Я уж сам хотел к тебе идти, - начал домовой взволнованно. – Худо в доме у Яси с Атеем, ой, худо! Темные так и прут во все щели, я отмахиваться от них устал. А вчера у малыша дружок завелся, того никакими силами не выгнать из его зыбки.

- Кто такой?

- Чертенок махонький, вот такой, - домовой раздвинул чуть-чуть  пальцы. – Шустрый, вредный, озорной. Пакостит пока понемногу, но постоянно. Я его в дверь гоню, а он в трубу печную лезет. Я его под лавку, а он – на полку с посудой. Сколько мисок у Яси перебил, сколько крынок!

- С чего ты взял, что чертенок – дружок малыша?

- А как же! Это для Атея с Ясей чертенок не виден, а я-то все его проделки замечаю. Он с малышом забавляется, щекочет его, что-то на ухо нашептывает, не обижается, если кроха его за хвост поймает.

- Так малыш чертенка видит?

- Еще как: колдун ведь! По ночам у его колыбели Темные собираются. Такие рожи, такие рыла – просто жуть! А малыш им улыбается, ручонки к ним тянет. Я ухватом, либо кочергой в уродов запущу – плакать начинает.

- Совсем плохи дела, приятель. Нужно что-то срочно предпринимать.

- А что? Младенца Темные Силы берегут, нам с ними не справиться.

- Я вот что придумал: не попросить ли совета у твоей бабушки, Шустрик? Однажды она уже нам помогла. Может, старушка подскажет, как черного колдуна обезвредить, жизни его не лишая?

- Убить его и так не удастся: забыл, что колдун умереть не может, не передав кому-нибудь свой дар?

- Это ты верно заметил, без наследника ему не обойтись.

- Хорошо, Славень, сегодня же я отправлюсь к бабуле. Думаю, что-нибудь она нам посоветует. Вот только кто будет беречь дом в мое отсутствие?

- Разве тебя долго не будет?

- Путь неблизкий, за три дня не обернусь.

- А за седмицу?

- Ну, не знаю, - Шустрик пожал плечами. – Буду поторапливаться.

- Договорились, дружище. Ты к Поляне зайди, она тебе пирожков на дорогу соберет.

Проводив Шустрика, Славень зашагал к своей кузнице. Сил уже поджидал кузнеца, раздувая горн. Атей подошел чуть позже. Стук-постук – зазвенели молоточки. Бух-бух – вторил им тяжелый молот. В кузнице всегда полно работы, от которой все тяжелые мысли улетучиваются легче пуха с одуванчиков.

В полдень пришла Поляна, принесла работничкам узелок с едой. Славень смотрел в синие глаза жены и вспоминал, как она девчонкой прибегала в кузницу к своему отцу, приносила нехитрую снедь и обжигала его, юного подмастерье, своим жарким взглядом. Хрустя, как и тогда, ядреным огурцом, Славень любовался зрелой красотой Поляны, и заботы отступали куда-то прочь.

Неторопливую трапезу прервала запыхавшаяся Светана.

- Где этот паразит, муженек мой разлюбезный? – женщина в гневе метала взгляды по углам кузницы, словно ее здоровенный мужик мог схорониться за кадкой с водой или за наковальней.

- Почему ты решила, что он здесь? – улыбнулась Поляна.

- С утра ушел, окаянный, сказал – в кузницу, а самого – как черти с квасом съели.

- Мы его не ели, тетка Светана, - попытался отшутиться Сил, но его не поняли.

- Где же он? – Светана встала напротив Поляны и вонзила кулаки себе в бока.

- Откуда мне знать, куда твой муж подевался?

- Но он же сказал – в кузницу!

- Поищи его в другом месте, подруга, - улыбнулась Поляна.

Светана, кипя гневом, помчалась прочь. Она нашла своего муженька на завалинке напротив избы Яси и Атея. Кроме него, еще шестеро бездельников разного возраста сидели тут же, и все тупо пялились на Ясино крыльцо.

Молодая мать вынесла зыбку с младенцем на свежий воздух и, качая ее, тихо напевала колыбельную песенку.

- Ах, вот где твоя кузница находится! – налетела на мужа Светана. – Сидят здесь, пялятся на молодицу, кобели проклятые!

Яся повернула голову посмотреть, что за шум на улице. Досталось и ей:

- Бесстыжая, собрала вокруг себя мужиков и рада-радехонька! Тебе своего мужа мало, что ты чужих приваживаешь?

- Что ты такое говоришь, Светана? – Яся залилась краской до корней волос. – Зачем мне чужие мужья?

- Вот и я говорю – незачем их приваживать. Ты что, ослепла, не видишь, как они на тебя пялятся? Сидят рядком, будто и дел у них нет!

- Что же мне – из избы не выходить? – теперь уже Яся рассердилась. – За своими мужьями сами и смотрите, а мне они даром не нужны. Надо же, придумала: сына на крылечко вынести нельзя!

Светана тем временем схватила мужа за руку и сдернула его с завалинки:

- Пошли домой, бездельник! А вы что, так и будете здесь сидеть? – зашипела она на остальных мужиков. – Вот я сейчас вашим женам-то доложу, где вы, окаянные, прохлаждаетесь!

Мужики словно и не слышали ругани. Взгляды их были задумчивы, как бы обращены внутрь себя. Светана, удивленная безучастностью тех, кого она так ругала, заглянула в эти оловянные глаза и всплеснула руками:

- Батюшки, да, никак, они опять дурмана нанюхались! Где взяли-то, ведь по всей деревне – ни былинки проклятого зелья не осталось?

Светана забыла про мужа и помчалась вдоль улицы, забегая в избы и отчаянно вопя:

- Беда, беда, бабоньки! Опять мужики наши дурман нашли. Бегите к Ясиной избе – там они, паразиты, угнездились, сидят без ума, без памяти.

Яся, затащив зыбку в избу и сунув сыну в рот узелок с хлебом, выскочила на улицу. Сюда уже собирались соседки, подбегали селянки, живущие подальше. Мужики, обретя вдруг прежнюю ясность взоров, затравленно оглядывались по сторонам, не понимая, что они делают здесь в окружении орущих женщин.

- Признавайтесь, кобели проклятые, где дурман взяли, чего нанюхались? – наскакивали на них бабы.

- Не нюхали мы ничего, отвяжитесь, сороки! – отмахивались мужики, бочком пытаясь улизнуть за угол избы.

- Так чего же вы здесь собрались, глаза закативши? – не унималась Светана. – Ясину колыбельную слушать?

Мужики пожимали плечами, искренне не понимая, как оказались они среди дня на этой завалинке. Не понимали они этого и потом, день за днем приходя на насиженное место и впадая в состояние одури, несмотря на крики и тумаки жен. Не понимал этого никто, даже тот, кто являлся причиной столь странного поведения мужиков, - маленький черный колдун.

ГЛАВА 38.

Яся возилась в огороде, радуясь, что сынишка уснул. У нее не часто выдавались такие минуты, когда можно было посвятить себя делу полностью. Тем не менее, она прислушивалась, не раздастся ли из избы плач младенца.

- И куда это Шустрик запропастился? – вполголоса ругалась Яся, воюя с сорняками. – Можно было бы сынишку под его присмотром оставить, на речку сбегать, белье выполоскать, так нет: исчез домовой, словно его и не было. Даже каша нетронутая стоит, а это на Шустрика совсем не похоже.

Яся разогнулась, отерла со лба пот. Тут ее словно стрелой пронзило:

- А вдруг Шустрик нас совсем бросил, других хозяев нашел? Ой, худо, худо без домового в доме!

Тем временем малыш и не думал спать. Радостно тараща глазенки, он наблюдал за своим приятелем, крошечным чертенком. Тот был мастер корчить рожи, выстукивать копытцами веселую дробь по посудной полке, гоняться за мухами. Вот он поймал крупную темно-синюю муху и принес ее малышу. Тот схватил нечаянную игрушку и хотел, было, потянуть ее в рот, но рогатый товарищ щелкнул пальцами над кулачком малыша и… Муха превратилась в горячую ярко-оранжевую искру.

- А-а-а! – заревел, малыш, разжимая обожженную ладошку, но чертенок дунул на нее, и боль тут же прошла.

- Хи-хи-хи-хи! – прыснул озорник и помчался за следующей мухой.

На этот раз он осторожно взял ее за крылышки и поднес к лицу маленького колдуна.

- Ну, делай, как я! – и чертенок  потряс мухой над рукой ребенка.

 Тот попытался, было, схватить муху, но это ему не удалось.

- Щелкай, щелкай пальцами, ну же! – чертенок тряс мухой и уговаривал малыша, словно тот мог понять его.

Удивительнее всего было то, что кроха, в самом деле, понял, а может быть, пальчики его сложились случайно. Щелчок – муха вспыхнула огнем. Такой фокус очень понравился малышу. Он повел взглядом вокруг, увидел муху на матице и щелкнул пальцами. В тот же миг рыжий огонек возник на том месте, где сидела муха, и упал на пол, успев, однако, потерять по дороге почти весь жар. Младенец зашелся счастливым смехом и, по всей видимости, уразумев, какой чудесной забаве научил его чертенок, принялся выискивать взглядом мух и поджигать их щелчком пальцев.

Яся вошла в избу в тот момент, когда от загоревшейся мухи вспыхнула редкая кисея, наполовину закрывающая зыбку.

- Ох! – только и смогла вымолвить перепуганная мать, выхватывая из-под пылающей тряпицы на удивление спокойного малыша.

Яся положила сына на лавку, сорвала с колыбели горящий лоскут и сунула его в лохань с водой, приготовленной для стирки. После этого она вновь подбежала к малышу, прижала его к себе, покрыла поцелуями.

- Дитятко мое милое, беда-то какая стряслась! Нельзя тебя оставлять ни на минутку.

Мать вернула ребенка в люльку и огорченно  покачала головой:

- Сгорела кисея, теперь от мух отбоя не будет. Сколько их налетело, кыш, проклятые!

Яся схватила тряпку и стала выгонять мух в открытую дверь. Малыш следил за ними взглядом, готовясь зареветь оттого, что его лишили только что обретенной забавы.

- Придется поискать подходящий для покрывальца лоскут у мамы, - рассуждала Яся, не замечая недовольства малыша. – А тебя, дорогой, я возьму с собой, тебя без догляда оставлять не буду.

Яся проворно спеленала кроху потуже и побежала с ним к Поляне. Она не обратила внимания на то, что мухи, выгнанные  из избы, разлетелись по всей деревне.

Поляну, как раз собиравшуюся навестить дочь и внука, Яся застала на пороге  ее избы.

- Ой, мамочка, ты уходишь куда-то, - огорчилась она.

- Не куда-то, а к тебе.

- Вот хорошо! А мне как раз не с кем сына оставить, чтобы на речку с бельем сходить. Посидишь с внуком?

- Конечно, посижу, беги по своим делам: я до вечера свободна.

Яся чмокнула мать в щеку и повернула назад. Поляна с внуком на руках возвратилась в избу, положила малыша на лавку, распеленала его.

- Вот так лучше будет, - заулыбалась внуку. – Мама нам крепко ножки – ручки стянула, мы так не любим, правда? Ну-ка, какие у нас пальчики, какой у нас животик?

Женщина любовалась пухленьким розовым тельцем, а малыш, обрадовавшись тому, что может свободно двигать руками, вдруг щелкнул пальцами. Мух в доме Поляны не было, за этим она строго следила, поэтому о последствиях поступка внука и догадываться не могла. Последствия возникли одновременно в разных местах деревни, везде, куда проникли изгнанные Ясей мухи. От щелчка крохи-колдуна мухи разом вспыхнули, поджигая сено в сеновалах, занавески на окнах, солому в хлевах. В одно мгновение пожар занялся в десятке домов. Ветер раздувал пламя, перекидывал искры из одного подворья в другое.

- Пожар! Пожар! – заметались крики в разных концах улиц.

- Горим, горим! – неслись им навстречу другие вопли.

Побежали селяне с ведрами по улицам, заскрипели вороты колодцев. Куры выскакивали из объятых пламенем курятников, норовя забиться  в какой-нибудь угол потемнее.

- Ой, лишенько! – причитали бабы, бессильные что-либо сделать, чтобы потушить приготовленное на зиму сено. – Чем скотину кормить будем?

- А жить-то, жить – где? Остались без крыши над головой осенью!

- Откуда огонь взялся, видел кто-нибудь?

Никто не знал, почему вдруг разгулялся огонь по деревне, ополовинив к вечеру  количество домов. Мало кто не пострадал в пожаре. Дома Поляны и Яси огонь не тронул, пощадил и надворные постройки, и сено, хотя у соседей выгорело все.

- Гляди, как заговоренные, - завидовали бабы и недобро косились на целые и невредимые жилища тех, кого совсем недавно так любили, к кому бежали за помощью со своей бедой.

- Может, это девчонка пожар наколдовала, та, которую Поляна и Славень с собой привели? Она – ведьма, право слово: помните, как она из Яси чужой ведогонь выгоняла?

- Верно, верно, от нее все беды, от этой Оло.

- Нет, бабоньки, девчонка тут ни при чем, ее нынче-то и в деревне не было.

- А где же она была?

- За рекой, с коровами. Она там, в шалаше живет, к избе никак не привыкнет.

- Не привыкнет, ишь ты! Где же она до этого жила, в лесу?

- Говорят, где-то на море. Да ты не косороться, соседка! Девчонка мне и самой не нравится, да только душой кривить не хочу: к пожару она не причастна.

- Значит, Поляна виновата, или – Яся. Они не погорели, а мы все на головешках сидим.

- Точно, Яся это! Видно, не совсем из нее чужой дух вышел.

- Бросьте, бабы, молодицу оговаривать. Забыли, как она домочадцев ваших лечила, себя не жалела? Зачем ей дома соседей жечь?

- Больше некому. Чужих в деревне не видели.

- Яси тоже здесь не было: мы с ней на речку бегали, белье полоскать, - вступилась за подругу Беляна.

- Вот и договорились: пожар полдеревни смел, а поджигателя, вроде бы, и нет, как нет. Прямо и думать что, не знаю. Не иначе, как младенцы огнем баловались, - с горьким смехом подытожила Ветка.

- Скажешь тоже, младенцы! А вот твой пострел, где в это время был? Уж не он ли костер возле сеновала запалил?

- Ты моего мальца не трогай, у тебя свой – не лучше! Где он? Может, в погреб со страху спрятался?

Разгорелось еще одно пламя – ссора между соседками, выгораживающими своих детей. Конец ей положили мужики, подоспевшие с полей совсем не вовремя. Поняв, что за беда обрушилась на деревню, они, молча, растащили готовых вцепиться друг другу в волосы женщин и повели их  к руинам, которые предстояло разгребать и строить на их месте новое жилье.

Атей пришел домой в темноте. До позднего вечера и он, и Славень помогали тушить то тут, то там вспыхивающий огонь. Яся подала мужу воду и полотенце, присела на лавку, наблюдая, как муж умывается.

- Люди винят в пожаре меня, - сообщила услышанное ненароком. – Говорят, что только наш дом, да мамин не сгорел. А огонь-то у нас раньше всех занялся, вот, смотри!

Яся указала рукой на обгорелые остатки кисеи с зыбки младенца.

- Значит, и нас огонь не миновал? – Атей вытер руки и подошел к колыбели. – Сын не обжегся?

- Нет, я вовремя успела! Вот только кисея не уцелела, теперь мухи будут по ребенку ползать.

- Мухи? – Атей увидел пару насекомых на краю люльки и хотел, было, смахнуть их, но…

Малыш осмысленно взглянул на мух и щелкнул пальцами. Обе мухи вспыхнули.

Яся, видевшая все это не хуже мужа, рухнула на лавку. Сердце ее так бешено колотилось, что молодая женщина прижала руку к груди, словно боялась, что оно выпрыгнет наружу.

- Он? – прошептала мать побелевшими губами.

Атей пожал плечами и руками развел.

- Ты знал?

- Догадывался.

- И я, я – тоже. Но как же так? Почему?

- Малыш – наследник своего прадеда.

Темная ночь разметала звезды по небу, словно головешки все еще тлеющего пепелища. В деревне – свои созвездия на месте сгоревших изб. То тут, то там в темноте вспыхнет язык пламени, дразня небесное пожарище, запоздало взвоет дворовый пес, оплакивая несуществующее уже подворье. Люди, оставшись без крова, кутаются в спасенную от огня рванину, жмутся друг к другу, вздыхают тяжко, роняют остатки невыплаканных слез.

Яся тоже не спит. Склонилась над колыбелью, всматривается в мирно посапывающего малыша, роняет соленые капли из глаз на его румяную щечку.

- Родной мой, кровиночка моя ненаглядная, - шепчут губы матери. – Как помочь тебе, как уберечь от зла? Почему именно тебе выпала горькая доля нести проклятие прадеда – его черный дар? Разве это крошечное сердечко – вместилище ненависти к людям? Ты еще так мал, дитятко мое, что не отличаешь добро от зла, ненависть от любви, Свет от Тьмы. Я научу тебя любить, стремиться к Свету, нести людям добро. Ведь мы справимся с этим вместе, правда? Эти крошечные пальчики не станут больше поджигать мух и рассылать с ними огонь по селу. Я обязательно придумаю, как уберечь тебя от зла, придумаю…

Яся мучительно ищет способ переделать судьбу сына, но в голову ничего не приходит. Зато вспоминается, каким она увидела своего деда, старого колдуна, во тьме Хаоса. Там, в родном доме всех Темных, он был сам собой, мерзкой щетинистой тварью на змеевидных ножках с острыми раздвоенными копытцами. Да, там у всех личина соответствует сущности своего хозяина, там никто не прячет своего истинного лица.

- Неужели эти темные кудряшки тоже превратятся в жесткую щетину, а розовые пальчики – в когти или копыта? – простонала Яся, целуя малыша. – Я не должна допустить этого, я не могу позволить сыну сделаться чудищем!

- Ничего у тебя не получится, - невидимый чертенок показал Ясе язык и удобно устроился на подушке рядом с головой младенца. – Кто родился черным колдуном, тот никогда не просветлеет.

Яся потрясла головой, не понимая, откуда в ее уши проник противный тоненький голосок.

- Нужно отдохнуть, а то мерещится всякая ерунда, - молодая женщина еще раз погладила сына по щеке и отошла от зыбки.

 Раздеваясь, она уже не слышала, что нашептывал малышу на ухо чертенок.

Наутро новая беда обрушилась на деревню: во всех колодцах разом исчезла вода. Вместо нее ведра черпали зловонную жижу. Бабы бегали от колодца к колодцу, тщетно ища тот, в котором можно было набрать воды для питья. В конце концов, все собрались возле дома Яси: только в ее колодце была по-прежнему чистая, вкусная вода.

- Ну, что я говорила! – кричала Ветка. – Без колдовства здесь не обошлось. Опять только Яся не пострадала, только у нее в колодце вода осталась, а мы грязь должны хлебать?

- Опомнись, подруга, причем здесь Яся: она что, за ночь все колодцы в деревне вычерпала до дна?

- Никто ничего не черпал, колдовство это, оглохли вы, что ли? Ну-ка, припомните, как родник в топь болотную превратился, когда Чужак в деревне объявился!

- То – Чужак, а то – Яся. Мы ее с детства знаем, как облупленную. Какая она колдунья?

- Колдунья – не колдунья, а червоточинка в ней есть, точно говорю. Кого Чужак в невесты себе выбрал? Ясю! В кого чужой ведогонь вселился? В Ясю! Чей дед колдуном был? Ясин опять же!

Ветка уперла руки в бока и победно взглянула на притихших баб.

- А кто хворых на ноги поднимал? – тихо спросила Беляна, и голос ее повис в воздухе укором.

- Хорошо, вы мне не верите – спросим саму Ясю! – не сдавалась Ветка. – Вот сейчас пойдем к ней и спросим напрямую, кто колодцы в деревне испортил?

Не успела разгневанная баба рот закрыть, а Яся уже на крылечко вышла с ведрами и коромыслом. Улыбнулась солнышку, синему небу, заметила толпящихся у колодца баб.

- О чем толкуете, соседушки? – спросила, подходя к колодцу.

- Хороша ли водица в твоем колодце? – ехидно прошипела Ветка, сверля Ясю глазами.

- Да вроде хорошая, - улыбнулась та в ответ. – А в твоем колодце разве хуже?

- А в моем колодце воды нет! – взорвалась Ветка. – В моем колодце – грязь вонючая, а не вода. И во всех остальных колодцах – тоже!

- Ой, где же мы теперь воду брать будем? – ведра сами собой вывалились из рук оторопевшей Яси.

Бабы переглянулись: предполагаемая колдунья явно не знала, что только в ее колодце осталась вода.

- Ну, что мы тебе говорили? – закричали бабы, замахали на Ветку руками. – Яся тут ни при чем, не она колодцы испортила!

- Колодцы испортила? – Яся еле удержалась на ногах. – Я – колодцы испортила?

- Видим, видим, что не ты. Вот только узнать бы, чьих это рук дело – на месте бы придушили поганца!

У Яси потемнело в глазах от страшной догадки. Стараясь не показать вида, что ей может быть известен виновник новой деревенской беды, она засуетилась, заглянула в колодец.

- Воды много, на всех хватит. Набирайте же, бабоньки, водички!

- А и то верно, давайте набирать, пока и в этом колодце грязь не появилась.

Заскрипел ворот, загромыхала цепь. Оставив свои ведра у колодца, Яся метнулась назад в избу. Атей умывался, собираясь отправиться в кузницу.

- Беда! – Яся остановилась на пороге, держась за косяк, чтобы не упасть: ноги подкашивались.

- Что случилось? – муж повернул к ней мокрое лицо.

- Во всех колодцах вода пропала, кроме нашего. Вместо  воды – грязь вонючая. Бабы лютые – виновника ищут. Ну, как они догадаются? Разорвут мальца на клочья!

- Успокойся, никто не догадывается, что наш сын родился черным колдуном, а вот на нас подумать могут.

- Они и подумали! – Яся устало присела на лавку. – Ветка прямо обвиняла меня в колдовстве.

- А другие?

- Другие – заступились, не поверили ей.

- Не поверили – до поры, до времени. Я думаю, беды в деревне только начинаются, и повинен в них – наш малыш. Нужно срочно что-то предпринять, чтобы не давать ему творить зло.

Последнюю фразу прокравшаяся в сени Ветка уже не слышала. Она опрометью кинулась из избы, подлетела к женщинам у колодца и зашептала, оглядываясь на избу Яси и Атея:

- Бабы, я все узнала! Я вам говорила, а вы не верили. Я своими ушами слышала!

- Да говори ты толком, что узнала-то?

- Я знаю, кто поджег деревню. Я знаю, кто испортил колодцы!

- Кто???

- Это – сын Яси и Атея!

- Опомнись, что ты говоришь? Сын Яси и Атея из люльки еще не вылезал, какой вред может быть от такой крохи?

- Какой вред? Какой вред! – задохнулась от возмущения Ветка. – Да я сама слышала, вот этими ушами, что Атей говорил Ясе.

- Что же он такого говорил?

- Он говорил, что их сын родился черным колдуном, и от него – все беды в деревне. А еще он говорил, что беды эти – только начало, дальше хуже будет.

- Да ты не врешь ли, Ветка? – не поверили женщины.

- Разрази меня гром, если вру!

- Ты, в самом деле, все это слышала своими ушами?

- Вот только – только это и слышала. Да вы сами посудите, припомните, когда на деревне худо было? После того, как Чужак пропал, - все наладилось. А как у Яси сын появился – снова-здорово!

- А ведь Ветка права, - засомневались женщины.

- Не сомневайтесь, бабоньки, колдун на деревне – это Ясин малыш. Ну, не стал бы Атей собственного сына оговаривать, будь это не так!

- Что же делать, бабоньки?

- Сжечь колдуна! – не задумываясь, предложила Ветка.

- Сжечь ребенка? У тебя сердце есть?

- Какой это ребенок – колдун! Ему наших детей не было жалко, когда без крова их оставил, без воды.

- А у меня молоко пропало, - прошептала свою догадку румяная молодица. – Мой малыш день и ночь кричит, сиську просит!

- Вот - что я говорила!

- А коровы, кровы-то наши как маялись, пока их за реку не угнали! С тех пор свежего молока не пробовали, только простоквашу.

- Какая силища у выродка! Это он – в колыбели еще, а как подрастет – что будет?

Бабы гудели разъяренным пчелиным гнездом, злились все больше и больше, пока вдруг до каждой не дошло: только смерть колдуна спасет их семьи от новых несчастий. Позабыв о ведрах с водой, возбужденные женщины разбежались по деревне, неся страшную весть и скликая всех на расправу с черным колдуном. Атей, выйдя из избы и направляясь к родителям жены, чтобы обсудить создавшееся положение, с удивлением посмотрел на брошенные у колодца ведра.

- Куда это бабы подевались? – пробормотал он себе под нос.

Словно каменная, сидела Яся у колыбели сына. Страх, боль, тоска – все притаилось где-то в дальнем уголке ее сознания, уступив место мучительным раздумьям. Как уберечь сына от расправы односельчан? Как уберечь односельчан от козней черного колдуна – этого невинно улыбающегося маме крохотного мальчишечки? Мысли бились в голове, как птицы в клетке, не находя выхода. Однажды у Яси появилось ощущение, что она вот-вот отыщет нужное решение, но тут ее отвлек какой-то шум за окном. Встревоженная мать выглянула на улицу и ахнула: бабы, мужики, даже дети тащили кто охапку хвороста, кто полуобгорелое бревно от сожженной избы и сваливали все это в кучу неподалеку от ее дома.

- Что они делают? – пробормотала Яся, а сердце уже догадалось, уже захолонуло от страха.

Женщина заметалась по избе, лихорадочно собирая в узелок какие-то пеленки. Выхватила из люльки малыша, завернула его в одеяльце, сунула в рот хлебную соску, чтоб не заплакал.

- Бежать, бежать отсюда вместе с сыном! – шептала сухими губами. – Не отдам малыша, не позволю сжечь как колдуна.

На пороге Яся остановилась, пораженная страшной мыслью.

- А если они меня догонят? Растерзают малыша, не помилуют.

Секунду помедлив, мать положила ребенка в лохань и вышла с ней в сени.

- Только бы незаметно выбраться из дома! – стучало в висках.

Тут она спохватилась, метнулась обратно в дом, взяла ладанку мужа, оставленную на лавке после умывания, и надела ее на шею сыну. Невидимый чертенок шарахнулся от талисмана, но все же не выпрыгнул из лохани, куда забрался вслед за своим маленьким дружком.

Выбрав минуту, когда возле дома не было ни одного человека, Яся выскочила во двор и огородами понеслась к реке. Сердце стучало где-то в горле, ноги не чувствовали ни крапивы, ни острых камешков на тропинке.

Вот и река. Яся осторожно спускается к воде, опускает лохань с младенцем на гладкую поверхность отмели и толкает от берега. Слезы застилают ее глаза.

- Плыви, плыви, сыночек, материнская любовь сбережет тебя. Я никогда не увижу тебя больше, кровиночка моя, но ты будешь жить. Боги, храните моего малыша, сделайте то, что не смогла сделать я: освободите его от тяжкой ноши, от черного дара злого колдуна!

Пара воронов срывается с прибрежных ветел и без единого звука опускается на края лохани. Вот они приподняли крылья, то ли пряча малыша от ярких солнечных лучей,то ли ловя ветер пернатым парусом. Малыш таращится на диковинных птиц, улыбается им, тянет к ним из-под одеяльца ручонки. Вот его пальцы наткнулись на ладанку. Малыш скривил, было, губы, чтобы заплакать, но раздумал, схватил новую игрушку и пробует засунуть ее в рот.

- Проклятье! – бесится в Нави старый колдун, потеряв вдруг незримую связь со своим наследником. Он не понимает, почему малыш стал для него недосягаем. Ему и в голову не приходит, что виной тому – ладанка Атея, талисман потомка скитских царей.

Яся долго стоит на берегу реки, провожая взглядом уплывающего от нее сына. Вот лохань скрылась за излучиной. Несчастная мать бредет домой, хоронясь от чужих взглядов.

В избе она уже почти спокойно достает из сундука свою любимую рубашку, берет в руки иголку с ниткой и мастерит большую тряпичную куклу. Вот поделка готова, осталось только завернуть куклу в пеленку сына.

Ввалившиеся в избу односельчане видят хозяйку дома сидящей на лавке и баюкающей своего сына.

- Яся, мы все знаем, - нерешительно лепечет Ветка, вытолкнутая бабами вперед. – Отдай нам младенца, ведь он – черный колдун, от которого в деревне одни беды.

- Что вы хотите сделать с моим сыном? – Яся встает с лавки, прижимая к себе куклу.

- Разве ты не знаешь, что делают с колдунами?

- Вы хотите его сжечь? – еле шепчет бескровными губами Яся.

Ветка пожимает плечами и опускает голову:

- Прости, милая, но у нас нет другого выхода.

Женщины подступают все ближе, тянут к младенцу руки, вот-вот вырвут его у матери.

- Нет! – кричит Яся, изо всех сил прижимая к себе куклу. – Я не отдам его вам, это – мой сын!

- Это – черный колдун, он должен умереть.

- Тогда сожгите и меня вместе с сыном! – Яся гордо вскидывает голову и идет к двери.

Бабы расступаются, жалея Ясю, но не желая миловать воплощение зла у нее на руках.

Яся идет по двору, выходит за калитку. Вот она, куча дров, приготовленная, чтобы лишить жизни ее малыша. Мать поднимается по аккуратно уложенным бревнам, в последний раз скользит взглядом по родной деревне, поднимает лицо к солнышку.

- Ну, что же вы медлите – поджигайте! – обращается она к застывшим вокруг односельчанам.

- Яся, отойди от кострища, тебя мы не хотим жечь. Оставь младенца – и уходи.

- Нет, я не оставлю своего сыночка, - озирается Яся полубезумным взором, а сама крепче прижимает куклу к груди.

Только бы не разоблачили ее обман, только бы не кинулись искать сына!

- Баю-баю! – качает Яся куклу. – Спи, дитятко, ничего не бойся – мама с тобой.

- Яся-а-а! – Поляна бежит вдоль улицы, не видя перед собой ничего, кроме кострища и дочери на нем.

Славень и Атей не отстают от женщины.

- Вы что, ополоумели – односельчан жечь? – Славень расталкивает мужиков и баб, пытаясь привести их в чувство.

- Вот и еще один пожаловал из той же породы, - враждебно отзывается толпа, исподлобья меча взгляды на кузнеца.

Атей – у кострища. Он уже готов взобраться на кучу дров, но взгляд жены останавливает его.

- Поджигай! – еле шевельнулись губы женщины.

- ???

- Поджигай! Так нужно.

Взгляд Яси так властен и пронзителен, что Атей невольно выхватывает из рук ближайшего селянина палку с горящей паклей и сует в кучу хвороста. Сухие прутья моментально вспыхивают, языки пламени взбираются все выше и выше. Вот они добрались до Ясиных ног, взметнулись вверх по подолу и лизнули тряпичную куклу, изображающую младенца.

- А-а-а! – кричит Яся, что есть мочи, чтобы никто не удивился молчанию терзаемого огнем младенца.

- А-а-а! – кричит она уже от боли, потому что огонь не щадит и ее.

Славень торопливо шепчет слова заклинания. Костер разваливается на глазах изумленной толпы, а Яся, уронив в огонь горящую куклу, взмывает вверх.

- Колдуны! – вопят селяне, в страхе разбегаясь, кто куда.

В следующее мгновение Яся уже на земле. С нее срывают горящую одежду, Поляна врачует обожженную кожу дочери.

- Я опоздал? – невидимый Шустрик толкает Славеня в бок. – Что здесь случилось?

- Они сожгли моего внука и едва не лишили жизни дочь, - скрипит зубами Славень.

- Ой, худо, худо-то как! – Шустрик вопит во весь голос, забыв, что его не должны слышать посторонние уши.

Атей склоняется над женой, гладит опаленные огнем волосы.

- Уйди, окаянный! – отталкивает его от дочери Поляна. – Это ты поджег хворост, безумец!

- Мама, мамочка, не гони Атея, - слабо шепчет Яся и ищет рукой руку мужа. – Это я велела ему разжечь костер.

- Ты? – не верит мать. – Зачем ты сделала это? Неужели хотела смерти себе и своему сыну?

- Нет, мамочка, я спасала малыша. Сгорел не он, а тряпичная кукла. Мой сыночек жив, мама.

- Ты не бредишь?

Атей, с души которого свалился тяжкий камень, прижал к губам руку жены и, не таясь, заплакал.

- Я спасла нашего сына, любимый, - лихорадочно шептала Яся, проваливаясь в забытье…

Тем временем река несла малыша и его друзей все дальше и дальше. Стрекозы трещали прозрачными крыльями над странным маленьким челном. Стрижи заглядывали в него, проносясь над водой.

Что ждало впереди маленького изгоя?